просто перекручивал папиросную бумагу у начала картонного мундштука, в
результате чего получалась так называемая "бестабачная пятка".
Задув три косяка, Максим протянул один Никите, вторым вооружился сам
и чиркнул спичкой.
- Хороший, - сказал он, затянувшись два раза, - но все-таки не план
Маршалла. Ближе к тайному плану мирового сионизма, а?
- Я бы не сказал, - отозвался Никита. - Скорее, ленинский план
вооруженного восстания.
- А, - встрепенулся Максим, - вроде того, который он в Разливе
выращивал и морячкам давал?
- Ну. Еще был план ГОЭЛРО.
- ГОЭЛРО? - переспросил Максим. - Который на прошлой неделе курили?
Не очень мне понравился. От него потом желтые круги перед глазами.
- Еще там был ленинский кооперативный план, - бормотал Никита, - план
индустриализации и план построения социализма в отдельно взятой стране.
- А где "там" - там, где ты брал, или у Ленина?
- Да, - сказал Никита.
- А шалаш, - догадался Максим, - так назывался, потому что весь из
шалы был сделан!
- Но плана Маршалла там не было, - заключил Никита.
Планом Маршалла назывался один удивительный сорт с Дальнего Востока,
который в прошлом году проходил на дальней периферии никитиного мира, там,
где уже начинались сложные уголовные расклады и за траву намного охотнее
брали патроны для "Макарова", чем деньги. Плана Маршалла перепало совсем
немного, но он так запомнился, что каждую новую партию неизбежно
сравнивали с ним.
Добив косяк, Никита взял лупу и склонился над листом бумаги, усеянным
зелеными точками.
- Что это ты разглядываешь? - поинтересовался Максим.
- А это конопляные клопы, - сказал Никита.
- Какие конопляные клопы?
- Никогда не видел? - меланхолично спросил Никита. - Ну так посмотри.
Максим переместился поближе к листу бумаги. На нем лежали обломки
сухой конопли примерно одного размера, миллиметра два-три длиной,
состоявшие из черенка листа и миллиметрового отрезка ножки, - поэтому все
они были одинаковой треугольной формы. Максим прикинул, сколько времени у
Никиты должно было уйти, чтобы просеять целую гору травы, собирая эти
кусочки, и с уважением посмотрел на приятеля.
- Так это ж шалашка, - сказал он, - какие это клопы?
- Я тоже так думал, - сказал Никита. - А ты в лупу посмотри.
Максим взял лупу и склонился над листом. Сначала он не заметил ничего
необыкновенного в увеличившихся в несколько раз обломках листьев, но потом
увидел на них странные симметричные полоски и внезапно узнал в этих
полосках прижатые к брюшку лапки. И сразу же, как это бывает с ребусами,
где нужно выделить осмысленный рисунок в хаотическом переплетении линий,
произошла удивительная трансформация - весь лист, который только что был
покрыт конопляным сором, оказался усеянным небольшими плоскими насекомыми
буро-зеленого цвета с длинной продолговатой головкой (ее Максим принимал
за обломок ножки листа), треугольным жестким тельцем (у клопов остались,
видимо, рудиментарные крылья - можно было даже различить разделяющую их
тоненькую линию) и лапками, которые были поджаты к телу и сливались с ним.
- Они дохлые, - спросил Максим, - или спят?
- Нет, - ответил Никита. - Это они притворяются. А если на них долго
не смотреть, то они ползать начинают.
- Никогда бы не подумал, - пробормотал Максим. - Во, один шевелится.
И давно ты их заметил?
- Вчера, - сказал Никита.
- Сам?
- Не, - сказал Никита. - Показали. Я тоже не знал.
- А много их в траве?
- Очень, - сказал Никита. - Считай, в каждом корабле штук двадцать.
Это как минимум.
- А почему ж мы их раньше не замечали? - спросил Максим.
- Так они же очень хитрые. И планом прикидываются. Но зато такая
примета есть - за день до того, как менты придут, клопы бегут с корабля -
ну, короче, как крысы. Поэтому умные люди как делают - берут коробок
травы, кладут его на шкаф, а сверху накрывают трехлитровой банкой. И если
клопы выползают и забираются на стены банки, умные люди сразу собирают всю
траву и везут на другой флэт.
- Так что, - сказал Максим, - выходит, они в каждом косяке есть?
- Практически да. Замечал - бывает, когда куришь, что-то трещит? И
запах меняется?
- Так это же семена, - сказал Максим.
- Вот, - сказал Никита, - я тоже так думал раньше. А вчера специально
косяк забил одними семенами - ничего подобного.
- Так что, это...
- Да, - сказал Никита. - Они.
Косяк в руке Максима щелкнул и выпустил тонкую и длинную струю дыма,
словно в нем произошло извержение микроскопического вулкана. Максим
испуганно поглядел на папиросу и перевел взгляд на Никиту.
- Во, - сказал Никита. - Понял?
- Так это ж на каждом косяке бывает раза по три, - побледнев, сказал
Максим.
- О чем я и говорю.
Максим замолчал и задумался. Никита сел на пол и стал надевать кеды.
- Ты чего это? - спросил Максим.
- Стремак, - объяснил Никита. - Надо погулять пойти. У тебя часы
есть?
- Нету.
- Тогда включи радио. Там объявят. В три часа надо на рынке быть.
Максим протянул руку к старому "ВЭФу" и щелкнул ручкой. Передавали
новости.
- Выступая на сессии Организации Объединенных Наций, - заговорил
ксилофонический женский голос, - король Иордании Хусейн отметил, что
американский план ближневосточного урегулирования представляется ему
малоэффективным. Он заявил, что у арабских народов имеется свой план, о
котором необходимо шире информировать международную общественность. А
теперь несколько слов о событиях внутри страны. Из Кузбасса сообщают - на
Новокраматорском металлургическом комбинате задута седьмая домна с начала
пятилетки. Поясним радиослушателям, что в ранее принятой терминологии одна
домна составляет десять стаканов, или сто кораблей, или тысячу косяков.
Таким образом, семь ты...
Никита нагнулся над приемником и выключил его.
- Не дождемся, - сказал он. - Лучше на улице спросим.
- Тысяча косяков, - мечтательно повторил Максим и выпучил глаза. -
Эй, ты слышал, что сейчас передали?
- Да, - отозвался Никита. - А что?
- И тебя ничего не удивило?
- Нет.
- Ну ты даешь, - засмеялся Максим. - Совсем скурился чувак. Ты
правда, что ли, ничего не заметил?
- А что я должен был заметить?
- Про пятилетку. Ведь пятилеток нет больше.
- Пятилеток нет, - сказал Никита. - Но пятилетний план остался. Его
же на пять лет вперед сушили.
- А-а! - понял Максим.
- Пойдем быстрее, - сказал Никита, выглянув в окно, - пока во дворе
пусто. Еще косяк возьмем?
- Не вопрос, - сказал Максим и сунул папиросу в карман.
Никита задержался у двери.
- Стой, - сказал он, с сомнением глядя на Максима, - так не пойдет.
- Чего не пойдет?
- Вид у тебя стремный, вот чего. Переверни пилотку.
Максим послушно снял пилотку и нацепил ее желтой кисточкой вперед.
Никита остался доволен и открыл дверь.
На улице дул ветер и было прохладно. Недавно прошел дождь, но асфальт
уже успел высохнуть. Максим с Никитой вышли на дорогу и двинулись в гору,
по направлению к блестящим воротам, образованным трубой теплоцентрали,
которая выгибалась над дорогой в форме буквы "П".
- Слушай, - сказал Никита, - туда не пойдем.
- А чего?
- Вон, видишь, - сказал Никита, указывая на арку. - Что это за пэ
такое?
Максим поглядел вперед.
- Брось, - сказал он, - это у тебя думка начинается. Идем.
Но после никитиных слов проходить под буквой "П" было довольно
страшно, и Максим с Никитой перелезли через трубу в нескольких метрах
справа от арки, промочив штаны в сырой траве и вымазав ноги в грязи.
Никита внимательно посмотрел Максиму на ноги.
- Чего это ты в сапогах ходишь? - спросил он. - Жарко ведь.
- В образ вхожу, - ответил Максим.
- В какой?
- Гаева. Мы "Вишневый сад" ставим.
- Ну и как, вошел?
- Почти. Только не все еще с кульминацией ясно. Я ее до конца пока не
увидел.
- А что это? - спросил Никита.
- Ну, кульминация - это такая точка, которая высвечивает всю роль.
Для Гаева, например, это то место, когда он говорит, что ему службу в
банке нашли. В это время все вокруг стоят с тяпками в руках, а Гаев их
медленно оглядывает и говорит: "Буду в банке". И тут ему сзади на голову
надевают аквариум, и он роняет бамбуковый меч.
- Почему бамбуковый меч?
- Потому что он на бильярде играет, - пояснил Максим.
- А аквариум зачем? - спросил Никита.
- Ну как, - ответил Максим. - Постмодернизм. Де Кирико. Хочешь, сам
приходи, посмотри.
- Не, не пойду, - сказал Никита. - У вас в подвале сургучом воняет. А
постмодернизм я не люблю. Искусство советских вахтеров.
- Почему?
- А им на посту скучно было просто так сидеть. Вот они постмодернизм
и придумали. Ты в само слово вслушайся.
- Никита, - сказал Максим, - не базарь. Сам, что ли, вахтером не
работал?
Слева между холмами мелькнуло море, но дорога сразу же повернула
вправо, и море исчезло. Впереди никого не было. Максим полез в карман,
вынул оттуда косяк и закурил.
- Ну, работал, - сказал Никита, принимая дымящуюся папиросу, - только
я чужого никогда не портил. А ты, даже когда в подвале этом еще не
прижился, уже был паразит. Вот я тебя картину просил на три корабля
обменять, помнишь?
- Какую? - фальшиво спросил Максим.
- А то не помнишь. "Смерть от подводного ружья в саду золотых масок",
- ответил Никита. - А ты что сделал? Вырезал в центре треугольник и
написал "хуй".
- Отец, - с холодным достоинством ответил Максим, - чего это ты пургу
метешь, а? Мы ведь это проехали давно. Я тогда был художник-концептуалист,
а это был хэппенинг.
Никита глубоко вдохнул дым и закашлялся.
- Говно ты, - сказал он, отдышавшись, - а не художник-концептуалист.
Ты просто ничего больше делать не умеешь, кроме как треугольники вырезать
и писать "хуй", вот всякие названия и придумываешь. И на "Вишневом саде"
вы тоже треугольник вырезали и "хуй" написали, а никакой это не спектакль.
И вообще, во всем этом постмодернизме ничего нет, кроме хуев и
треугольников.
- Художника-концептуалиста я в себе давно убил, - примирительно
сказал Максим.
- А я-то думаю, чего это у тебя изо рта так воняет?
Максим остановился и открыл было рот, но вспомнил, что хотел одолжить
у Никиты плана, и сдержался. Никита всегда так себя вел, когда чувствовал,
что у него скоро попросят травы.
- Ты, Никита, прямо как участковый стал, - мягко сказал Максим. - Тот
тоже жизнь объяснял. Ты, говорил, Максим, на производство идти не хочешь,
вот всякую ерунду и придумываешь.
- Правильно объяснял. Ты от этого участкового отличаешься только тем,
что когда он одевает сапоги, он не знает, что это эстетическое
высказывание.
- А сам ты кто? - не выдержал Максим. - Может, скажешь, не
постмодернист? Такое же говно в точности.
Но Никита уже успокоился, и его глаза подернулись прежней вялой
меланхолией.
- А эта картина хорошая была, - сказал Максим. - "Смерть от
подводного ружья". Она у тебя какого периода? Астраханского?
- Нет, - ответил Никита. - Киргизского.
- Да я же помню, - сказал Максим. - Астраханского.
- Нет, - сказал Никита. - Астраханского - это "Пленные негуманоиды в
штабе Киевского военного округа". У меня тогда был длинный киргизский
период, потом короткий астраханский, а потом опять киргизский. Чего
Горбачеву никогда не прощу, это что Среднюю Азию потеряли. Такую страну
развалил.
- Думаешь, он хотел? - спросил Максим, стараясь увести беседу как
можно дальше от опасной темы. - У него просто не было четкого плана
действий.
Никита не поддержал разговора. Шоссе, по которому они шли, уводило
все дальше от моря; вокруг были только голые холмы, и Максим подумал, что
если опять начнется дождь, спрятаться будет некуда. Он начал замерзать.
- Пошли обратно, что ли, - сказал он. - Эй, пяточку оставь!
Никита затянулся последний раз и отдал Максиму окурок.
- Зачем обратно, - сказал он, - сейчас повернем. Тут напрямик можно
выйти.
От шоссе отходила узкая асфальтовая дорога. Вдоль нее стоял длинный
деревянный забор, за которым возвышались недостроенный санаторий и пара
подъемных кранов. Максим с тревогой подумал, что на дороге могут
встретиться собаки, но когда Никита свернул с шоссе, молча пошел следом.
Вдруг в голову ему пришла неприятная мысль.
- Слушай, Никита, - сказал он, - а чего это мы про банку говорили?
- Это ты про "Вишневый сад" рассказывал.
- Нет, - сказал Максим, - раньше. Про конопляных клопов.
- А. Это коробок травы банкой накрывают и смотрят - если клопы
выползут, значит шухер.
Папироса в руке у Максима издала треск и выпустила длинную и тонкую
струю дыма, похожую на ракетный выхлоп. Максим вздрогнул.
- Так, - сказал он, - а мы почему из дома вышли?
- Стремно стало, - сказал Никита. - Я подумал, а вдруг менты придут?
- Понятно, - сказал Максим и оглянулся. - А ну пошли быстрее.
Он стал таким бледным, что Никита, поглядев на него, испугался и
прибавил шагу.
- Куда спешить? - спросил он.
- Ты что, не понял ничего? - сказал Максим. - Нас сейчас брать будут.
Тут дошло и до Никиты. Он прибавил шагу, оглянулся и увидел на шоссе
тормозящий у развилки желтый джип с голубой полосой вдоль борта - к
сожалению, эти цвета сейчас не имели к независимой Украине никакого
отношения.
- Стой, - сказал Никита и поглядел на Максима безумными глазами, - мы
так не уйдем. Они на машине.
- А что ты предлагаешь?
- Давай ляжем у обочины и притворимся мертвыми. Они тогда мимо
проедут и сделают вид, что нас не видят. На фига им лишнее дело заводить?
- Совсем рехнулся, - сказал Максим. - Надо спрятаться.
- А где здесь спрячешься?
- На свалке, - сказал Максим.
Слева от дороги начиналась огромная свалка. Точнее, это была не
совсем свалка, а загаженная до невозможности площадка, на которой устроили
склад стройматериалов - плит разных размеров и формы, бетонных кубов и
труб, но мусора на ней было гораздо больше. Максим оглянулся и увидел, что
милицейский джип свернул с шоссе на дорогу, по которой они с Никитой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг