Так иногда блестит бронза кинжала в складках воздушного пеплоса.
В ответ - молчание. Падение капель. Ровный шум Реки.
- В Семье - разлад, Старший.
- Знаю.
- И знаешь, кто виноват?
- Знаю. Каждый винит другого.
- Это суесловие, Старший. Ты не хуже меня понимаешь, что во всем
виновен Младший.
- Твой Супруг, Сестра. И мой брат. Кстати, и твой тоже.
- Да, мой Супруг. Мой Супруг - но он виноват! Он и его сын от
смертной, который родится сегодня!
- В чем же может быть виновен еще не рожденный ребенок?
- Во многом! В наших раздорах! Мой Супруг и раньше был не в ладах со
Средним - теперь же они просто видеть друг друга не могут! А я не люблю,
когда в Семье возникают серьезные ссоры... Ты знаешь, к чему это может
привести?
- Знаю, Гера.
- Я пыталась примирить их...
В ответ - саркастический смешок.
- Я пыталась примирить их - и едва сама не попала в немилость!
- Неудивительно. Таков жребий миротворцев - особенно женщин.
- Не смейся, Аид! И не думай, что в случае чего тебе удастся
отсидеться здесь!
- Я так не думаю.
- И правильно! Потому что это еще не все. Племянничек наш...
- Который? У нас с тобой их несчитано-немеряно.
- Не притворяйся! Тот, который - что ни ночь! - у тебя обретается!
Душеводитель твой!
- Лукавый, что ли? Гермий?
- Он, Майино отродье... Пустышка! Ворюга несчастный! Ухитрился
разгневать не только Среднего, но и моего Арея. Сам знаешь, Арею только
повод дай... я уж говорю ему: "Сынок, не связывайся ты с Пустышкой!" - а
он вне себя. Поймаю Лукавого, говорит, и...
- Пусть сперва поймает.
- А если все-таки? Лукавый у тебя в любимчиках - вот и скажи ему,
чтоб не совал свой длинный нос куда не надо! Арей ведь шутить не любит.
Вернее, не умеет.
- Зато Лукавый умеет. Стащил у меня мой шлем - и поминай как звали.
- Какой это шлем? Тот самый, что ли? Который тебе Киклопы ковали?!
- Тот самый.
- Этого только не хватало! И так в Семье невесть что творится! Ты
отмалчиваешься, Младший со Средним друг на друга рычат, Арей в драку
лезет, Гермий совсем от рук отбился - и все из-за еще не рожденного
ребенка! Тоже мне - Мусорщик-Одиночка, равный богам... А что будет, когда
он родится?!
- А по-моему, Сестра, ты просто ревнуешь. Как обычно. Как сто раз до
того. Ревнуешь к смертной женщине, которую Младший в очередной раз
предпочел тебе. И - опять же, как обычно - собираешься выместить злость на
ней и ее сыне. То ты бедную Ио гоняешь по всему свету, то Эгину мучишь,
теперь вот Алкмена... Пора бы успокоиться, Сестра.
- Я? Я - ревную к смертной?! Пройдет лишь миг - для нас - и тело ее
станет прахом, а тень попадет к тебе. Для меня она - уже прах! Как я могу
ревновать к праху? Меня беспокоят в первую очередь разногласия в Семье,
потом мне не нравится сама идея Мусорщика-Одиночки... И наконец - мой
Супруг собирается сына этой... этой женщины в конце его жизни возвести на
Олимп, сделав равным нам! Ты представляешь, Аид?! Я ночь не спала, когда
Зевс заявил об этом!
- Это невозможно, Сестра. Или он изначально равен нам - и тогда
намерения Младшего не имеют смысла; или он не равен нам - и не будет
равным, что бы ни думал Младший по этому поводу!
- Значит, Старший, ты с нами?
- Я? Неужели Средний не рассказал тебе о нашем с ним разговоре?
- Средний сказал, что ты с нами.
- Значит, он соврал. Я сказал, что я сам по себе. И пока не
вмешиваюсь. Пока.
- Вот и не вмешивайся! Во всяком случае, царствовать над всеми
Персеидами этот Мусорщик-Одиночка не будет - об этом я уже позаботилась!
Та, которую называли Сестрой, неожиданно умолкла. Когда она
заговорила снова, в голосе ее уже не было ни злобы, ни ярости, ни даже
властности - была усталость и просьба, почти мольба.
- Ты знаешь, Старший, мой Супруг в последнее время очень изменился.
Вот уже девять месяцев он не делит ложе ни с кем. Женщины перестали
интересовать его - и это пугает меня. Он стал раздражителен, порой мрачен
и еще более вспыльчив, чем прежде. Я не знаю причин - и боюсь узнать их.
Так что прошу тебя, Старший - оставайся в стороне, как и обещал. И еще
прошу тебя - угомони Лукавого.
- Хорошо, Сестра. Угомоню... если найду.
- Ну, мне пора...
- Да, иди. У каждого из нас - свой путь. Тебе - идти, мне -
оставаться... Только смотри, не оступись.
- Ой!
- Ну вот, я же предупреждал! Это так просто - оступиться, особенно
если дорога плохо видна...
...Когда легкие шаги и шорох осыпающихся камешков затихли в
отдалении, а багровый мрак заметно поредел, тот, кого называли Старшим,
повернулся и безошибочно ткнул пальцем в одну из ниш на бугристом теле
утеса.
- Лукавый?
Ответа не последовало.
- Ты что, решил от меня спрятаться? Снимай шлем и лети сюда. А то
Кербера кликну, пусть погоняет тебя, дурака...
В нише что-то шевельнулось - и в сумраке слабо проступило лицо, а
затем - чуть светящиеся очертания стройной фигуры Лукавого (проявившейся
несколько позже лица) и некий громоздкий предмет в его правой руке.
По-видимому, это и был пресловутый шлем.
- Великоват он мне, дядя, - пожаловался Лукавый. - Все время на нос
сползает.
- А ты б не хватал без спроса - глядишь, и не сползал бы. Ладно, шлем
пока оставь у себя. Тебе он нужнее - попадешься Арею в лапы, он с тебя три
шкуры спустит.
Лукавый презрительно хмыкнул.
- Спасибо, дядя, - чуть погодя добавил он.
- Пожалуйста. Все слышал?
- Ни единого слова. И вообще, я только что пришел.
- И что думаешь?
- Думаю? Я? Ну ты шутник, дядя...
- А чего не думаешь?
- О мачехе, что ли? Ревнует. Но и беспокоится. Только не о том, о чем
надо. Я меж людей толкусь чаще вас всех - потому и замечаю то, чего вы не
видите.
- Что именно?
- Человеческие жертвоприношения. Снова. Там, где их приносили раньше
- их приносят чаще. Там, где о них стали забывать - вспомнили опять. И
даже там, где их не было никогда... А ведь ты знаешь, дядя, кому они идут,
даже если их приносят нам с тобой, - Лукавый ткнул пальцем себе под ноги.
- Знаю. Даже если их приносят нам с тобой, даже если их приносят
Громовержцу - они идут вниз. В Тартар. И кормят Павших.
- Вот именно. Так что прикрикни на Кербера, дядя, - сторожит плохо,
все блох гоняет! И Харону скажи - пусть челн лучше проверяет... проглядит
тень-беглянку!
- Ты пугаешь меня, Гермий. А я не из пугливых... но из осторожных. И
очень надеюсь на ребенка, который должен родиться сегодня. Если Младший не
ошибся...
- Папа не слишком умен. Но при этом он редко ошибается.
- Допустим. А ты все равно приглядывай за отцом - на Афину я не
очень-то рассчитываю. Сам говоришь - не слишком, мол, умен...
- Пригляжу, дядя.
- Только смотри - не попадайся.
- Я? - расхохотался Лукавый. - Чтобы я - и попался? Скорее ты умрешь,
дядя!..
Мрак еще долго потом хохотал на два голоса.
ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
1
"Тафос - и тот было легче взять", - беспомощно подумал Амфитрион,
когда целая армия мамок, нянек, повивальных бабок и всяких-разных женщин
под предводительством раскрасневшейся Навсикаи в очередной раз изгнала его
из гинекея, перехватив еще на подступах к заветной двери.
Он спустился во двор и стал ходить кругами, как лев по пещере,
стараясь не обращать внимания на многоголосый шум, доносившийся из-за
забора с улицы. Это оказалось трудно - едва ли не труднее, чем думать о
том, что в гинекее кричит в муках рожающая Алкмена, кричит уже чуть ли не
полдня, и ты ничем не можешь ей помочь, будь ты хоть трижды герой.
- Это Илифии! - послышался с улицы чей-то пронзительный визг. -
Илифии-родильницы! Это все они!..
- Что - они? - пробилось сразу несколько голосов.
- А то, что родить не дают! По приказу Геры! У порога сидят и рожи
корчат...
"Я т-тебе сейчас скорчу!" - зло подумал Амфитрион, выдергивая засов и
рывком распахивая створки ворот.
Толпа зевак при виде его попятилась, а какая-то бойкая
старушонка-карлица, похожая на ласку, проскочила под рукой Амфитриона и
мигом оказалась во дворе.
Амфитрион повернулся было к ней, но старушонка вместо того, чтобы
удирать, сама подбежала к Амфитриону и вцепилась ему в запястье.
- Галинтиада я! - заблажила она, плюясь и уморительно кривляясь. -
Галинтиада, дочь Пройта! Гнать их надо, гнать Илифий, господин мой! Гнать!
Прочь! Я Галинтиада, дочь Пройта, я умная, все знаю...
И забегала, заскакала по двору, истерически визжа:
- А-а-а-а! Сын у Алкмены родился по воле великого Зевса! Сын
богоравный, могучий, герой, Истребитель Чудовищ! Кукиш Илифиям, кукиш,
забыли их, жертв не приносят! - хладны стоят алтари, покарал Громовержец
злосчастных! А-а-а! Правду сказала дочь Пройта, что служит Трехтелой
Гекате! [Геката - ночная богиня, покровительница волшебства и призраков,
но в то же время подательница земных благ, помогающая при деторождении; ее
атрибуты - собаки, змеи, ключи и кинжалы] Правду! Правду! Правду!..
Амфитрион тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения - и шагнул
к карлице с твердым намерением выставить ее на улицу. Меньше всего он
хотел видеть сейчас служительницу Гекаты, пусть даже безобидную с виду и
полубезумную.
Но когда он приблизился к задыхающейся Галинтиаде - дверь в гинекей
отворилась, и на пороге возникла сияющая Навсикая. В пухлых руках ее был
небольшой сверток, заботливо прикрытый женой Креонта от сквозняка.
Сверток негромко квакал.
Амфитрион забыл про толпу, про визгливую Галинтиаду, дочь Пройта, про
все на свете - он видел сейчас только этот сверток, и начнись сейчас
потоп, Амфитрион бы его не заметил.
- Сын? - одними губами выдохнул он.
- А то кто же? - рассмеялась Навсикая, удобно пристраивая сверток на
сгибе локтя. - Не то что я - одних девчонок рожаю... Гляди, герой - какой
мальчишка! Всем на зависть!
Амфитрион приблизился к Навсикае и робко заглянул под откинутые
пеленки. На него смотрело морщинистое красное личико, пускающее пузыри из
беззубого рта - самое красивое, самое замечательное из всех лиц
человеческих.
Протянув руку, Амфитрион слабо коснулся щеки младенца.
- Я назову тебя Алкидом, малыш, - неслышно прошептал он. - В честь
Алкея, моего отца, а твоего деда. Алкид - значит Сильный... Хорошее имя.
Чьим бы сыном они не считали тебя, а имя тебе дам я! У тебя был хороший
дед; и, надеюсь, у тебя будет хороший отец - даже если ты станешь звать
отцом Громовержца... Ты будешь сильным, маленький Алкид, а пока что я
побуду сильным за тебя. Договорились?
Ребенок скривился и заквакал значительно громче.
- Напугали детоньку, напугали бедную, - принялась успокаивать
новорожденного Навсикая, укачивая его на руках. - А ты, герой, кончай
бормотать и... и не рвись, куда не следует! Рано тебе еще на женскую
половину, не до тебя там! Иди, иди, займись чем-нибудь, распорядись насчет
пира, подарки раздай...
- Мальчик! - вдруг завопила Галинтиада, бегом устремляясь к
незапертым воротам. - Сын! Сын у Алкмены родился, герой богоравный, герой,
Истребитель Чудовищ! Сын! Кукиш Илифиям, кукиш!.. забыли их, Гериных
дщерей...
Ее щуплое тельце ужом проскользнуло в щель между створками - и спустя
мгновение зеваки за воротами загалдели в десять раз сильнее, чем прежде.
- Погоди! - опомнившийся Амфитрион кинулся к воротам, выскочил на
улицу, огляделся и увидел Галинтиаду, дочь Пройта, во все лопатки
улепетывающую прочь от дома.
- Погоди, Галинтиада! Да стой же!..
Старушонка обернулась на бегу - и Амфитрион рванул с шеи золотой диск
с изображением Гелиоса на колеснице.
Цепь, не выдержав, лопнула, два звена упали в пыль, но Амфитрион не
нагнулся за ними.
- Лови, дочь Пройта! Спасибо тебе!..
Уверенным движением дискобола Амфитрион послал украшение в воздух,
диск со свистом описал пологую дугу, и толпа зевак разразилась
приветственными криками, когда карлица ловко извернулась и, подпрыгнув,
поймала дорогой подарок на лету.
Потом старушонка вновь кинулась бежать, и если бы Амфитрион видел
выражение хищной радости, исказившее ее мордочку, то он бы, возможно,
крепко задумался - но он ничего не видел.
Он попросту вернулся во двор, запер за собой ворота, пятерней
взлохматил свои и без того непослушные волосы - и принялся вновь бесцельно
слоняться по двору, но на этот раз улыбаясь и напевая себе под нос.
...А Галинтиада, дочь никому не известного Пройта, все бежала и
бежала, прижимая дареный диск к дряблой обнажившейся груди, у самой Кадмеи
круто свернув на северо-запад, к окраине Фив, пока не добежала до одинокой
развалюхи, чьи полусгнившие деревянные опоры были густо затянуты зеленым
плющом.
Старушонка вбежала внутрь, откинув с пола циновку, с натугой
приподняла обнаружившуюся под ней крышку люка - и принялась спускаться в
открывшийся черный провал по приставной лестнице, которая угрожающе
скрипела даже под ее легким телом.
- Свершилось? - нетерпеливо спросили снизу, из темноты.
- Да, - коротко отозвалась Галинтиада и резко, тоном приказа, так не
похожим на ее предыдущую манеру речи, добавила:
- Начинайте! У нас мало времени...
Ударил кремень, полетели искры, через некоторое время в углу
загорелся небольшой очаг, огонь его с трудом раздвинул мрак в стороны,
высветив земляные стены, огромный камень, кое-как обтесанный в
традиционной форме жертвенника - и двух людей у этого камня.
Один из них спешно разворачивал какой-то сверток, очень похожий на
тот, который держала радостная Навсикая.
- Скорее! - бросила ему спустившаяся Галинтиада.
Человек молча кивнул, и вскоре на алтаре лежал голенький ребенок -
девочка, живая, но не издававшая ни звука, будто опоенная сонным настоем.
Галинтиада склонилась над ней и ласково улыбнулась улыбкой матери,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг