- Пусть уйдут эти.
Человек пропел на языке Памяти: "Возвращайтесь к Наране". Чудовища
качнулись, исчезли в лунной тени; мерно, глухо вздрагивала земля. Человек
улыбается как ни в чем не бывало. Когда он повернулся к свету, Колька
узнал его - один из тех, кто сопровождал старого Хранителя Памяти. Жук на
его груди казался черным.
Они вместе вошли в лечилище.
Розовый, очень живой Рафаил сидел на боковой скамье и громко смеялся.
Увидев людей, он дрыгнул ногой и заржал с тупой жеребячьей радостью,
рассыпая бахуш из кулечка: "у-а-ах-ха-ха-ха!"
- Что это?! - воскликнул Колька. - Что здесь было?
Колька вдруг понял, что сидит на скамье, а девушка обнимает его и
гладит по щеке. И быстрым, острым шепотом утешает:
- Он здоров... Я закрыла его лоб, Адвеста.
Володя понял: закрыла память во лбу. К утру она откроется.
Человек, стоявший у входа, сделал нетерпеливый жест.
- Память во лбу? Володь, объясни, - изнеможенно попросил Колька.
С мучительной гримасой Володя стал объяснять, что Нанои каким-то
образом отключила лобные доли мозга у больного. Без этой процедуры Рафаил
не смог бы ходить от боли.
- О господи, какой бред, - сказал Колька.
- Он здоров, - твердила девушка.
Рафаил ухмылялся и жевал сушеных термитов, икал.
- Поспешите, - сказал человек с черным жуком.
Девушка поднялась с колен и сурово спросила:
- Кузнец, почему ты распоряжаешься в лечилище?
- Я - хранитель Памяти, - ровным голосом возразил человек. - По
Воспитанию я действительно Кузнец, но здесь представляю Нарану. Ты
полетишь с больным пришельцем?
- Я - Врач, - сказала девушка.
- Ты передашь по гонии, когда все кончится.
- Хорошо. Колия, больного надо вести под плечи. Я понесу лекарства.
Иди, Кузнец.
Колька подсунул плечо под Рафкину вялую руку, пробормотал:
"Взяли...", и они поплелись к выходу. Волоча ноги, Рафаил хныкал: "Не
хочу, не хочу, не хочу!" Человек с черным жуком повел их в черную
молчаливую ночь, закрытую сверху кулоном лунного света.
9
Наблюдающего небо освободили собаки. Они примчались из лечилища
взъерошенными - рычали от страха, - но сейчас же кинулись грызть и дергать
лианы, обмотанные вокруг торса хозяина. Ахука терпеливо ждал, старался не
шевелиться. В трех шагах от него животные Равновесия зарывали тело Тана,
копошились и похрюкивали в темноте. Комочки земли осыпали ноги Ахуки.
Бедный зверь... Перед закатом он подходил к Ахуке и пытался что-то
сказать, просил ласки и сочувствия, глаза у него слипались, как у
человека. И его убили.
Слуги Великой не пожалели лиан - нардики успели вернуться, пока
собаки работали. Гиганты прошли навстречу лунному свету гуськом. Они
действительно были крупнее, чем крии: в два человеческих роста, с толстыми
беспалыми руками, с глазами посредине груди. Вместо голов у них были
плоские горбы. Как раз, чтобы уложить и нести человека. Но они шли
пустыми...
Ахука рванулся, лианы лопнули, обдирая тело. Он схватил лук, взял
собак и гепарда на поводки и огромными прыжками понесся в лечилище - звери
тянули, как бешеные.
...Он выбежал на поляну - пусто. Крысы-уборщики с писком катились в
стороны. В лечилище также пусто - стол срезан, людей нет... Собаки дергали
поводки, визжали, торопили. "Вперед, рыжие!" - одна за другой, бесшумно,
носом к земле, они бросились в погоню. На поворотах следа одна из собак
останавливалась и дожидалась Ахуки, чтобы показать направление.
След вел на полдень. Ахука пробежал по следу четырежды дюжину дюжин
шагов и увидел младшего Хранителя Памяти. Верхом на лошади он ехал
навстречу.
- Где пришельцы? - прямо спросил Ахука. - Здоровы ли они?
- Взлетели на птицах, держат путь к Железной дыне, - дневным,
оживленным голосом ответил Хранитель.
- Ты ведешь лошадь в Питомник. Я направляюсь туда и заодно отведу ее.
И облегчу себе дорогу.
Ничего удивительного не было в том, что Охотник спешит в Питомник, но
Хранитель все же осведомился.
- Почему ты спросил меня о пришельцах?
- Кару-кузнец, ты меня не узнал... Я стоял у трех дорог со Старшим
Хранителем, когда ты провел нардиков к пришельцам. Я испугался их, -
добавил Ахука наивно.
Усаживаясь на лошадь и провожая Кару глазами, он с горечью думал, что
утаил свои мысли. О-а, к чему это приведет... Он думал об этом, когда
приказывал собакам отправиться в Стан Охотников и пока скакал через
поселение к домам Питомника.
Птиц нельзя было, как слонов и лошадей, переводить с выгона на выгон
- они должны жить на одном месте постоянно, от рождения до смерти. В
период дождей им надлежало находиться под крышей. Поэтому каждая Птица
имела собственный дом, как человек. Низшие твари убирали из домов помет,
обезьяны приносили пищу ко входу, но все прочие работы делали люди -
кормили Птиц, подрезали им перья, обучали птенцов и выводили Птиц на
прогулки, когда им не приходилось летать с гонцами. Каждый оседлавший
Птицу именовался гонцом. В древности позволялось летать лишь искусным
наездникам, малого роста и веса. Теперь Птицы поднимали рослого мужчину и
еще полторы дюжины горстей груза.
В птичьем питомнике бодрствовали всю ночь. Хранители сидели у домов,
перебирая орехи. Многие дома пустовали - на Границе было неспокойно, и
Птицы работали, перевозя Охотников. "Слишком многих нет на месте, -
подумал Ахука. - За последние месяцы Равновесие действительно изменилось.
И это лишь первые признаки..."
Он пробежал на край питомника, к Наседке. В узкой пещере, в черном
жидком перегное лежали яйца - три локтя в длину, два в ширину. Они
высовывались из перегноя, белые, как облака, и над ними стоял Старший
Хранитель. Выслушав Ахуку, он взмолился:
- Пощади, во имя Равновесия! Ты будешь в третьей дюжине попросивших
Птицу за эту ночь, а до утра еще далеко!
"Да, это необычайная ночь", - подумал Ахука, но ничего не сказал.
- Груз есть у тебя, Охотник? Э-э, да ты - Голубой жук! - с уважением
сказал Хранитель. - Но ты умеешь управлять Птицами?
- Я - Охотник, - скромно проговорил Ахука. - Груза со мной нет.
- Во имя Равновесия! - обрадовался Хранитель. - Возьмешь орехи и
накормишь Птицу, где пожелаешь! Хорошо?
- Я очень спешу, Хранитель, и накормлю Птицу в слоновьем питомнике, у
излучины. Зачем перегружать такое прекрасное животное?
Ахука знал, что бессмысленно торопить Хранителя. Птица с лихвой
вернет время, затраченное на подготовку, - сейчас соразмеряется длина пути
и срочность, и состояние Птицы, и время ночи.
- На шестой пост от Раганги... - размышлял Хранитель. - О-а, поехал
бы ты на лошади, Голубой жук...
Ахука вежливо улыбнулся.
Хранитель встал - он обдумал все. Повел Наблюдающего небо на другой
конец питомника.
- Накорми свою Птицу, гонец.
Ахука недавно стал Охотником, и не успел привыкнуть к Птицам, к их
тяжелому запаху, большим круглым глазам с отрешенно-мудрым старческим
взглядом. Изогнутый клюв длиной в локоть вызывал в нем трепет -
рассвирепев, Птица может перекусить руку взрослого мужчины, а первые
несколько орехов должно скормить с руки. Он взял орех двумя пальцами и
вложил в клюв. Птица глотнула. Она лежала на брюхе, плотно свернув крылья.
Он скормил одну горсть и опустил корзину перед Птицей - быстро, жадно она
сожрала все. Стоять возле нее было жарко, огромное легкое тело было
горячее человеческого. Проглотив последний орех, Птица гортанно вздохнула:
"Кр-р-р", поднялась на ноги - голова сравнялась с головами людей - и двумя
шагами выбралась на дорогу.
Наблюдающий небо стоял в позе гонца, вытянув сомкнутые руки в
направлении ветра. Луна светила ему в лицо. Хранитель поставил на шею.
Птицы Немигающего - зверек прихватился, выпуклые глаза блеснули, как
изнанка раковины. Ахука развел ладони, "Кр-рокх! Кр-рокх!" - крикнула
Птица, по всем домам прокатилось: "Кр-ро! рок!", и медленно, с шорохом
развернулись крылья - почти на всю ширину дороги. Обнажилось тело,
покрытое серым пухом, перекрещенное через спину упряжью. Азбука осторожно
улегся на спину Птицы - она подняла крылья и побежала. Свистнул ветер.
Тяжко вздымая крылья, так, что они смыкались высоко над спиной Ахуки,
Птица уходила вверх, подбирая ветер под грудь.
Когда они поднялись достаточно высоко, Ахука постучал пальцем по
левому боку Немигающего, заставив Птицу лечь в полет вдоль Закатной
дороги, ясно различимой при лунном свете. Теперь он мог не заботиться о
направлении. Немигающий поведет Птицу прямее, чем летит стрела. Человек
теперь грелся о жаркую спину Птицы, а поверху его обдувал ветер полета. Он
лежал, продев плечи в упряжь. Чувствовал, как сокращаются мышцы крыльев.
Потом он заснул и проснулся, услышав ванильный запах слоновника, спустился
к земле, накормил Птицу и вновь поднялся.
...Давно уже осталось позади облако холодного воздуха над Рагангой,
плаксивый визг слонят и чешуйчатые крыши Питомника. Сухой, легкий запах
плоскогорья донесся до ноздрей Ахуки, и он проснулся, прислушался к тихому
"ц-ц-ц-ц" Немигающего.
Время перевалило за полночь. Почернел под крыльями Птицы обитаемый
лес - там, под деревьями и на дорогах, для немногих бодрствующих уже зашла
Луна.
Пора! Ахука размял пальцы и отбил короткую дробь на грудке
Немигающего. "Ц-ц-ц-ц..." Зверек задергал передними ногами, он как бы
вскапывал шею Птицы, и она замедлила полет, набирая высоту. Тогда Ахука
приказал убыстрить полет до предела. Прищурив слезящиеся глаза, смотрел
вперед, мимо взъерошенной головы Птицы, и увидел.
Пять светлых точек висели в ровной черной пелене.
Он догнал стаю при последнем свете Луны. Головным летел Брахак, за
ним Раф-фаи, завернутый в попону. Адвеста и Нанои летели последними. Ахука
послал Птицу вниз, камнем, и промчался между третьим и четвертым гонцами.
Сделано! Две последние Птицы шли за ним к земле, остальные продолжали
полет...
Сели на дорогу. Усталые Птицы прилегли на животы вдоль обочины. В
бледном, диком свете неба едва различалось светлое тело пришельца. Он
боязливо слез со спины Птицы и топтался на дороге, ухая.
- Ты заболел, Ахука? - послышался неуверенный голос Нанои. - Птица
твоя больна?
- Почему ты не пришел, Ахука? - это пришелец.
- Я пришел, Адвеста... - сказал Ахука.
Он знал Нанои, ее стремительный и неудержимый нрав. Она должна быть
неудержима в любви, как и в работе. И велико ее стремление к пришельцу, -
подумал Ахука, ибо девушка молчала. Не призвала его к ответу, только
промолвила:
- Пора догонять стаю.
- Подожди... Мы поем одну песню. Слушай, Адвеста, и отвечай: сколько
может ожидать вас Железная дыня? - Он услышал короткий вздох девушки, -
нет, не ошибся он!
- Не более одной ночи, - ответил пришелец. - Две, может быть.
- Я хотел бы, чтобы вы остались в Равновесии, - осторожно сказал
Наблюдающий небо. - Хотя бы ты, Адвеста...
- И мне хотелось бы, Ахука, но это невозможно.
- Пришелец, слушай! Нанои знает: Голубой жук не стал бы просить о
маловажном! Останься. Ты нужен Равновесию. Позже мы дадим тебе Птиц,
сколько потребуется для самого дальнего путешествия. Останься, - не
решаясь привести последний довод, он положил руки на плечи Нанои и
Адвесты, как бы соединяя их.
- Да, я верю, - сказал пришелец. - Но это невозможно.
Их плечи выскользнули из ладоней Ахуки. Уже разлучены были эти двое,
пережили они и оплакали разлуку, и к Птицами подошли порознь. "Упрись
ногой в крыло и садись", - проговорила Нанои из темноты.
Тогда лишь Ахука опустил ладони и крикнул:
- Гроза идет с заката. Я поведу стаю.
10
Володя Бурмистров был близок к отчаянию: более двух часов они ждали
Кольку на поляне баросферы, а Птицы, отставшие в пути, не появлялись.
Брахак успокаивал, но и сам тревожно поглядывал на небо, а главное - до
автоматического запуска стартовых устройств оставался час или восемьдесят
минут от силы.
Володя метался от Рафаила к баросфере, к счетчику энергии, и каждый
раз проверял положение рукоятки автостарта. Близоруко наклонялся,
всматриваясь: указатель стоит на "выключен", правильно... Оставаться, так
уж всем вместе... Тоскливо вздыхал и кидался обратно, к памятному дереву,
которое они первыми увидели в иллюминатор. Сейчас под деревом в тени лежал
Рафаил.
В начале третьего часа ожидания врач Лахи величественно подступил к
Рафаилу и заставил его проглотить лекарство. Володя стоял рядом. От жары и
волнения он задыхался. В глазах крутились птичьи клювы и головы; рот,
казалось, был набит перьями.
- Раф-фаи, просни-ись! - тонким голосом пропел врач. Больной послушно
открыл глаза - сонные, однако вполне осмысленные.
- Вовик... Это что - возвращаемся?
- Он здоров! - рявкнул огромный врач. - Получай его, пришелец!
Володя всхлипнул. Рафаил покряхтел, неуверенно поднялся.
- Поесть найдется что-нибудь? Ноги, как ватные.
- Он есть хочет! - вскрикнул Володя.
- Прежде всего он съест бахуша, - распоряжался врач.
Володя подставил другу плечо и с восторгом стал смотреть, как он жует
бахуш.
- Ты понимаешь, что он говорит? - спрашивал Рафаил. - Сколько времени
я провалялся? А Карпов где?
- Задержался, - сказал Володя.
- Задержался?.. Нет, погоди, как ты язык выучил?
- Поешь, тогда объясню, - сказал Володя. - За папу, за маму...
- Как вкусно! - с наслаждением сказал Рафаил. - Поем и еще посплю,
хорошо?
- Конечно, конечно!
Врач Лахи так и предупреждал: "Проснется, но еще сутки будет сонным,
как ящерица во время дождей".
Счастье, как говорят, находит тучей. Едва больной поднялся, как
прибежал посыльный от гонии и сказал, что рыжебородый пришелец в пути и
через четвертую часть одной дюжинной - через полчаса - опустится здесь, на
этой поляне.
"Как всегда, в последнюю минуту", - подумал Володя. Николай был из
тех, кто обязательно садится в поезд на ходу.
Рафаил ничего не понял - сонно зевал и сонно вглядывался. Надо бы
посадить его на место заблаговременно, слаб еще. Пока посадим... Кое-как
Володя объяснил это Лахи.
- Э-э! Раф-фаи своими ногами войдет в Железную дыню! - крикнул Лахи и
пальцем пощекотал пациента. - Иди, иди! Не приближайся к нему,
стеклоглазый!
Рафаил ковылял по траве, виновато улыбался. Лахи вскочил на площадку
баросферы и, как подъемный кран, одним движением втащил Рафаила наверх -
повернулся, ловко опустил его прямо на командорское место. Володя
направлял. Все эго заняло не больше минуты. Володя с чувством сказал:
- Ты наш отец, Лахи!
Снизу откликнулся Рафаил:
- По-каковски ты разговариваешь, Вовик?.. Как прохладно дома,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг