поэтому они двинулись в Космос за телами. Он сказал, что корабль
Десантников совсем маленький. В него помещается несколько сотен
кристаллических записей размером с крупнокалиберную пулю. В большом же
корабле, для переселенцев, их помещается несколько миллионов, и такие
корабли спустятся на Землю. Они так уже делали много раз - захватывали
чужие планеты. Без выстрела. Они просто подсаживали в каждого "дикаря"
сознание одного из своих. Для Земли приготовлено как раз три миллиарда
кристаллических записей. По количеству людей.
Не путайте мои приключения со Степкиными. Он уже знал про "вишенки",
а я - нет. Сурен Давидович называл их "Мыслящими". Он говорил, говорил...
Может быть, пришельцу, который сидел в его мозгу, хотелось выговориться. Я
слушал и с жуткой ясностью представлял себе зеленые корабли, летящие в
черной пустоте. Не такие, как десантный, - огромные. Они расползались по
всей Галактике, без экипажей, без запасов воды и пищи. Даже без оружия.
Только у Десантников было оружие. А большие корабли шли, набитые
кристаллическими записями, "Мыслящими" этими, как мухи, несущие миллионы
яичек. Корабль Десантников отыскивал для них подходящую планету, спускался
и выбрасывал "посредник". Понимаете? Некому было даже выйти наружу.
Вылетал робот и неподалеку от корабля оставлял замаскированный
"посредник". У нас его замаскировали под пень. И первый, кто случайно
подходил к нему, становился первым пришельцем. Как этот несчастный заяц.
Он просто подскакал к "посреднику", и - хлоп! - в него пересадили
кристаллическую запись Десантника девятого разряда. Он стал одним из
Девятиугольников. А под утро на пень набрел Федя-гитарист.
"Так был я всюду - везде, - слышал я странную, слитную речь. -
Тысячелетия мы шли по Космосу. Сотни, сотни, сотни планет!"
Потом он замолчал, а я сидел съежившись, и было очень холодно. Озноб
вытекал из меня в жаркий, стоячий воздух оврага. Я знал, что вокруг тепло,
и ощущал теплую, твердую поверхность, на которой сидел, и теплый, плотный
песок под ногами, и жар, излучаемый кораблем. Но я замерзал. У меня в
глазах был черный, огромный, ледяной Космос, и в нем уверенно ползущие
огни кораблей. С трудом я пошевелил губами:
- Какой у вас вид на самом деле?
Он сказал:
- Тебе будет непонятно. Нет "на самом деле".
Я пожал плечами и спросил:
- Как вас зовут?
- Квадрат сто три. Такие имена у Десантников. "Квадрат" - я Десантник
четвертого разряда. "Сто три" - мой номер в разряде. Квадрат сто три.
- А настоящего имени у вас нет?
- Мы служим Пути. Наша работа - готовить плацдарм для больших
кораблей. Они приходят - мы уходим. Пятьсот - семьсот тел, которые мы
временно занимаем, освобождаются, и их берут переселенцы. Мы уходим
дальше, высаживаемся на другой планете, с иными языками, на которых нельзя
произнести имени, свойственного предыдущей планете...
- Погодите, - сказал я. - У вас что, нет своего языка? Есть? А как
вас звать на вашем языке?
- Квадрат сто три. Объясняю тебе: я - Десантник. Мы не носим
настоящих имен.
- Погодите... На своей планете тоже?
Он хрипло рассмеялся.
- Когда наступит ночь, посмотри вверх. Выбери любую звезду и скажи
нам: "Это ваше солнце!" Мы ответим: "Может быть".
Я почему-то кивнул, хотя и не понял его слов. Потом все-таки
переспросил, почему любая звезда может оказаться их солнцем.
- Мы не знаем, откуда начался Путь, - ответил он.
- Не знаете? Как это может быть?
- Космос огромен. Путь начался, когда звезды еще были иными. Путь
велит нам смотреть вперед.
Он говорил равнодушно, будто о гривеннике, потерянном из дырявого
кармана, и меня это поразило. Сильнее всего остального. Я получил масштаб
для сравнения: планета дешевле гривенника! А я? Наверно, как гусеница под
ногами. Захотели - смахнули с дороги, захотели - раздавили. И не захотели,
а просто не заметили. Разве мое тело им понадобится под Мыслящего.
И я замолчал. Хоть режьте, буду молчать и все равно удеру. А если вы
захватите всю Землю, уйду на край света, и вы до меня не доберетесь.
Так я решил и повернулся спиной к Квадрату сто три. Больше я не звал
его Суреном Давидовичем. Баста.
Он заговорил снова - я молчал. Но тут прикатился заяц Девятиугольник,
вереща Нелкиным голосом:
- Дрянь, дрянь, собака! Понимает о себе много! Уф! Она околачивается
у прохода, Квадрат сто три.
Квадрат быстро пошел наверх. Я выждал минуту. Заяц опять таращился на
меня и подпрыгивал. А когда я встал и попробовал уйти, корабль ослепил
меня лучом. Заяц предупредил:
- Сидел бы ты, щенок... Лучемет головешки от тебя не оставит...
Я сел и на всякий случай прижался спиной к кораблю - туда луч не
достанет... Я помнил, как Девятиугольник требовал, чтобы меня пристукнули.
Все-таки я хотел жить и выбраться отсюда.
А заяц тряс ушами - смеялся.
...Я закрыл глаза и вообразил, будто сплю, лежа в своей кровати у
открытого окошка. Сейчас зазвонит будильник, я проснусь, мать накормит
меня завтраком. Пойду в школу, высматривая по дороге Степана, а на
ступеньках универмага будет совершенно пусто, и сегодняшний день ничем не
будет отличаться от всех весенних дней.
- Собака ушла, - сказал заяц. - Квадрат сто три возвращается. - Он
подпрыгнул несколько раз, все выше и выше, и начал расписывать, какая
страшная была собака.
В породах он, понятно, ничего не смыслил. По описанию получалось -
дог. Огромная, с короткой шерстью, светло-серая. Морда квадратная, тупая.
Хвост длинный, юный, как змея, - тут зайца передернуло. Я злорадно
спросил:
- Боишься собак, гаденыш?
Вернулся Квадрат сто три, прогнал зайца на патрулирование. А мне
приказал:
- Алеша, твой микрофон! - и подставил руку.
Я выплюнул в нее "слизняк". Квадрат сто три небрежно опустил его в
карман и пошел следом за зайдем. Я не мог удрать, для того у меня и
отобрали эту штуку - она служила пропуском в "зону". Остался в проклятом
пузыре и мог молчать, сколько мне было угодно.
ДОПРОС
Я отполз от корабля, забился в моховые кочки под откос и там лежал.
Слышал, как вернулся Квадрат сто три. Потом ухо, прижатое к земле, уловило
чужие шаги. Они дробно простучали по откосу и стихли поблизости. А мое
тело отказывалось двигаться. Веки не хотели подниматься... Решайте свои
дела без меня, я полежу, здесь мягко. На свете два миллиарда больших
людей. Что вы привязались, почему я обязан заботиться и где это сказано,
что один мальчишка на огромной Земле обязан и должен? У вас армии, ракеты.
Кидайте сюда ракеты, и пусть все кончится, я согласен. Не хочу
подниматься.
...Еще шаги. Что-то тяжело ударилось о землю. Потом голоса. Опять
Киселев - Угол третий! Он говорил где-то поблизости...
Пусть. Меня это не касается. Слышать не хочу их разговоров. Я один,
мне еще четырнадцати нет, сопротивлялся я. И вдруг над лесопарком затрещал
самолетный мотор. Звук приблизился, стал очень сильным, загрохотал и
умчался.
- Зашевелились...
Это сказал плотный человек, седой, важный. В Тугарине я его никогда
не видел. Он восседал на плите корабля, подтянув на коленях дорогие серые
брюки, а пиджак держал на руке. Рядом примостился Федя-гитарист. Вертя
головой - шнур бластера, видимо, резал ему шею, - он проговорил:
- Еще девяносто пять минут. Придется драться, Линия восемнадцать?
Седой неторопливо ответил:
- Потребует служба - будем принимать меры. Решим вопрос. - Он выпятил
губы и искоса взглянул на Киселева. - Самочувствие-то как, Угол первый?
Я подумал, что Линия - большой начальник у Десантников и путает их
имена. Наш завуч, например, старается каждого ученика звать по имени и
всегда путает. Но Киселев не поправил седого. Пожал плечами и стал
отряхивать песок с брюк и рубашки.
- Да-а, начудил Угол третий, начудил... - сказал седой.
- Отличный, проверенный Десантник, - вступился Киселев. - Это
обстановка. Абсолютно!
- Мне адвокатов не надо, Угол первый, - сказал седой. - Утечка
информации, - он загнул толстый палец, - утрата оружия да еще история с
Портновым. Мало? О-хо-хо... За меньшее Десантников посылают в распылитель!
Я даже заморгал. Утечка информации - понятно, Анна Егоровна доехала
до района. Вот почему самолеты летают, у-ру-ру! Оружие - тоже понятно. Это
бластер, который мы увезли из подвала и который сейчас лежит у самого
входа в "зону". Какая-то "история с Портновым" меня не интересовала. А вот
почему Киселев сменил номер?..
Я еще посмотрел, как он счищает песок с левого бока, и чуть не
захихикал. "Вот что ударилось о землю, пока я лежал. Киселев падал, когда
в нем сменяли Мыслящего... А-а, зашевелились-то вы, гады! Угла третьего
сменили. Начудил, говорите?"
- Ты не паникуй, - говорил седой. - Пока мы на высоте, на высоте... И
Угол третий не одни ошибки допускал. Скажем, для меня подобрал подходящее
тело - вполне осведомленный экземпляр.
- Угол третий - проверенный Десантник, - снова сказал Киселев. -
Внимание, блюдца!
Они вытянули шеи, прислушиваясь. Кивнули друг другу и отбежали на
несколько шагов, едва не наступив на меня. Я упрямо лежал.
Корабль громко зажужжал и приподнялся над песком. Я увидел круглый
след плиты на песке. Он быстро светлел - песок впитывал воду, выжатую
весом корабля на поверхность. Та-ших-х!.. Округлое, плоское, радужнее тело
вырвалось из-под плиты и унеслось в зенит. Наверху громко хлопнуло,
мелькнул клочок голубого неба, и пелена, одевающая зону, опять закрылась.
А корабль уже стоял на месте. Через две-три секунды все повторилось:
корабль приподнимается, вылетает радужная штука, корабль опускается. Когда
унеслась с шипением третья штука, Киселев закрыл глаза и прислушался.
Доложил:
- Расчетчик еще думает, Линия восемнадцать.
Тот важно ответил:
- Добро! Пока с этим побеседуем, м-да... - и показал на меня.
- Мальчик, встань! - приказал Киселев.
- Ну, чего? - проворчал я и уселся, поджав ноги.
Они вдвоем сидели на опоре корабля, а я - на кочке, в пяти-шести
шагах от них.
Седой заговорил наставительно:
- Расчетчик обдумал твою судьбу. Решил тебя помиловать, м-да...
Будешь находиться здесь. Чуть не то - сожжем. Понял?
Я промолчал. Седой грузно наклонился ко мне:
- Вот что, Алексей. Где ты бросил оружие? Ты не притворяйся, дельце
нехитрое! Будешь запираться - подсадим к тебе Десантника. И он за тебя все
и скажет, так уж лучше ты сам, оправдывай оказанное доверие.
- А я не просился к вам в доверенные...
Почему-то они остались очень довольны моим ответом. Загоготали.
Киселев сказал одобрительно насчет моей психики. И опять мелькнуло слово
"комонс", которое я уже слышал, пока лежал во мху. Гитарист сказал, что
вроде не комонс, а кто-то другой. Я тоже попытался улыбнуться. Лихо
сплюнул на песок, будто очень польщен их разговором, только не хочу
показывать вида. А на деле я внезапно понял, что они могли подсадить в
меня "копию" _н_а_с_о_в_с_е_м_. Раньше я об этом не думал. Не верил. Ну,
вы знаете, как не веришь, что помрешь, хотя все люди умирают...
Я опять сплюнул и ровно в ту секунду, когда было нужно, сказал:
- Оружие ваше я потерял здесь, неподалеку.
Мне ответил седой:
- М-да. Девятиугольник видел, как ты с ним бегал. Где точно?
- Не заметил. - Я пожал плечами. - Набегался я здесь, знаете. Должно
быть, рядом, у прохода.
- И это знаем...
- Зачем же спрашиваете, если знаете?
Они еще раз переглянулись. Поверили, что я говорю правду.
Я в самом деле только малость соврал. Я помнил куст, под которым
остался лежать бластер в коричневом чехле для чертежей. У самого прохода.
Как его не нашли, если уж взялись искать?
Самолет прогудел еще раз. Теперь он прошел несколько в стороне. Эти
двое ухом не повели, будто так и надо. Седой пробормотал: "Расчетчик" - и
прикрыл глаза. Потом Киселев приподнял его и отвел от корабля. При этом на
руке седого блеснули часы. Я разглядел стрелки - без двадцати семь. Прошло
минут пятнадцать с начала нашего разговора. То есть оставалось восемьдесят
минут до момента, в который им "придется драться".
Я сделал бессмысленное лицо и спросил:
- Федор, а Федор... Что будет в восемь часов?
- Цыть! Схлопочешь ты у меня конфетку...
Седой открыл глаза и скомандовал:
- Еще один вертолет садится у совхоза! А ну, видеосвязь!
ПОЛКОВНИК ГАНИН
Федор подбежал к кораблю, взмахнул рукой, и в зеленой тусклой
поверхности, в метре от земли, открылся круглый люк. Бесшумно, как большой
круглый глаз с круглым коричневым зрачком, только зрачка этого сначала не
было, а потом он выплыл из темноты и, покачиваясь, остановился посреди
"глаза". Я попятился, споткнулся о кочку, а Десантники, наоборот,
придвинулись к кораблю и наклонились, всматриваясь.
В зрачке что-то вертелось, мигало... Вертолетный винт, вот оно что! В
люке корабля покачивался телевизионный экран странного красно-коричневого
цвета. На нем очень отчетливо виднелся маленький вертолетик - красная
звезда казалась черной, - и между головами Десантников я видел на экране,
как открылась дверь кабины, на землю спрыгнул человек. Телевизор мигнул и
показал этого человека крупным планом. Он был в военной фуражке.
- Полковник Ганин, из округа. Не иначе, парламентер, - определил
седой. - Дай звук.
От корабля послышалось шипение. В этот момент полковник схватился за
сердце и пробормотал:
- Здесь красивая местность.
Парламентер? Военный посол, похоже?.. Только он уже не был
парламентером - в него подсадили Мыслящего. Он улыбнулся и спросил:
- Ты Линия шесть?
Другой голос сказал:
- Я Линия шесть. Докладывай, с чем послан. Два разряда нас слушают.
Глядя на кого-то невидимого за рамкой экрана, полковник сказал:
- Послан с ультиматумом. С момента приземления вертолета нам дается
шестьдесят минут на эвакуацию. Гарантируется безопасность летательных
средств в пределах запрошенного нами взлетного коридора.
- После срока ультиматума?
- Ядерная атака.
- Это не блеф?
- Не могу знать. Скорее всего, нет. Настроение подавленное. Вокруг
района разворачивается авиадесантная дивизия. Придана часть радиационной
защиты.
- Откуда они имеют информацию?
- Получили радиограмму с телескопа.
Седой сказал Киселеву:
- Вот тебе твой Портнов...
Голос за экраном спрашивал:
- О времени сигнала они имеют информацию?
Не могу знать. С содержанием радиограммы не ознакомлен.
- Твое личное мнение о плане действий?
- Потребовать девяносто минут на эвакуацию. Навести корабли на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг