Любовь ЛУКИНА
Евгений ЛУКИН
ПОКА НЕ КОНЧИЛОСЬ ВРЕМЯ
Такое впечатление, что этот телефон-автомат неоднократно побивали за
что-то каменьями. Трубка была прикована к помятому корпусу крепкой
короткой цепью. Как кружка к бачку, машинально отметил Калогер.
Он опустил в черную прорезь две минуты жизни и набрал номер.
- Банк времени слушает, - незамедлительно отозвался любезный женский
голос.
Калогер молчал.
- Банк времени слушает, - повторила женщина, не изменив интонации ни
на йоту.
Калогер медленно опустил трубку на деформированный рычаг.
- Банк вре... - Голос оборвался, и и недрах автомата что-то негромко
звякнуло. Две минуты жизни были потрачены впустую.
Еще пару минут он потратил на бессмысленное стискивание трубки. Потом
резко обернулся и обнаружил, что стоит лицом к лицу с ярко и безвкусно
одетой женщиной, видимо, ожидавшей конца разговора. Женщина смотрела на
Калогера чуть отшатнувшись и округлив глаза.
- Извините... - пробормотал он, сообразив, что напугал ее своим
неожиданным поворотом и перекошенным, надо полагать, лицом.
Он побрел к набережной, и ветер, как прикладом, подталкивал его в
спину. Глупо... Конечно, звонить туда не следовало. Но раз уж позвонил...
Да, раз уж позвонил, то будь добр - доведи дело до конца и выслушай
неизменно любезный женский голос, который сообщит, что на банковском счету
у вас, господин Калогер, в общей сложности где-то еще два месяца жизни.
Или около того...
Два месяца? Он остановился, чувствуя, как неодолимый ужас словно
высасывает его изнутри: миг - и хрупкая оболочка - все, что осталось от
Калогера, - схлопнется и косо опадет на асфальт.
- Прекрати! - хрипло сказал он. - Ну!
Не сразу, но прекратилось. Да, вот так, оказывается...
"Успокоился? - с отвращением спросил он себя. - Утрись и следуй
дальше..."
Два месяца... Невероятно. Последний раз он интересовался своими
капиталами года три назад, сразу после развода, и у него тогда, помнится,
оставалось еще лет десять... Нет-нет, в этом надо разобраться... Ну,
работал, конечно. Без роздыха. На износ. "Испепеленные", "Нигромант",
"Медь звенящая" - что ни книга, то каторга... И все равно: десять лет за
три года? Невероятно...
День был ветреный. Улица представляла собой подобие вытяжной трубы.
Рядом с Калогером, шурша по асфальту, полз обрывок газеты, испятнанный
клюквенным соком. Казалось, в городе идет продувка: все лишнее, все
отслужившее свой срок сметалось в сторону набережной.
И еще знакомые, вспомнил он вдруг. Знакомые, незнакомые,
полузнакомые... Пожиратели чужого времени... Ладно, Калогер, хватит.
Какие, к дьяволу, десять лет? Давай о том, что есть.
Ну, допустим, два месяца. Дней десять сразу же откинь на квартплату.
Жрать тоже что-то надо - еще тридцать дней долой... Нет, двадцать. Хватит
с тебя и двадцати. Итого, месяц. А "Слепые поводыри" - это страниц триста
как минимум...
У табачного киоска Калогер задержался (испятнанная клюквенным соком
газета уползла дальше) и, уплатив полчаса, получил пачку "Жупела" и на
десять минут сдачи. Кстати, о куреве. Курево - это еще дня три, не
меньше... С чем остаешься, Калогер?
Он добрался до набережной и, расслабленно опустившись на скамью, стал
смотреть, как на том берегу бурлят подобно расплавленному олову
серебристые тополя.
Подумать только, а ведь есть среди пишущей братии люди, всерьез
уверяющие, что зарабатывают времени больше, чем тратят... Врут, собачьи
дети! Больше, чем тратишь, не заработаешь. Как ни крути, а рано или поздно
время кончается...
Прикуривая, Калогер обратил внимание, что возле гранитной вазы стоит
и смотрит на него та самая женщина, с которой он столкнулся у
телефона-автомата. Так... Выпученные глаза, намечающийся зобик - видимо,
базедова болезнь, а никакой не испуг, как ему показалось вначале. Вялые,
равнодушно сложенные губы, нос - клювом. Одета в супермодный балахон,
состроченный из цветных клиньев.
"Ну вот и стервятники, - беспомощно подумал он. - Знакомые,
незнакомые, полузнакомые... Почуяли. Последний автограф Калогера... Ах,
дьявол, сейчас ведь подойдет!.."
Не сводя с него глаз, женщина двинулась к скамье - осторожно, словно
крадучись. Яркое лоскутное оперение встрепано ветром; все, что может
бренчать, - бренчит: серьги, браслеты, цепочки. Богема, надо полагать.
- Вы - Калогер?
Голос - хрипловатый, вроде прокуренный. Да, скорее всего, богема.
Калогер с трудом разомкнул спекшиеся на ветру губы.
- Чем обязан?
- Спасибо вам за "Медь звенящую". - Фраза была несомненно
подготовлена заранее, не раз отрепетирована и повторена.
"Господи! - в страхе подумал Калогер. - И эти два месяца они тоже
растащат. Они ничего мне не оставят. По часу, по минутке..."
- А где это вы могли прочесть "Медь звенящую"? - скрипуче осведомился
он.
- Это неважно, - сказала женщина. - Вы разрешите?
Она присела рядом. Калогер посмотрел на нее с ненавистью.
- "Медь звенящая"!.. - Она говорила, явно волнуясь, и все же речь ее,
включая восклицания, звучала предательски заученно. - Это - прочесть и
умереть! Так осмелятся писать лет через десять!..
Голос ее несколько раз сорвался и, надо заметить, превизгливо. Еще и
истеричка вдобавок. Лет через десять... Дура ты, дура! Да на кой они мне
черт, эти твои десять лет? Это моя беда, несчастье мое - набредать на
темы, которые будут разрешены лет через десять.
- Я завидую вам, - сказала она. - Господи, как я вам завидую!
Понимаете, я тоже пробовала писать, и не раз...
Калогер вздрогнул. Распушив оперение, клювастый стервятник смотрел на
него немигающими выпуклыми глазами. Нет, рукописи, слава богу, у нее в
руках не было. Хотя под таким балахоном можно спрятать все что угодно, в
том числе и рукопись.
Женщина поспешно отвела взгляд.
- Я, наверное, проклята, - горестно распустив вялые губы, призналась
она ни с того ни с сего. - Время уходит, уходит... И - ничего. Ни-че-го...
Ветер норовил добросить до Калогера ее обесцвеченные космы, обдавая
удушающим запахом духов.
- Вы короче можете? - процедил он, невольно задержав дыхание.
- Короче... - Словно испытывая его терпение, она замолчала, нацелив
свой тонкий с горбинкой клюв куда-то вдаль. - Значит, так... Короче... В
общем, я намерена перевести на ваш счет два года.
Ветер взвизгнул, обрезавшись об острую жесть фонаря, и оборвался.
Секунды три было совсем тихо. Тополя за рекой бурлили теперь как бы сами
по себе.
Калогер выпрямился.
- Да вы что, девонька, в своем уме?!
- Ну вот... - беспомощно сказала она. - Я так и знала...
- Что вы знали? - Голос Калогера стал резок до пронзительности. - Что
вы знали?! За кого же вы меня принимаете, если могли мне предложить...
- Да поймите же! - чуть ли не заламывая руки, умоляюще перебила она.
- Я все растрачу. Понимаете? Уже растратила!.. Так почему же я не могу
спасти хотя бы эти два года?.. Ну хорошо, давайте так: я вам - время, а
вы...
- А я?
- Ну, я не знаю... Ну... - Она смешалась окончательно. - Книгу
надпишете...
- С благодарностью за два года? - бешено щурясь, уточнил он.
- Нет, - поспешно сказала она. - Нет-нет... То есть...
Запуталась и испуганно умолкла, больше похожая теперь на больного
воробья, нежели на стервятника. Ветер гнал по набережной пыль и обрывки
бумаги.
- О ч-черт! - сказал Калогер. - Да как вам это вообще пришло в
голову?
- А!.. - Она раздраженно дернула плечом. - Сначала у меня пили, потом
у знакомых... А потом вдруг такая тоска!.. Жить не хочется...
- Сколько у вас там еще на счету?
Она с надеждой вскинула голову.
- Много, - сказала она. - Честное слово, много...
- Много... - повторил он и усмехнулся через силу. - Вы и заметить не
успеете, как оно разлетится в прах, это ваше "много". И вот когда у вас
останется два месяца...
Ее глаза полезли из орбит окончательно.
- У вас осталось два месяца? - в ужасе переспросила она, и Калогер
мысленно обругал себя последними словами.
- Я сказал: к примеру, - сухо пояснил он. - Так вот, - когда у вас
останется, к примеру, два месяца... Тогда вы вспомните о своем подарке.
- Нет, - сказала она.
- Вспомните-вспомните, - холодно бросил Калогер. - Можете мне
поверить.
Она помотала головой, потом задумалась.
- Нет, - сказала она наконец. - Не вспомню...
- Послушайте! - Калогер вскочил. От его ледяной назидательности не
осталось следа. - Вы или сумасшедшая, или...
Она подалась вперед, тоже собираясь встать, но Калогер шарахнулся и,
ускоряя шаг, бросился прочь от скамьи. Все это очень напоминало бегство.
Собственно, это и было - бегство.
Что жизнь растрачена дотла, Калогер понял еще утром. Отключился
телефон. Первый признак надвигающегося банкротства - когда вокруг тебя
один за другим начинают отмирать предметы: телевизор, кондиционер... Все,
что в твоем положении - роскошь...
Он запер дверь, наглухо отгородившись ею от знакомых, незнакомых,
полузнакомых, и подошел к столу. После разговора на набережной вопрос со
"Слепыми поводырями" решился сам собой: он будет работать. Он будет
работать над ними так, словно впереди у него добрая сотня лет, - не
торопясь, отшлифовывая абзац за абзацем. Пока не кончится время.
Итак, "Поводыри"... Обширный кабинет. Рабочая роскошь: портьеры,
старинные кресла, стол, две стены книг. А вот и наследник этой роскоши, в
которую всажено несколько жизней - отца, деда, прадеда... Лидер. Зеленые
насмешливые глаза, мягкая просторная куртка. Молод, слегка сутул. Вид
имеет язвительно-беззаботный, как будто дело уже в шляпе и беспокоиться не
о чем. Хотя все, конечно, не так, и первая его забота - удержать в узде
остальных заговорщиков, которые уже сейчас тянут в разные стороны и уже
сейчас норовят перегрызться между собой. Вот они, все пятеро, -
расположились в креслах и ждут шестого, самого ненадежного. Отсюда они
начнут мостить благими намерениями дорогу в ад, отсюда бросятся они
спасать чужой неведомый мир и в результате порубят его... Сейчас мурлыкнет
дверной сигнал, все шевельнутся и лидер скажет с облегчением: "Ну вот и
он... А вы боялись..."
Калогер чувствовал приближение первой фразы. Еще миг - и,
перекликнувшись звуками, она возникнет перед ним и...
Вместо дверного сигнала мурлыкнул телефон. Пробормотав ругательство,
Калогер сорвал трубку, левой рукой ища шнур с тем, чтобы выдернуть его из
гнезда сразу по окончании разговора.
- Да? - рявкнул он.
На том конце провода оробели и дали отбой. Некоторое время Калогер
непонимающе смотрел на трубку, из которой шла непрерывная череда тихих
торопливых гудков. Потом ударил дрогнувшей рукой по рычажкам и набрал
номер.
- Банк времени слушает, - любезно известила его все та же запись.
Калогер поспешно назвал номер своего счета.
- На вашем счету, господин Калогер, в настоящий момент (еле слышный
щелчок) - два года, месяц и двадцать семь дней.
- Сколько? - не поверив, заорал он.
Компьютер любезно проиграл ответ еще раз, и Калогер, едва не
промахнувшись по рычажкам, отправил трубку на место.
- Вот паршивка! - обессиленно выдохнул он.
То есть она перевела на его имя два года еще до того, как подошла к
нему на набережной.
И вдруг Калогер почувствовал, как в нем вскипает бесстыдная,
безудержная радость. Два года... На "Слепых поводырей" ему хватило бы и
одного...
- Прекрати! - хрипло сказал он. - Ну!
Точь-в-точь как тогда, у изувеченного телефона-автомата.
Голое небо за окном помаленьку одевалось. Наладившийся с утра ветер
принес наконец откуда-то несколько серых клочьев и даже сумел построить из
них некое подобие облачности.
Калогер отнял лоб от тусклого, давно не мытого стекла.
- Ладно, хватит! - скривив рот, выговорил он. - Примирился? Давай
работать...
Злой, как черт, он вернулся к столу. Сел. Положил перед собой чистый
лист.
Итак, "Поводыри"... Что-то ведь там уже наклевывалось... Калогер
пододвинул лист поближе и, подумав, набросал вариант первой фразы.
Написав, аккуратно зачеркнул и задумался снова.
И все-таки - зачем ей это было надо? Жажда яркого поступка? Чтобы
смотреть потом на всех свысока? Два года... Это ведь не шутка - два
года...
Нет, так нельзя, сказал он себе и попробовал восстановить картину.
Кабинет... Портьеры, кресла... Зеленые насмешливые глаза лидера. Сейчас
мурлыкнет дверной сигнал и лидер скажет...
Строка за строкой ложились на бумагу и аккуратно потом зачеркивались.
Квартира оживала: в лицо веял бесконечный прохладный выдох кондиционера, в
кухне бормотал холодильник... Исчеркав лист до конца, Калогер перевернул
его и долгое время сидел неподвижно.
Потом снова мурлыкнул телефон, и он снял трубку.
- Да?
В трубке молчали.
- Да! Я слушаю.
- Как работается? - осведомился знакомый хрипловатый голос.
- Никак, - бросил он. - Зачем вы это сделали?
- Захотела и сделала, - с глуповатым смешком отозвалась она. Кажется,
была под хмельком. - Книгу надписать не забудьте...
- Не забуду, - обнадежил он. - А кому?
- Ну... Напишите: женщине с набережной... - И, помолчав, спросила то
ли сочувственно, то ли виновато: - Что?.. В самом деле никак?
- В самом деле.
- Ну вот... - безнадежно сказала она. - Этого я и боялась... Видно,
мое время вообще ни на что не годится - разве на кабаки... - Вздохнула
прерывисто - и вдруг, решившись: - Знаете что? А промотайте вы их, эти два
года!
- То есть?
- Ну, развлекитесь, я не знаю... В ресторан сходите... На что
потратите - на то потратите...
- Послушайте, девонька!.. - в бешенстве начал Калогер, но она только
проговорила торопливо: "Все-все, меня уже нет..." - и повесила трубку.
Калогер медленно скомкал в кулаке исчерканный лист и швырнул его на
пол. Встал, задурил. Чужое время...
- Да пропади оно все пропадом! - громко сказал он вдруг.
Бесстыдно усмехаясь, ткнул сигаретой в пепельницу, затем вышел в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг