присутствовала, потому что Виктор Андреевич всегда знал, что у него
есть дом. А дом - это Таисия. Виктор Андреевич был ласков с женой и,
даже думая о Светочке, Тасю любить не переставал.
- До чего же обидно, - сказала Таисия. - Жизнь прошла, а как - я и
не заметила. Сначала, студентами, думали, вот будем зарабатывать,
начнётся настоящая жизнь, потом ждали, что дети подрастут, что
зарплату прибавят... Теперь и ждать нечего, а жизнь ещё не начиналась.
"Сейчас снова о деньгах заговорит," - догадливо подумал Виктор
Андреевич.
- ...нигде не были, ничего в жизни яркого не случалось...
"Как же не случалось, - мысленно возразил Виктор Андреевич, - у
тебя, может, и не случалось, а у меня всё было. Меня Тургор ждёт, там
люди гибнут, а она..."
Его уже начинал тяготить этот разговор, с небольшими вариациями
происходивший каждый день. Виктор Андреевич мог предсказать его
полностью, со всеми изгибами, он знал, как будет меняться настроение
Таисии, как от лирических признаний она перейдет к жалобам и упрёкам.
До скандалов, впрочем, доходило крайне редко, чаще, вспомнив о делах,
Таисия принималась за хозяйство, а его оставляла в покое. Надо было
лишь отмолчаться, но не демонстративно, а как бы и отвечая, но ничего
не говоря. Но сегодня лавировать было трудно - мешали неприятности на
работе, которые никак не удавалось выбросить из головы, и всё более
настойчиво звал к себе вновь проявившийся Тургор. Никогда ещё дела не
обстояли так страшно, впервые угрозе подвергалась вся страна, и ближе
к вечеру эта реальная опасность начинала тревожить Виктора Андреевича
сильнее, чем причитания жены. Он видел, что Тургор открылся для него,
но не мог сосредоточиться, чтобы уйти туда.
- ...все годы не то чтобы съездить куда или купить что-нибудь, -
бубнила Таисия, - а еле концы с концами сводим. Надоело копейки
считать. Другие как-то устраиваются, тысячами ворочают, а мы с
тобой...
- Я не кооператор и не вор, - привычно возразил Виктор Андреевич.
- В кооперативах теперь денег не зарабатывают, а только налоги
платят. Нормальные люди деньги делают неофициально. Ты знаешь, сколько
сейчас стоит изготовить качественный чертёж какому-нибудь дипломнику?
- Я откуда знаю?.. Рублей двадцать пять, - предположил Виктор
Андреевич. - Смотря по насыщенности...
- А вдвое больше не хочешь? - торжествуя, спросила Таисия.
- Где её достать, эту халтуру, - законно возразил муж.
- Я достала, - Таисия протёрла стол и выложила перед ошарашенным
Виктором Андреевичем толстую папку. - Вот, надо сделать восемь
контрастных чертежей. В лист. Сделаем - как раз хватит на праздник.
"Опять всё на меня сваливается", - обречённо подумал Виктор
Андреевич.
Таисия раскатала на столе рулон ватмана.
- Ты хотя бы начни, - сказала она, - расчерти форматы. Я потом
тоже подойду, а сейчас - никак, у меня бельё вчера замочено,
простирать надо, а то затухнет.
Таисия исчезла в ванной. Виктор Андреевич подошёл к столу, провел
пальцами по хирургической белизне ватмана.
"На работе полный день ишачишь, дома снова запрягают, - тяжело
подумал он, - и главное, ведь это никому не нужно, и так с голоду не
помрём... и вообще, не настоящее всё это, пустое, фальшивое."
Ждущий помощи Тургор с неудержимой силой звал к себе.
Виктор Андреевич прошёл в комнату, стащил с кровати покрывало,
медленно, словно лунатик начал раздеваться. Скрипнула дверь, в
комнату, держа на весу мыльные руки, вошла Таисия.
- Виктор, - сказала она, - я же тебя просила...
- Я сделаю, - сказал Виктор Андреевич, чувствуя себя словно
школьник, пойманный на мелком жульничестве, - ты же знаешь, я не могу
вечером, я очень устал сегодня, я лучше с утра пораньше встану и
сделаю всё.
- Да уж, знаю, - сказала Таисия, - опять всё на меня навалил. -
Ладно, что с тобой делать, спи себе...
Таисия развернулась и вышла, прикрыв ногой дверь. Виктор Андреевич
обессиленно ткнулся в подушку. Обида жгла грудь.
"Обязательно было куснуть, что угодно сделать, лишь бы побольнее,
жизнь вместе прожили, но в таком удовольствии отказать себе не
может... Все они такие... Не могу больше... Серость эта душит. Уйду...
В Тургоре остаться навсегда - там жизнь, а здесь... не хочу..."
На этом мысли оборвались, не стало замученного пошлостью,
униженного всеми и от всех претерпевшего Виктора Андреевича Малявина,
а взамен выпрямился под низким небом Блёклого Края неустрашимый боец
Виктан, твёрдо сжимающий живой меч харраков и готовый, если придётся,
отдать и собственную жизнь, и бесцельное существование своего двойника
ради того, чтобы и впредь мёд жизни тёк по беспредельным просторам
Тургора.
Он угадал и место, и время, материализовавшись прямо на крепостном
дворе. За его спиной громоздился приземистый, вросший в землю дворец
Фартора, по сторонам тянулись стены, облепленные готовыми к бою
стрегами. В одном месте стена была покрыта трещинами и словно осела.
Она бы давно рухнула, если бы не подпорки и неутомимая работа
каменщиков, наращивающих полуразрушенное укрепление. А прямо перед
ним, посреди крепостного двора поднимался невысокий скальный зубец, и
на нём, видимая отовсюду, стояла чаша. Она была полна: мёд, густой и
текучий, прозрачный, тёмный и светящийся изнутри, горкой поднимался
над гладкими краями. До солнцестояния оставалось всего несколько
минут, и Фартор в своём истинном безликом виде стоял у подножия скалы,
готовый подняться наверх и осквернить мёд нечистым прикосновением.
- Светлая богиня! - прошептал Виктан и ринулся вперед.
В один прыжок он достиг подножия скалы, свободной рукой схватил
тяжелую, приготовленную для Фартора лестницу, и метнул её прочь.
Лестница грохнулась о стену, сбив подпорки и разметав суетящихся
стрегов. Стену больше ничего не удерживало, и она рухнула, подняв
облако пыли. В проломе показался Шш. Он попытался двинуться на помощь
Виктану, но ноги, подсечённые кривыми ножами стрегов не держали его,
лесной богатырь мог лишь ползти, отмахиваясь от наседающих
противников. На равнине под стенами продолжалась битва, но Виктан
мгновенно понял, что подмоги оттуда тоже не будет. Потерявшие
командиров рыцари были отрезаны друг от друга и сражались в одиночку,
окружённые толпами врагов. В одиночестве предстояло биться и Виктану,
но в отличие от друзей, ничто кроме рубахи не прикрывало его грудь, а
ряды оправившихся от неожиданности стрегов смыкались вокруг него.
Тускло блестели натёртые маслом звериные черепа, острия копий целили в
лицо. Виктан поднялся на уступ, ближе к чаше, взялся за меч двумя
руками, поднял его над головой, ожидая нападения.
- Ты?.. - проскрипел Фартор. - Ты все-таки вернулся? Я же показал
тебе твоё место - вон отсюда, ничтожество!
- Ты напрасно кричишь, - ответил Виктан. - Больше тебе не удастся
вышвырнуть меня из Тургора. Тебе лишь мерещится твоя сила, ты
воображаешь, будто можешь справиться со мной. Твой удел - вечная
зависть. Возможно, в иной стране, раз ты знаешь о её существовании, ты
действительно господин, и тебе удаётся делать то бытие блёклым и
бессмысленным. Но здесь ты не пройдёшь!
За спиной Виктана раздался густой всепроникающий звон, поднялся
столб радужного света. Мёд созрел. Ещё несколько минут чаша сможет
удерживать его, а потом он разольётся, даря миру смысл жизни. И эти
несколько минут Виктан должен один удерживать всю озверелую жадность
вселенной.
- Прочь с дороги, или я выпущу твои кишки! - заревел Фартор.
Он выхватил у ближайшего стрега тяжёлый стальной трезубец и полез
наверх, размахивая оружием и рыча бессмысленные проклятия. Виктан
отвёл удар трезубца и вонзил острие меча в дряблую плоть, туда, где у
обычных людей находится лицо. Однако, Фартор не упал, на коже не
появилось раны, зато меч харраков, погрузившись в серое, болезненно
вскрикнул, и по блистающему лезвию прошла дрожь.
- Меня не так просто убить!.. - прошипел Фартор, замахиваясь
гарпуном.
Вновь Виктан отбил смертельный удар, но на этот раз уже не касался
мечом Фартора, а, шагнув вперёд, обхватил тяжёлую и неподатливую
словно мешок с песком фигуру и сбросил её на головы теснящихся
стрегов. Фартор завизжал как зажатая капканом крыса. Виктан
выпрямился, и в этот момент пущенное вражеской рукой копьё ударило его
в левый бок.
Виктан пошатнулся, но тут же вновь поднял меч, и полезшие на
приступ стреги посыпались вниз. Переполненная чаша гудела
тысячеструнным звоном.
- Пусти-и!.. - визжал Фартор, карабкаясь по скале.
Острия трезубца зазвенели о меч. Виктан вырвал из раны копьё и
ударил Фартора. Копьё с шипением рассыпалось, но и Фартор оказался у
подножия скалы. Он упал на четвереньки и подняв к стоящему витязю
круглую болванку головы, пролаял:
- Ты умрёшь! Копья стрегов отравлены, от их яда нет спасения. Даже
если ты не пропустишь меня сейчас, без тебя твои друзья ничего не
смогут сделать, и через год мёд всё равно будет моим... А ты умрёшь
через минуту, смерть твоя будет страшной, и ради этого я согласен
ждать ещё год!
Виктан молчал. Он понимал, что на этот раз Фартор говорит правду.
Рана в боку болела невыносимо, левая рука повисла и не слушала его.
- Пусти! - потребовал Фартор. - Или возьми мёд сам, он вылечит
тебя, а я буду твоим слугой.
"Единая капля, текущая на землю из каменной чаши, возвращает силу
и здоровье и может, как говорят, оживить мёртвого..." Он останется
жить, и на следующий год позволит мёду разлиться беспрепятственно...
если, конечно, на будущий год мёд появится, а не умрёт опороченный
бесчестной рукой рыцаря, не исполнившего обета.
- Нет, - сказал Виктан.
- Ты не просто умрешь, - завывал Фартор. - Ты погибнешь только
здесь, а там ещё долго будешь маяться на своей скучной кухне, со своей
скучной женой и вечными неприятностями на противной и скучной для тебя
работе. Ты не сможешь даже вспомнить толком об этой жизни и будешь зря
мучиться, пытаясь вернуться. Пусти!
- Нет.
Виктан чувствовал, как яд подбирается к сердцу. У него
перехватывало дыхание, слабели ноги. Перед глазами качались чёрные
тени. Но сильнее всего, каждой клеткой умирающего тела Виктан ощущал
бурление животворного мёда за своей спиной. И он повторил ещё раз, уже
не Фартору, а самому себе:
- Нет.
- Ты умрёшь! - Фартор кинулся на скалу.
Не было сил парировать удар, Виктан лишь шагнул вперед, подставив
грудь под трезубец и отдав мечу последние остатки жизни. Меч харраков,
погрузившись в серое, взорвался на тысячу осколков. Фартор покатился
под ноги своим наёмникам. Он был невредим, но видел, что опоздал
бесповоротно. Мёд, переполнивший чашу, тяжело хлынул на камни.
Коснувшись твёрдой поверхности, он вскипал и мгновенно исчезал, чтобы
в изменённом виде появиться на полях Резума, в степях Нагейи, среди
обледенелых скал Норда и заросших мхом елей Думора, повсюду, где,
напряжённая и страстная, бурлила жизнь вечного Тургора.
С появлением мёда в стране начиналась весна: свежая трава
продиралась сквозь старые стебли, хороводом закружили бабочки, деревья
наливались соком. Земля, проснувшись, передала полученную силу дальше
- своим сыновьям. Пространство перед стенами взревело внезапно ожившей
битвой. Искалеченный Шш поднялся из-под наваленной на него кучи убитых
врагов. Из тумана выступил наконец прорвавшийся второй отряд, ведомый
Бургом и черноволосым рыцарем Грозы, а в подземной темнице бессильно
лежащий Зентар резко встал, одним ударом сбил с петель чугунную дверь
и вышел на волю. Вслед за ним со светящимся мечом харраков в руке
появился Гоэн. Среди стрегов началась паника, костоголовые побежали.
- Не отдам!.. - Фартор, перешагнув тело Виктана, полез по уступу,
желая бессмысленно осквернить чашу, но в это время, в стороне от
битвы, заблудившийся и беспомощно кружащий среди камней Бестолайн
вдруг остановился, зорко прислушался и метнул на звук свою стальную
булаву. Прогудев в воздухе булава ударила Фартора, впечатав его в
утёс. Беззвучно лопнул костяной шлем, сплющился золотой панцирь, и
Фартор растёкся лужей слизи. Он и теперь был жив, пытался вернуть себе
облик, но у него ничего не получалось, он лишь дёргал какими-то
бесформенными обрубками, напоминающими членистоногую нежить туманной
стены.
Мёд перестал течь.
Наступил вечер, и в темноте чаша, ещё не остывшая мягко светилась,
словно камень готов был расплавиться. Рыцари сошлись на её свет,
собравшись вокруг тела Виктана. Они молчали, слова были не нужны,
каждый знал, что здесь произошло.
Ночи в Блёклом Краю темны и беззвёздны. Но сегодня случилось
небывалое: вечные тучи на западе разошлись, открыв пламенеющее зарево
заката. Оно не гасло, уступая натиску тьмы, а разгоралось ярче,
захватывая пядь за пядью, пока над стёртым горизонтом не показался
краешек солнца, рассеявший мглу Блёклого Края. В ответ засиял гелиофор
на мёртвой руке рыцаря. Два солнечных луча, соединившись, образовали в
воздухе невесомый мост, на котором появилась светлая фигура. Она
быстро и легко приближалась, искрящиеся одежды развевались как от
сильного ветра, золотой венец блестел в струящихся волосах. Лицо
женщины, неизмеримо прекрасное, сияло странным колдовским светом, не
слепящим, но и не позволяющим взглянуть в упор.
Солнечный свет разливался повсюду, под этими лучами зловонно
зашипела и испарилась шевелящаяся слизь - неуничтожимый Фартор
вернулся в первобытное, бестелесное существование, чтобы вновь
блуждать, сжигая себя завистью.
Рыцари молча расступились, небожительница, не коснувшись ногой
камней, прошла мимо них и поднялась к чаше. Там на дне оставалось
несколько последних капель мёда. Женщина наклонилась, провела по дну
ладонью, собирая их. Чаша не погасла, мёд не почернел, как это
случилось бы, дотронься до них нечистая рука смертного. Женщина
опустилась к лежащему Виктану, свободной рукой подняла его голову. Вся
горечь и сладость мира коснулась неживых губ. Виктан вздохнул и открыл
глаза.
- Светлая богиня!.. - прошептал он, затем глаза его вновь
сомкнулись, Виктан уснул, как спят герои, возвращённые к жизни чудом.
Облака на западе сошлись, исчезло солнце, померк гелиофор. Лишь
остывающим светом тлела чаша, да светилось лицо богини, безмолвно
глядящей на спящего Виктана. Рыцари тихо, стараясь не звенеть оружием,
отошли и направились к старому лагерю. Там отныне, сменяя друг друга,
будут вечно стоять в заслоне воины Тургора, чтобы никто не вздумал
повторить безумную попытку: забрать себе общее сокровище, ради себя
одного лишить всю страну смысла жизни.
Возле чаши остались лишь Светлая богиня да спящий Виктан, ещё не
знающий, что гибель обошла его стороной. Вдалеке засветился костер,
приглушённо донеслись голоса. Возле чаши было тихо. Медленным
движением Светлая богиня сняла венец. Лицо её померкло, лоб прочертила
усталая вертикальная морщина. Виктан глубоко вздохнул во сне.
Спи, рыцарь. К утру твои раны затянутся, и новые неодолимые
препятствия потребуют от тебя новых подвигов. А богиню ждут иные дела:
на плите в баке кипятится бельё и расстелены на столе чертежи.
Мёд жизни - он сладок и горек.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг