Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
    - Не знаю, кто, но  они  хотят,  чтобы  мы  потеряли  друг  друга!
Берегись!..
    Из груды членистоногих вдруг вылетели длинные упругие  жгуты.  Они
разворачивались в воздухе, готовые спеленать каждого, до  кого  сумеют
дотянуться. Виктан встретил щупальца ударами меча, обрубки, извиваясь,
падали на землю, лишь одно сумело захлестнуть ногу и  дернуть.  Виктан
упал, тут же его со всех сторон облепила чёрная пряжа.  Обрубив  жгут,
Виктан перекатился в сторону и сумел встать. Там, где только  что  был
Зеннах, колыхался чёрный сугроб. Свистящий рыцарь не  успел  выхватить
саблю, а  плеть  оказалась  бессильна  против  живых  верёвок.  Факелы
погасли, но всё же Виктан  на  ощупь  отыскал  скрученного  Зеннаха  и
перерезал скользкие путы.  Зеннах  вскочил,  не  обращая  внимания  на
присосавшийся к коже пух, засвистел, зовя на помощь. И хотя окружающий
воздух убивал  всякий  звук,  призыв  был  услышан.  Слепой  Бестолайн
появился из тумана. Секира в  его  руках  гудела,  скашивая  тянущиеся
челюсти и летящие навстречу  верёвки,  факел,  укреплённый  на  шлеме,
разбрасывал искры.
    Вновь вспыхнуло в руках пламя, и трое  бойцов  пошли,  разбрасывая
суетящихся  тварей,  пошли  наугад,  потому  что  уже  давно  потеряли
направление и не знали, куда идут. Но, должно быть, удача не  покинула
их, потому что туман  резко  поредел,  и  они  оказались  на  открытом
пространстве по ту сторону завесы.
    Каменистый склон полого поднимался перед ними, и на каждом валуне,
на всякой свободной пяди земли согнувшись стояли уродливые фигуры. Лес
копий вздымался над костяными шлемами, ни один наконечник  не  дрожал,
ни единая фигура не двигалась, и  ни  звука  не  долетало  от  шеренги
противника.
    - Тю-ю!.. - протянул Зеннах. - Вот  уж  кого  не  ожидал  увидеть!
Стреги! Признаться, я не думал, что кому-то из  них  удалось  уйти  из
Нагейи живым.
    Виктан промолчал, хотя и он  многое  мог  бы  рассказать  об  этих
существах, умеющих лишь убивать всех, до кого дотянутся  их  копья.  У
стрегов не было жен и детей. Стреги нигде не  жили,  хотя  встречались
повсюду. Кажется, их полчища просто возникали там, где в них нуждалась
злая воля. Недаром  говорится:  где  беда,  там  и  стрег.  Бестолайну
приходилось сражаться с костоголовыми даже в нижних пещерах. И всё же,
это был знакомый враг, не пугающий героев.
    Виктан поднял забрало и затрубил в рог, созывая товарищей.  Зеннах
вторил ему адским свистом. На призыв  из  тумана  появилась  еще  одна
группа: братья-соперники Хум и Турон, Безымянный рыцарь и Алый  рыцарь
Лесс в плаще, побуревшем от крови. Последним появился  прорвавшийся  в
одиночку Шш. Рыцарь Леса бежал, размахивая чудовищной дубиной, завывая
по-звериному, словно  не  принимал  он  никогда  смешных  человеческих
правил. Обрывки разорванных жгутов волочились за ним. Остальные  воины
остались в гибельной мгле, либо не сумели прорваться и были  отброшены
к старому лагерю.
    Оказавшись на открытом месте, Шш не остановился, не замедлил бега,
а, вращая дубиной, ринулся в сторону стрегов. Стреги  -  неутомимые  и
бессмысленные древорубы были особо ненавистны лесному духу.  По  рядам
прошло  движение,  над  головами  взметнулись  луки,  и  тысячи  стрел
прочертили воздух. Они впивались в дубовый панцирь,  Шш  во  мгновение
ока стал похож на невообразимо огромного ежа, но бега не остановил и с
хрустом врезался в отшатнувшуюся толпу.
    - Вперед! - скомандовал  Виктан  товарищам  и  побежал  следом  за
разбушевавшимся лесным витязем.
    Их встретили стрелы и нацеленные копья, но небольшой  отряд  сумел
врубиться во вражеские ряды.  Стреги  с  визгом  наскакивали  со  всех
сторон, кольчужные рубахи и круглые щиты плохо защищали их, но всё  же
их было слишком много, а всякому известно, что когда стреги собираются
в орду, у них исчезает страх смерти и последние остатки разума. К тому
же, отступать стрегам было некуда - за их спинами поднималась  мрачная
стена - высокая, гладкая, лишённая ворот и без единой бойницы.
    Шш уже пробился к стене и, не обращая внимания на  тычки  ножей  и
копий, мощно обрушивал дубину на гудящую от ударов стену.  Виктан  вёл
отряд ему  на  помощь.  Очистить  площадку  от  стрегов,  затем  Шш  и
Бестолайн пробьют стену, а за ней должна быть скала и чаша на скале...
Там они встанут  и,  если  надо,  то  умрут,  но  никому  не  позволят
приблизиться до тех пор, пока мёд не растечётся по земле.
    - Тургор! - выкрикнул  Виктан,  но  вдруг  остановился.  Его  руки
опустились, лицо застыло. Раскатистый треск заполнил вселенную, он  не
давал сопротивляться, однозначно и безжалостно ведя за собой.  Впервые
время превращений подошло так резко и некстати, Виктан даже  не  знал,
исчезнет ли он, чтобы проявиться где-то в другом краю, или,  что  тоже
случалось, останется здесь: безвольный, не способный  ни  к  чему.  Он
пытался бороться, перед  глазами  ещё  качались  фигуры  врагов,  тело
чувствовало резкий толчок не пробившей панцирь стрелы,  но  то  новое,
что пришло вслед за звоном, уже  не  отпускало.  Исчез  меч,  растаяли
доспехи, холодом обожгло босые ступни, и лишь затем он осознал себя  в
ванной, с тупым неудовольствием разглядывающим в  зеркале  собственное
заспанное изображение.
    "Виктор Андреевич", - всплыло в памяти имя. - Виктан!  -  застонал
он и на секунду вернулся обратно, к себе стоящему,  услышал  призывный
клич: "Светлая богиня!" - и поднял было меч, но колоколом ударил  стук
в дверь, а голос жены: "Виктор, завтрак стынет!" - смял жизнь, оставив
его один на один с буднями.
    Виктор Андреевич выдавил на помазок сантиметровую колбаску крема и
начал бриться.
    - Тургор, - бормотал он машинально. - Тургор.
    Но это больше не было  название  страны,  а  какой-то  медицинский
термин,  имеющий  отношение  к  бритью.  Не  было  тургора  у  Виктора
Андреевича, изжёванное жизнью лицо с набрякшими веками и  мятой  кожей
глядело из зеркала, и бритьё не придавало ему свежести.
    Окончив   туалет   Виктор   Андреевич   вздохнул   и,    внутренне
зажмурившись, шагнул на кухню завтракать. Еда не  лезла  в  горло,  но
отказаться он не смел и послушно жевал разжаренные вчерашние макароны.
Таисия уже успела позавтракать и собиралась на работу, курсируя  между
стенным шкафом, зеркалом и продуктовыми  сумками.  Каждый  раз,  когда
жена появлялась на кухне, Виктор  Андреевич  начинал  жевать  особенно
старательно.
    Он сам не понимал, почему так ведёт себя - бояться Таисии не  было
причин, жили Малявины мирно, считаясь у знакомых образцовой парой. Но,
разумеется, Виктор Андреевич  ни  единым  словом  не  выдавал  сияющей
жизни, которой жил в действительности,  и  тайна  угнетала,  заставляя
чувствовать себя виноватым.
    Как  обычно  по  утрам  Виктору  Андреевичу   приходилось   заново
вспоминать свою биографию, ибо  беспамятство,  которое  мог  позволить
себе рыцарь Виктан, не дозволялось Малявину Виктору Андреевичу. Виктор
Андреевич вспомнил, какой сегодня день недели, вспомнил, не машинально
действующим телом, а сознанием, что пора идти на работу,  и  вспомнил,
где он работает.  Выяснил,  какой  нынче  год,  и  кто  такая  Таисия.
Медленное пробуждение памяти всегда пугало его, казалось,  что  сейчас
появится кто-то, начнет требовательно задавать вопросы, а потом заявит
во всеуслышание: "Да он не знает даже, сколько ему лет!" - и  тогда...
дальше Виктор Андреевич не решался фантазировать,  лишь  повторял  про
себя, готовясь к ежедневному экзамену:
    "Пятьдесят два года.  Женат  тридцать  лет  -  скоро  будет.  Пора
готовиться к юбилею, подарки искать. Дочь замужем. Сын в армии служит,
сколько же ему лет?.. Девятнадцать..."
    - Виктор, на  работу  опоздаешь,  -  напомнила  Таисия,  и  Виктор
Андреевич, поспешно отодвинув тарелку, пошёл одеваться.
    Утренний экзамен был ещё не кончен, но впереди предстояла  длинная
поездка в автобусе, когда можно успеть всё. Обычно, по мере того,  как
он вспоминал приметы и дела здешнего мира,  роскошная  правда  Тургора
уходила в забвение, скрывалась, словно её  и  не  было.  Свойство  это
помогало Виктору Андреевичу не  выдать  себя,  не  совершать  странных
поступков и не говорить неуместных слов. Но сейчас  он  никак  не  мог
забыть о рыцаре Солнечного  Луча,  застывшем  среди  толпы  безымянных
убийц.
    Виктора Андреевича втащило в автобус, вдавило рёбрами в поручень у
окна, сжало со всех сторон безликой пассажирской массой.
    - Мне пятьдесят  два  года,  -  теребил  он  в  уме  бессмысленные
словосочетания. - Я еду на работу..."
    Автобус тряхнул, низкий  потолок  угрожающе  приблизился  к  лицу,
цепи, стягивающие руки и туловище, натянулись, врезаясь  в  плоть,  но
Виктан устоял, и взмыленным стрегам не удалось бросить его на колени.
    - Славная  добыча,  -  услышал  Виктан.   -   Здравствуй,   рыцарь
Солнечного Луча. - Что-то  ты  не  слишком  весел.  А  ведь  ты  хотел
встретиться со мной. Что ж, я к твоим услугам. Давай, поговорим.
    - Значит, ты Фартор... - сказал Виктан.
    Сидящая фигура подалась вперед, словно  рассматривая  пленника,  и
Виктан увидел, что у Фартора нет лица. Серая, нездорового  вида  кожа,
покрытая морщинами - одна складка покрупнее кривится там,  где  должен
быть рот - и всё: ни носа, ни ушей, ни глаз. Почему-то Виктан подумал,
что именно таким и должен быть хозяин Блёклого Края.
    - Фартор, - сказал Виктан. - Ты должен отступить. Я знаю,  в  тебе
нет ни жалости, ни сочувствия, ни какого-либо иного  доброго  чувства,
но ведь страх-то в  тебе  должен  быть...  Ты  сумел  пленить  меня  -
случайность и моя природа  помогли  тебе,  но  всех  ты  не  победишь.
Отступи.
    Дёрнулась морщина рта, монотонно зазвучал бесцветный голос:
    - Во мне нет страха, рыцарь. Страх - это слишком  ярко.  И  ты  не
прав: я взял тебя не случайно, скоро ты убедишься в этом. К  тому  же,
ты не единственный пленник. Ваша атака отбита, а я не только не  понёс
потерь, но стал непобедим. Я могу уже не скрывать своих планов. К тому
же, без этого разговора моя победа будет неполной, я должен рассказать
обо всём, рассказать именно  тебе  -  поверженному  противнику,  чтобы
насмеяться над тобой. Вчерашний старик говорил,  что  в  Блёклом  Краю
никто не живёт, поскольку тут нет  никаких  качеств.  Это  не  так.  Я
всегда жил здесь, и одно качество у меня было. Зависть! У  каждого  из
вас есть что-то своё, то, что вы считаете самым  лучшим;  вам  незачем
завидовать друг другу, поэтому вся зависть мира досталась мне. А это -
великая мощь. Я бродил  вокруг  чаши,  не  замеченный  никем,  завидуя
каждому из вас, но не смея приблизиться к источнику,  из  которого  вы
так щедро черпали. Запах мёда сводил меня с ума, но я не имел ни  сил,
ни  решимости  -  ничего  кроме  зависти.  Зависть   не   чувство,   а
мировоззрение. Говорят - она  бесплодна,  но  именно  из  неё  родился
иссушающий пух. И когда чёрная вьюга закружила вокруг моей головы -  я
решился. А потом явились вы - гордые, самоуверенные и...  беззащитные.
Я вдоволь попил вчера вашей крови, вы  напитали  меня  своей  силой  и
уверенностью. Сразу явились неприступные стены и  непобедимое  войско.
Против  вас  сражается  то  худшее,  что  есть  в  вас  самих.  А  оно
непобедимо. Видишь, я ничего  не  скрываю  от  тебя,  потому  что  мне
приятно видеть твоё отчаяние.
    - Ты лжёшь, - сказал Виктан. - Ты не сумел отбросить нас от  стен.
Я слышу, что бой продолжается.
    Фартор замер, словно прислушиваясь к доносящимся  издалека  глухим
ударам, а потом, пренебрежительно отмахнувшись, произнес:
    - Не стоит обращать внимание на  бессмысленный  шум.  Этот  лесной
пень, который вы привели с собой, и впрямь неукротим и почти неуязвим.
Его можно лишь строгать как полено, я так и поступлю, хотя  подойти  к
нему с ножом трудно. Но один он ничего не сможет сделать. Никто из вас
ничего не сможет сделать. Кого не взять силой - будет взят измором или
хитростью. Я не сумел добыть  крови  подземного  слепца,  панцирь  его
прирос к коже, тогда я воспользовался  умением,  похищенным  у  рыцаря
Грозы, так что ваш слепец вдобавок оглох  и  сейчас  безобидно  крошит
камни вдалеке от битвы. К каждому рыцарю я подобрал ключик, для  этого
у меня было много времени. Теперь ты понял, что проиграл? Молчишь?  Ты
правильно сделал, что замолк...
    Виктан вздрогнул и поднял голову. Перед ним  сидел  Гоэн.  Вернее,
сидящий был похож на Гоэна словно  брат-близнец,  лишь  пустой  взгляд
выдавал подделку.
    - Прекрати, - сказал Виктан, - меня не обманешь.
    - Теперь, разумеется, не обману. А если бы я сразу показался  тебе
в таком виде, то сумел бы  посеять  в  твоей  душе  смятение.  Но  мне
захотелось говорить с тобой  от  своего  имени,  и  я  могу,  наконец,
позволить себе это. А хочешь, -  Фартор  усмехнулся,  и  страшно  было
видеть на знакомом лице рыцаря Опавшего Листа чужую и мёртвую усмешку,
- хочешь я покажу тебе Виктана? Такого, каков он на самом  деле?  Хотя
тебе это не интересно, ты, пожалуй, и не узнаешь  себя.  Тебя  волнует
иное: зачем я начал борьбу, и что собираюсь делать дальше. Что  же,  я
отвечу и на эти вопросы. Я хочу забрать себе мёд.  Весь  до  последней
капли. Пусть он зреет, а потом я не дам ему  пролиться.  Я  буду  есть
мёд, макать в него свой хлеб,  а  вы  будете  завидовать  мне,  как  я
когда-то завидовал вам.
    - Об этом я догадывался и без тебя, - ответил Виктан.  -  что  ещё
может изобрести бессильная зависть? Тебе лишь  кажется,  что  ты  стал
силён и сумел  пленить  меня...  -  Виктан  напряг  мышцы,  пробуя  на
прочность опутывающие его цепи.
    - Не трудись! - Фартор поднял руку. - Эти оковы нужны  лишь  моему
самолюбию,  их  несложно  порвать.  Ты  связан  иначе,   хотя   и   не
догадываешься, как. Дело в том, что мне известна твоя тайна. -  Фартор
поднялся и прокричал в лицо Виктану: - Ты побеждён, потому что проехал
свою остановку!
    Виктан рванулся, но двери  автобуса  уже  захлопнулись,  и  Виктор
Андреевич увидел, как мимо  проплывает  проходная  завода,  табло  над
входом показывает без семи минут восемь, и, значит,  уже  нет  никакой
возможности  успеть  на  работу  без  опоздания.  Виктор  Андреевич  в
отчаянии привалился к дверям. Опустевший  автобус,  дребезжа,  набирал
ход.
    Разумеется, в проходной Виктора Андреевича записали, а в отдел  он
опоздал на целых двенадцать минут. Ещё год  назад  на  такую  задержку
никто не обратил бы внимания, кроме, может быть, Антонины  Мадарась  -
злыдни и доносчицы,  но  теперь,  когда  управленцы  ожидали  сильного
сокращения штатов,  Виктора  Андреевича  встретило  недоброжелательное
молчание  и  изучающие  взгляды.  Виктор  Андреевич  промямлил  что-то
напоминающее одновременно приветствие и попытку оправдания, уселся  за
стол и придвинул  папку  с  бумагами.  Предстояло  выяснить,  что  там
внутри, вспомнить, какими неприятностями чреват грядущий день.  Ничего
срочного в папках не оказалось:  какие-то  заявки,  отчет  за  прошлый
квартал, докладные записки о перерасходе  электроэнергии  -  весь  тот
бумажный хлам, что скапливается на столе, создавая видимость работы.
    Виктор Андреевич обзвонил цеха, сообщил, что режим работы  сегодня
"два-тире-два". В  ответ  ему  продиктовали  расход  электричества  за
прошлую смену. Цифры эти предстояло  просуммировать  и  о  результатах
сообщить в Горэнерго. Ежедневная будничная деятельность, не  требующая
ни  малейших  усилий.  Виктор  Андреевич  выписал  цифры  в   колонку,
вздохнув,  поднял  голову.  Светочка  Соловкова,  сидящая  за   столом
напротив, была погружена в расчёты, наманикюренные пальчики летали над
клавишами калькулятора. Виктор Андреевич вздохнул ещё раз.
    Лишённые  тургора  щёки  Виктора  Андреевича  всегда  были  гладко
выбриты, так что он и сам не мог бы сказать, была бы у него  седина  в
бороде, вздумай он эту бороду отпустить. А  вот  бес  в  ребро  впился
прочно, и звали его Светочка Соловкова. Была она на  два  года  младше
собственной дочери Виктора Андреевича, у мужчин пользовалась  успехом,
так что никаких надежд у Виктора Андреевича не оставалось, тем  более,
что Малявин даже в молодости был смел с женщинами лишь в мечтах. И все
же, он ничего не мог с собой поделать - запоздалая  влюблённость  была
неистребима.  Во  время  заводских  междусобойчиков  Виктор  Андреевич
демонстративно ухаживал за  Светочкой,  изображая  "доброго  дедушку",
которому, учитывая возраст, позволена безобидная фамильярность. А  сам
жестоко клял себя и за неудачно выбранную маску, и за нерешительность,
и даже за возраст, который и в самом деле со счетов было не  сбросить.
О Таисии в эти минуты Виктор Андреевич не думал, Таисия ждала дома,  а
здесь была совсем другая жизнь, такая же непохожая на домашнюю, как  и
царственные равнины Тургора.
    Виктор  Андреевич  машинально   пересчитывал   общее   потребление

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг