Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Но оказалось, что под скатертью прячется полочка, а на  ней  несколько
толстых, чёрных от времени книг. Бабушка распахнула одну из них и,  не
глядя в страницы, пропела чужим,  заученным  голосом,  каким,  бывало,
сказывала о неведомой Смык или Одолень-траве:
    - "Аще у кого рана глубоко подсечена, возьми в  бане  из  подполья
ростёт, аки гриб белый или пена, изсуши насухо в вольном жару; изсуша,
изтолки мелко и просей ситом, смешай с добрым уксусом, упари  в  новом
горшочке, и станет густо; тем  помазуй  рану  пёрышком  помаленьку  из
глубины наперёд, а не сверху; помажешь сверху, ино  не  добро  -  верх
наперёд заживёт, а с исподи не заживёт, ино тяжело".
    Маришка слушала разинув рот. Бабушка закрыла книгу,  улыбнулась  и
спросила:
    - Ладно ли я читаю?
    - Ладно... - протянула девочка. - А что это?
    - У меня тут и травнички, и заговоры, и Вертограды  прохладные,  и
святые книги - всё есть.
    Марина осторожно, двумя руками развернула книгу. Большие,  неровно
обрезанные листы густо покрывала вязь рукописных строчек.  На  широких
полях располагались рисунки: заштрихованные кресты, а порой, видно для
ясности нарисованный  разлапистый  лист  или  корень  о  двух  концах.
Отдельные буквы были вроде бы знакомы, но сколько Марина ни  пыталась,
она не сумела прочесть ни одного слова.
    - Это на каком языке? - спросила она бабушку.
    - Русские люди писали, - был ответ, - вот выучишься -  все  книжки
тебе отойдут.
    Тем же летом бабушка стала приучать Марину к лечебному делу.
    Как-то Марина прибежала из деревни в слезах. Она долго и бессвязно
жаловалась, бабушка хлопотала вокруг неё,  утирала  слёзы  передником,
наконец осерчала, цыкнула, брызнула в лицо  водой  с  уголька,  отчего
слёзы мгновенно высохли, и потребовала отчёта.
    - У Вовки Козны ячмень на глазу выбросило, - рассказала Марина.  -
Ты говорила: если ячмень - плюнуть надо. Я три раза плевала, и  вчера,
и позавчера, а он всё пухнет. Ребята смеются а Вовка прибить обещался.
    - Эх, Машенька, видать, не так ты  плевала.  Харкнуть  человеку  в
глаза всякий может, а тут с умом надо.
    Бабушка наклонилась к уху и прошептала:
    - У него на глазу паук сидит.
    - Какой паук? - испугалась Марина.
    - Злой. Вроде клеща, а не клещ. Впился, глаз сосёт, собой  мохнат,
жёлтый, глазки чёрные...
    Марина вскрикнула. Прямо перед  ней  на  полу  сидел  огромный,  в
локоть, паук. По жирному жёлтому брюху были раскиданы тёмные  пятна  и
поросшие белесой щетиной бородавки. С жующих  челюстей  капал  тягучий
чёрный яд. Гадина глядела мимо Марины слепыми точками глаз и  медленно
перебирала цепкими суставчатыми лапами.
    Волна чудовищного отвращения захлестнула Марину. Весь  мир  исчез,
оставался только злой страшный паук.
    - Плюнь! - откуда-то издалека истошно завопила бабушка.
    Марина содрогнулась и, не соображая, что делает, плюнула. В ту  же
секунду паук лопнул и исчез без следа.
    - Вот так и надо, - сказала бабушка. - Сейчас пойдём в деревню,  и
плюнешь своему Козне как положено.
    - Я не пойду, - прошептала Марина.
    - Что же, мальцу пропадать? - спросила бабушка.  -  Идём,  у  тебя
получится.
    С этого дня  бабушка  принялась  учить  Марину  заговорам,  тайным
нашёптываниям, заклятиям. Главным в этом тёмном искусстве оказались не
слова, которые неразборчиво бормотала ведунья, а те чувства,  что  она
вкладывала в  них.  Бабушка  и  сама  вполне  понимала  это  и  строго
различала заклятья, что говорятся для  больного,  от  тех,  что  нужны
самому лекарю.
    - Коли волосатик руку ест, то парь  трижды  на  день  по  три  дни
берёзовым листом, а пока паришь, читай "Отче наш" до семи  раз.  А  на
четвёртый день возьми пучок Золотухи-травы, листики  с  ней  обери  да
завари крепко. Руку в той воде парь с  двойным  заговором.  А  уж  как
дойдёшь до слов: "Свят! Свят!" -  то  язву-от  веничком  и  хлещи,  не
шибко, но сердито: "Свят! Свят!" Тут гной раной  хлынет,  и  волосатик
покажется.  Ты  его  рукой  не  трогай,  а  на  траву  прими  и  мотай
потихоньку, да заговор читай  поскушнее,  рука  чтобы  не  дрожала,  и
больного не перепугать...
    - Бабушка, а зачем молитва нужна? Ведь бога-то нет!
    - Ну, коли нет, так читай стихи. Только время заметь хорошенько, а
то перегреешь руку, так один вред получится. Прежде часов не было, так
и яйца под "Отче наш" варили. Один раз прочтёшь - всмятку, три раза  -
в мешочек. А совсем без заговора тоже нельзя - больной  тебя  слушает,
ему и поспокойней.
    С этим Марина соглашалась, тем более, что из книжек уже знала и  о
психотерапии, и об аутотренинге.
    Она с лёту схватывала бабушкину науку, умела  заворожить  младенцу
пупок, изгнать из старой раны вросший осколок кости или свести с  лица
огромную багровую бородавку.  Но  она  никогда  не  делала  этого  без
бабушки. Стыдным казалось, даже ради психотерапии, изображать из  себя
верующую, брызгать по углам святой водой и бормотать неразборчиво:
    - Изыди,  злой  дух,  изверг  рода  человеческого,   изыди   аггел
сатаны...
    Ну о каком "аггеле" можно всерьёз говорить в наши дни?  Первая  же
скептическая усмешка разбила бы Маринкину уверенность  в  себе.  Но  в
бабушкины заговоры Марина верила крепко.
    Именно в эту пору Марина решила  стать  врачом  -  желание  горячо
поддержанное бабушкой, но из-за которого сразу же появилось  множество
дел, нечувствительно отнимавших время, так что порой не  было  расчёта
ехать в деревню на короткие весенние каникулы. Потом  пошли  экзамены,
выпускные да приёмные, и суматошная студенческая жизнь с  обязательной
летней практикой и стройотрядами. И среди лета уже становилось  трудно
выбрать неделю, чтобы побывать на хуторке.
    Но  однажды  Мариной,  которая  тогда  училась  на  третьем  курсе
мединститута, овладело  странное  беспокойство.  Несколько  часов  она
металась, не находя себе места, а потом, махнув  рукой  на  занятия  и
никого не предупредив, отправилась в деревню.
    К тому времени до сто  двадцатого  километра  пустили  электричку,
хотя дальше всё равно  приходилось  брести  пешком  по  раскисшему  от
ноябрьских дождей просёлку. Однако, первым,  кого  увидела  Марина  на
платформе, был Володька Козна, друг детства,  ставший  трактористом  и
лихим ухажёром.
    - Бабка просила встретить, подкинуть к деревне, -  сообщил  он.  -
Сапоги передала, а то не пройдёшь болотом.
    Потом они тряслись  в  кабине  "Беларуси"  по  налитым  колдобинам
осенней дороги, Козна увлечённо рассказывал, как  живётся  тут  и  как
жилось в армии. Марина почти не слушала его, только одна фраза  больно
рванула по сердцу:
    - Бабка твоя совсем плоха стала.
    Однако на деле всё оказалось не так уж страшно. Бабушка  встретила
Марину на полпути от деревни, вдвоём они бодро дошлёпали  до  избушки.
При встрече бабушка сказала лишь:
    - Приехала, Машенька? Я знала, что приедешь... Звала я тебя.
    В жарко натопленной избушке было всё как обычно, разве что трав по
клетям сушилось в этом году  менее  обыкновенного.  Из  печки  бабушка
достала горячие  хрустящие  калитки  с  картошкой  и  кашей.  Заварила
душистый сборный чай. Видно было, что она старается  напомнить  внучке
всё, что так привязывало её к лесной избушке. А  Марина  с  запоздалым
сожалением думала, что не предупредила Серёжу о своём отъезде,  и  он,
наверно, будет ждать звонка.
    Вечером в горнице засветилась лучина - бабушка, как и  прежде,  не
жаловала керосиновой вони, и под тихое  потрескивание  огня  и  звонок
бессонного сверчка пошла  беседа,  которую  Марина  запомнила  на  всю
жизнь.
    - Так-от, Машенька, - начала бабушка, - девяносто пятый годок мне.
Стара стала.
    Марина молчала, не понимая, куда клонит бабушка.
    - Мать твоя меня  не  больно  жалует,  но  вины  её  в  том  нету.
Поздненькая она у меня, другие бабы в такие годы уж  и  не  рожают.  А
расстались мы рано, четырёх годков ей не было, как нас  разлучили.  Не
любили тогда, ежели какая женщина ведьмой  слыла.  А  обо  мне  всякое
говорили, тогда ещё больше, чем теперь. К тому же я единоличная. Так и
подпала под закон. И нашла я её, мамку твою, уж  после  войны.  Совсем
большая стала девка и чужая. Глупая она,  но  ты  её  жалей,  всё-таки
мать. Хорошо, хоть ты у меня появилась, а то бы так и осталась  я  без
наследницы, -  бабушка  остановилась  и  вдруг  попросила  тихонько  и
жалобно: - Машенька, пожила бы ты у меня, а?
    - Что ты, бабушка, - заторопилась Марина. - Я не  могу  сейчас,  у
меня институт, сессия на  носу,  ты  же  сама  говорила,  что  учиться
надо...
    - Ох, жаланная, не уйдёт от  тебя  институт,  а  бабушка-от  скоро
уйдёт, не догонишь. Поживи пока у меня, поучись у старухи.  Думаешь  я
тебе всю мою премудрость показала? Я много умею...
    - А на что мы с тобой жить будем? - защищалась Марина. -  Денег  у
меня нет, ты тоже за свою жизнь не запасла, всё на мать стравила...
    - На что они нам, деньги? Али плохо  жили  прежде,  голодной  была
когда, исхудала? А ведь у меня кроме  грибов  да  картохи,  да  травок
разных, отродясь в дому ничего не  бывало.  Машенька,  я  ж  для  тебя
всякую тряпицу самобранкой  оберну,  останься  только.  Я  тебя  всему
выучу. Горько науку с собой уносить... Вот, гляди...
    Бабушка повернулась в угол, где  за  печкой  примостились  рогатые
ухваты, и один из них качнулся и медленно поднялся под потолок.
    - Сама уж не могу, а тебя научу, будешь без крыльев аки  птица  по
небу летать. И ты не думай, дурного здесь  ничего  нет,  я  уж  восемь
десятков лет ведунья, а чёрта в глаза не видала. И есть ли он  где?  А
коли грех какой в этом деле найдётся, так я его перед  богом  весь  на
себя возьму.
    - Да при чём здесь чёрт? - воскликнула  Марина.  -  Не  верю  я  в
чертей. Вот только как же... - Марина чуть не  сказала:  "Серёжа",  но
осеклась и выдавила: - ...как же город?
    - Что тебе в том городе? Телевизоров не видала,  что  ль?  У  меня
есть кой-что похитрее телевизора. Дай-ко сюда перстенёк твой...
    Марина послушно сняла с пальца тонкое девичье колечко и  протянула
его бабушке. Та плеснула в миску воды, кинула туда  звякнувшее  кольцо
и, наклонившись над водой, принялась шептать:
    - Ты кажи, кажи, колечко, о ком думает сердечко...
    Поверхность воды застыла, обратившись в блестящее ртутное зеркало,
и в нём Марина увидела городскую улицу, подстриженные тополя,  горящие
фонари, в свете которых кружили первые в этом году снежинки. И по этой
улице шёл Серёжа. Он был не один, рядом с ним, держа его под руку  шла
незнакомая Марине девушка. Она что-то увлечённо говорила, а Серёжа  то
и дело зашагивал вперёд и, смешно морща брови, заглядывал ей  в  лицо,
совсем так, как глядел в лицо  Марине,  когда  они  вместе  гуляли  по
городу. Но самое страшное, что  в  руках  девушка  несла  три  больших
полураспустившихся тюльпана, завёрнутых в прозрачный целлофан.  Это  к
ней, к Марине, он приходил на  свидания  с  тюльпанами,  а  когда  она
спрашивала, откуда он берёт среди осени такое чудо, загадочно улыбался
и отвечал:
    - Секрет фирмы. Только для тебя.
    Верно бабушка сразу почуяла неладное, потому что забормотала:
    - Не смотри, не смотри,  это  неправда,  морок  это...  -  а  вода
замутилась, тут же прояснилась снова, и  Серёжа  оказался  в  какой-то
комнате, сидящим над книгой.  Обман  был  очевиден,  комната  казалась
нарисованной, лицо Серёжи неживым, словно снятым с фотографии, и книги
перед ним лежали, конечно, не учебники, а скорее нечитаемые  бабушкины
манускрипты. Только три тюльпана, очутившиеся в стакане на краю стола,
остались теми же, что и были.
    - Не надо... - простонала Марина, и всё исчезло.
    - Ну что ты, право, - уговаривала бабушка. - Не убивайся ты,  беда
невелика, ну, прогулялся парень с другой, не дурное же что  сделал.  А
хочешь, я его так присушу, что шага от тебя не отойдёт?
    - Не надо, - мучительно повторила Марина.
    Они немного помолчали, а потом Марина тихо начала говорить:
    - Бабушка, я поеду завтра в город. Ты не думай, я не  из-за  него,
плевать я на него хотела, но просто лучше мне там быть. Не  нужно  мне
пока твоё волшебство, это всё потом, а сейчас... я ещё сама  не  знаю,
что мне нужно...
    Утром они попрощались возле избушки.
    - Я обязательно приеду, - говорила Марина. - Вот сдам сессию и тут
же к тебе. Хорошо?
    Бабушка молчала и часто крестила Марину, чего  прежде  никогда  не
делала. Наконец Марина оторвалась от неё  и  исчезла  в  припорошенном
чистым снежком лесу.
    Больше Марину не охватывало страшное  чувство  беды,  но  она  всё
время помнила, что  с  бабушкой  может  быть  нехорошо,  и  торопилась
разделаться с учёбой как можно скорее. Это было тем легче, что  Сергей
исчез из её жизни. Всё произошло удивительно просто и  быстро.  Марина
лишь спросила при встрече, как зовут ту  девушку.  Сергей  рассмеялся,
хотел что-то рассказать, но Марина вдруг ясно поняла: врёт. И хотя там
у него пока нет ничего, но и здесь тоже ничего нет и быть не может.
    Она ещё не знала, что с этой минуты обречена понимать других людей
и, значит, навсегда останется одна.
    Зимнюю сессию Марина сумела спихнуть досрочно и уже  на  следующий
день мёрзла в нетопленной электричке, спешащей прочь от города. Дорога
до деревни была хорошо укатана, а дальше приходилось  пробивать  лыжню
по нетронутой снежной целине. Особенно тяжело было в  лесу,  где  снег
лежал такими огромными и пушистыми холмами, что лыжи тонули в нём и не
помогали, а мешали двигаться. За два часа Марине не попалось ни одного
человеческого следа. Не было следов  и  возле  избушки,  перед  дверью
намело сугроб, её пришлось откапывать концом лыжи.
    Избушка встретила холодом и непривычным порядком. Бабушки нигде не
было. А посреди  стола  лежало  составленное  у  нотариуса  завещание,
согласно которому дом и всё имущество отходили "внучке моей Машеньке -
Шубиной Марине Сергеевне".
    На третий  день  приехала  мать.  Она  вошла  в  дом  со  скорбным
выражением на лице, держа в руках заранее приготовленный платочек, но,
увидев, что в избушке  нет  никого,  кроме  Марины,  сразу  же  обрела
деловитую уверенность. Не говоря ни слова, обошла горницу,  поколупала
ногтем стены, неодобрительно покачала спинки стульев.
    - Труха! - наконец  заявила  она.  -  Всё  можно  выкидывать.  Дом
удастся продать рублей за восемьсот, сейчас такие дачки в моде, я  уже
покупателя  присмотрела.  А  вещи  никуда  не  годятся,   вот   только
взглянуть, где-то платок должен быть пуховый. И ещё иконы, они  теперь
в цене... - мать направилась к бабушкиной божнице.
    - Не смей!.. - свистящим шёпотом выдохнула Марина.
    - Что?.. - мать обернулась.
    Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в  глаза,  стояли,
не двигаясь, и с лица матери сползало выражение трезвой озабоченности,
и пятнами выступал страх. Неизвестно, что почудилось ей, но вдруг  она
ойкнула, попятилась, а потом, тихо взвыв, метнулась в сени и дальше на
улицу. Только там к ней вернулся голос:
    - Ведьма!.. - заголосила она и, проваливаясь  по  пояс  в  снежные
заносы, бросилась прочь.
    Марина сухими глазами смотрела, как барахтается в снегу эта  чужая
женщина.
    В город Марина вернулась через  неделю.  О  бабушкином  наследстве
больше не было сказано ни слова. Но именно с этих пор Марина усвоила в
отношении матери злое словечко "мамаша" и  перешла  к  оскорбительному
для родителей обращению на "вы".
    А мать как-то сразу  сникла,  здоровье  её  хизнуло,  из  цветущей
женщины, на которую даже молодые люди на  улице  порой  оборачивались,
она в одночасье превратилась в сгорбленную, морщинистую  старуху.  Она
мгновенно растеряла аристократические замашки, перестала заботиться  о
внешнем   блеске,   стала   нечистоплотной,   приобрела    способность

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг