Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                                  
    - Да, набрали, - ответил мужчина. Ему  тоже  было  неловко,  верно
понял: в том, что его жена по лесу голой ходит виноват не Василий.
    - А я только иду, - натужно продолжал Василий. - Я  завсегда  так:
вечером сбегаю, за час ведёрко наберу, на пузырёк и хватит.
    - С пузырьком теперь трудно...
    - Это кому как. Я знаю тут, которые сами гонют.  Чужому,  конечно,
не дадут, а мне завсегда... Меня тут каждая собака знает...
    Дачница  наконец  привела  себя  в  порядок,  её  муж   облегчённо
вздохнул, сказал невпопад:
    - Извините, тяжело с корзинами, я пойду... - и исчез за поворотом.
    А Василий в сердцах добежал аж к самой Ушкуйной  горе  и  вернулся
назад уже в темноте, не сорвав ни единой ягоды.
    Всю ночь он проворочался, вспоминая встречу, ругая сам  себя:  "Да
что же, баб у меня не было, что ли?" - и тут же признаваясь "Таких  не
было. Это настоящая, нетраченная".
    И на работе  не  мог  прийти  в  себя.  Как  всегда  ходил,  кидал
деревянной   лопатой    на    транспортёр    вываленную    самосвалами
свежеобмолоченную рожь, отгребал текущее из  шнека  высушенное  зерно:
чистое, жёлтое, горячее. Привычно ни о чём не думал, но  был  какой-то
квёлый, словно после сильного похмелья. Несколько раз влез, не  глядя,
под струю воздуха из барабана, которая  накидала  за  шиворот  колючей
половы и замусорила глаза.
    После работы отправился к Любахе - шалой бабёнке, известной  всему
району, и на полный аванс купил литровую  бутыль  самогона.  У  Любахи
можно было бы на ночь остаться, как случалось прежде, но Василию стало
противно. Стара Любаха, на десять лет старше  его,  и  воняет  от  неё
кислятиной. Забрал бутылку  и  пошёл  домой.  Совхозная  развозка  уже
уехала, пришлось переться из усадьбы  пешком.  Дорогой  несколько  раз
прикладывался к  бутылке,  дома  ещё  раз  приложился  для  храбрости,
пригладил пятернёй волосы и пошёл к соседям знакомиться.
    Дачница стирала бельё в проулочке возле дома. Увидав Василия,  она
поздоровалась и тревожно посмотрела  на  дверь,  верно  ожидая  оттуда
помощи.
    - Здравствуйте, - сказал Василий. - Я тут шёл мимо и решил  зайти.
Я сосед ваш буду.
    - Да, я знаю, - ответила женщина.
    Василий присел на край скамейки. Плохая  была  скамейка,  хлипкая.
Закурил. Потом спохватился:
    - Это ничего, что я курю?
    - Нет, нет, курите.
    - Напугал вас давеча, - начал  разговор  Василий.  -  Вы  меня  не
бойтесь, я сам всех боюсь, и вас тоже.
    - Нас-то зачем бояться? - женщина  уже  успокоилась,  но  говорила
нарочито громко, чтобы услышали, наконец, в доме.
    - Я в совхозе работаю, на хлебе, - говорил Василий. -  Зарабатываю
хорошо. Могу и больше, но не хочу ломаться. Телевизор купил цветной, -
Василий вдруг испугался, что его уличат во вранье, и  добавил:  -  Как
антенну поставлю, приходите смотреть. Ни у  кого  в  деревне  цветного
нет.
    - Спасибо. Только нам в городе телевизор житья не даёт.
    - А вы здесь отдыхаете...
    - Да, в отпуске.
    - Большой отпуск?
    - Сорок восемь дней.
    Василий присвистнул.
    - Это кому же столько дают?
    - Учителям.
    - И муж тоже?
    - И муж.
    Василий прикурил от окурка вторую папиросу.  Учительница,  значит.
Он посмотрел на пухлые руки соседки,  перебиравшие  в  тазике  детские
одёжки.  Сам  бы  и  не  догадался.  Культурная,   значит.   А   он-то
разлетелся...
    Из дома вышел муж,  тоже  поздоровался,  присел  на  другой  конец
скамьи.
    - Поговорить зашёл, по соседски, - сообщил Василий.
    Дачник вопросительно посмотрел на него.
    - Вот вы ходите, - продолжал Василий, - знать меня не хотите...
    - Почему же, мы со всеми здороваемся.
    - Это вы так, а я по человечеству. Я такой, прогоните, уйду  и  не
подойду больше никогда...
    - Разве вас гонят? - сказала женщина.
    Василий, не докурив, смял папиросину, достал новую.
    - Я ведь тутошний, - сказал он, забыв, о чём говорил только что, -
вот вы уедете, а я останусь. Если что надо достать или привезти, то  я
запросто, вы только скажите.
    - Спасибо.
    - На всю деревню только я, да нюркин Иван. Но Иван  ничего  делать
не станет, не надейтесь. А я могу!.. Всё!.. И если меня кто обидит,  я
тоже никогда не прощу. Ничего не скажу, но не прощу. Я тут  остаюсь  в
деревне единственный. Меня уважать надо, а то я и поджечь могу...
    Сказал и сам испугался своих слов, поняв, что не туда завёл пьяный
язык. А дачник словно не обратил  внимания.  Пожал  плечами,  спокойно
спросил:
    - За что же нас жечь? Мы, кажется, никому зла не сделали.
    Василий встал, держась за столбик ограды.
    - Пойду я, - сказал он, - у меня ещё  дела  по  хозяйству.  А  вы,
когда надо, сразу мне говорите, я помогу.
    Войдя в дом, Василий зажёг свет и обвёл взглядом большую  комнату,
ту, в которой жил. Дощатый стол, рядом  одинокая  табуретка,  тюфяк  с
сеном на кровати, вот и вся обстановка. Даже простыней  нет,  а  он  -
гостей звать! Да какие  там  простыни,  веника  в  доме  и  то  нет...
Василий, шаркая по полу  стоптанными  кирзачами,  принялся  сгонять  в
угол, валяющиеся всюду  окурки.  Но  тут  же  остановился,  поражённый
простой мыслью: а ведь позови он сейчас  соседей  в  дом,  они  бы  не
пришли. Мужик, может, и зашёл бы из приличия, а она - нет.
    - Культурные!.. - пробурчал он, косо сел за стол  и  потянулся  за
бутылкой.



                                * * *


    К декабрю работы на току закончились, и Василия отправили  сначала
в отпуск, а  потом  в  отгулы,  которых  он  много  заработал  в  пору
сенокоса. Свободное время Василий сидел дома. Скучал.  От  тоски  даже
пробовал искать баб-машин клад: рылся  на  чердаке,  ковырял  землю  в
пустом подполе. Ничего не нашёл.  Потом  съездил  в  Доншину,  постоял
возле винного. Водку давали  по  талонам,  а  свои  талоны  он  пропил
давным-давно. Вернулся домой ни с чем.
    И дом уже не радовал Василия. Неуютен был и гадок,  весь  провонял
грязным бельём и табачной копотью. Главное же, не принёс ни  уважения,
ни счастья. Тысячу раз прав был Селёха. Лучше без дома, да  на  людях.
Как когда-то: он стоит среди клуба,  а  парни,  теперь  уж  почти  все
разъехавшиеся в Дно, Псков, а  то  и  в  Ленинград,  толпятся  вокруг,
уважительно задают один и тот же вопрос:
    - У тебя чо, верно трактор в бочажине утоп?
    А он отвечает, сплёвывая на пол:
    - Спрашиваешь тоже...
    Знала бригадирша, чем достать его. Упекла в гнилое Замошье. И не в
деревню даже, а на выселки. Где тут деревня?
    Василий вышел из дому. Вроде не поздний час, а на улице  темень  и
тихо как на кладбище. Спят старухи. Им теперь до самой  могилы  больше
делать нечего.
    На огороде  в  рассеянном  свете,  пробивающемся  через  застрехи,
шевельнулась тень, красными искрами мелькнули глаза.  Никак,  волк?  К
самому дому  вышел,  не  боится.  Василий  попятился  к  дверям.  Тень
пропала. На том конце деревни смертно затосковал, заливаясь,  Рыжок  -
ванькин пёс. Господи, далеко как! Сквозь ветви облетевших слив  смутно
угадывается фешин дом. Давно уж заперт, уехал дачник, сейчас,  небось,
в городской квартире с  женой  жирует...  А  дальше  одна  пустошь  за
другой, камни да одинокие старые ивы, когда-то посаженные у  окон.  За
ними опять заколоченные дома с  завьюжинами  снега  вдоль  стен.  Лишь
затем настин дом - и снова пустыри. Дом Маши-хромоножки, панькина изба
- редкие с промежутками островки тепла, и в  каждом  одинокий  человек
среди четырёх стен. А самый одинокий, последний человек - он.  За  ним
только лес и мох, ветер метёт снежную  крупку  по  натянутой  простыне
болота, и волки выходят к дому, словно здесь никогда не было людей.
    Василий понял, что больше так не выдержит. Ему надо, чтобы  вокруг
были люди, стояли, смотрели на него, с криком бежали со всех сторон.
    - Я тут! - хотел крикнуть он, но горло не издало звука. Отвык.
    Василий спешно вернулся в избу, выдернул из кучи  ветоши  в  сенях
какую-то тряпку, щедро смочил её керосином из канистры и  пошёл  через
сад к соседнему дому.
    - Я же тебя упреждал, - бормотал он. - Я же говорил...
    Приставил к  стене  случайный  чурбачок,  взгромоздился  на  него,
пропихнул тряпку в застреху и чиркнул спичкой.  Керосин  сразу  взялся
большим пламенем.  Волк,  шедший  за  Василием  следом,  шарахнулся  в
сторону.
    Василий бегом вернулся к себе. Ничего, следы в  саду  затопчут,  и
тряпка  прогорит,  следа  не  останется.  Василий  спешно  мыл   руки,
ежесекундно ожидая  за  домами  до  озноба  знакомый  крик.  Торопливо
намыливал пальцы затвердевшим хозяйственным мылом, оттирал  с  ладоней
предательский  запах,  смывал  ледяной  водой.   Покрасневшие   пальцы
задубели и не гнулись. Сквозь узкое оконце в сенях давно уже  врывался
красный пляшущий свет, а деревня всё  молчала,  ни  единого  звука  не
долетало к нему, словно и впрямь он оставался последний человек.


Предыдущая Части


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг