голову, раскалённые глаза описали дугу над потухающим костром. - Не
туда! - выкрикнула она. - Дочь твоя не у него! Проси настоящего
хозяина, того, кто правит миром! Он добр, он отдаст. Проси!..
Старуха протянула руку и кинула что-то на угли. Полыхнуло пламя, в
воздухе повисла тяжёлая вонь. Где-то вдалеке зазвенел колокольчик.
- Нет! - прохрипел Рено. - Изыди!
- Не глупи! - прикрикнула старуха, - Лучше подумай, ведь дочь
вернётся!
- Это будет не дочь! - сказал Рено твёрдо. - Это будешь ты,
ведьма, оборотень. Я иду к истинному богу, и враг меня не остановит!
Пусти!
Рено хотел подняться, но не смог.
- Полно тебе орать, - негромко сказала старуха. - С дороги
услышал. Не хочешь - не надо. Всё равно никуда не денешься. А на
дьявола не ругайся. Он-то ни в чём не виноват.
- Он на бога восстал, - сказал Рено.
- Как можно восстать на того, без чьей воли не смеет упасть даже
волос? Значит, сам бог того хотел. Дочь твою снасильничали по воле
бога, вся беда - от бога! И ты идёшь к нему?!
Последние слова она провизжала, визг стегнул Рено, он вскочил и
побежал.
- Вернись! - кричала вдогонку старуха.
Рено бежал сквозь темноту. Он налетел на большой куст, и тот вдруг
превратился в ведьму.
- Вернись к костру! - прошипела она, вцепившись в Рено. Рено
судорожно дёргался, стараясь освободиться. Густой смрад шёл от
колдуньи, заставляя его задыхаться. С трудом он вырвался и побежал
дальше.
- Куда ты? - голос дребезжал совсем рядом. - Всё равно не убежишь!
- ведьма расхохоталась странным кудахтающим смехом. - Беги! -
закричала она. - У-лю-лю!.. Не хочешь - так беги! Всё равно вернёшься!
Так и будешь бегать по всей земле! Дарю тебе это!..
Рено поднял голову. Приближалось утро, лёгкий туман стоял в
лощине, потухшие угли густо серебрились росой. Рено быстро сел,
припоминая события ночи. Песок вокруг был испещрён следами копыт.
Невдалеке слышалось блеяние уходящего стада, звякало ботало на шее
вожака.
Рено глубоко вздохнул и перекрестился. Наваждение отступало. И
только на самом дне души осело сомнение, и занозой застряли слова:
"сам бог того хотел".
* * *
Чем дальше от дома уходил Рено, тем больше менялась земля вокруг.
Поля лежали пустыми чёрными ладонями, всё чаще попадались дома с
растасканными соломенными крышами. И даже дома побогаче, крытые
красной черепицей, глядели не так весело. А ведь наступала осень,
время, когда урожай собран и уже обмолочен, и на всех дворах варят
пиво.
Осенью и воробей хлеба вдоволь ест, - повторял Рено поговорку, всё
больше убеждаясь, что нынче и воробью не прокормиться в здешних
местах. Безнадёжное запустение ясно говорило, что недород приходит
сюда не первый год подряд.
Рено смертельно устал. Уже несколько дней ему не удавалось ничего
купить, работники, несмотря на осеннее время, тоже никому не были
нужны, а сухари, взятые из дому, кончились два дня назад. Обычно Рено
ночевал на улице, но теперь, окончательно измученный, решился зайти в
гостиницу, выстроенную посреди большого пригородного села.
Обширный низкий зал производил мрачное впечатление. Заходящее
солнце, заглядывая в окно, разбрасывало по засаленным стенам кровавые
блики. Ржавые крюки, вбитые в чёрные балки были облеплены нитями
паутины и бахромой копоти. Под выложенной из фигурного кирпича аркой
расположился прямоугольный очаг, закрытый стальной решёткой. Конец
каждого прута был украшен бронзовой головой дьявола.
Когда-то в этой комнате готовили и ели, на прутьях очага жарилось
мясо, по огромному столу растекались лужицы вина, здесь пили,
разговаривали и порой дрались, по скрипучей винтовой лестнице уходили
в комнаты на втором этаже, подозвав коротким кивком миловидную
служанку. Теперь тут было пусто и холодно. Возле кучки углей, тлеющих
в очаге, грелся единственный посетитель - старый монах в заплатанной
сутане. Он был покрыт пылью и выглядел очень усталым, очевидно, делал
пешком большие переходы, стремясь поскорее выйти из голодных мест.
Рено почтительно поклонился монаху и присел на краешек скамьи. Из
узкой двери, ведущей на хозяйскую половину, вышел трактирщик. Он был
невысок ростом и когда-то, вероятно, толст. Излишне просторная кожа
свисала на щеках дряблыми складками. Его передник был девственно чист,
а руки, привыкшие возиться с вином и мясом, праздно лежали на нём.
- Ещё один! - воскликнул трактирщик, завидев Рено. - Клянусь
бородами всех лжепророков, сегодняшний день принесёт мне состояние!
Садитесь, сударь, поближе к очагу, тепло нынче слишком редкая штука,
чтобы пренебрегать им. Что изволите откушать? Могу предложить
прекрасные печёные жёлуди. В этом году необычайный урожай желудей. Вся
округа собирает жёлуди, а мельник Огюст делает из них муку. Можете
также получить желудёвые лепёшки.
Хозяин вышел и вскоре вернулся с противнем, полным горячих,
лопнувших на огне желудей.
- Жена жарит их там, - объяснил он. - Готовить на виду у всех
стало опасно.
Рено и монах подсели к противню и начали разламывать коричневые,
подгоревшие скорлупки.
Входная дверь хлопнула, в трактир ввалился ещё один гость. Это был
мужик огромного роста с редкой чёрной бородёнкой на плутоватом лице.
Выражение лица так не вязалось с мощной фигурой, что казалось будто к
плечам богатыря приставлена чужая голова. Вошедший был одет в
просторную суконную куртку и штаны, подшитые в паху кожей.
- А, Пети! - радостно вскричал хозяин. - Откуда ты таким франтом?
- Из города, - ответил крестьянин, придвигаясь к огню.
- Что ты там потерял? - спросил трактирщик.
- Зерно идёт по пятнадцати монет за меру, - проговорил крестьянин,
не слушая его. - Но никто не продаёт. На площади кричат приказ
магистрата, чтобы не смели прятать излишки, а везли их на рынок. А
откуда они? Всё вымокло ещё весной, я не собрал даже семян.
- Прогневали господа... - вздохнул монах. - "Был голод на земле во
дни Давида три года год за годом".
За кочан капусты дают три медяка, - сообщил крестьянин.
- Кому теперь нужны деньги... - пробурчал трактирщик
Он вышел и вернулся с четырьмя большими кружками.
- Пейте, - сказал он. - Я угощаю. Здесь вино. Вино ещё осталось.
Оно нас переживёт.
Рено приоткрыл металлическую крышку и осторожно понюхал. Вино было
тёмно-красным, совсем не таким как дома. Сладости в нём не
чувствовалось вовсе. Оно терпкой струйкой стекало в пустой желудок,
заставляя его сжиматься.
- В городе сегодня сожгли ведьму, - рассказывал крестьянин. -
Узнали, что она насылала дождь.
- Это толстуху-то Мариетт? - спросил трактирщик. - Да она такая же
ведьма, как я апостол Пётр!
- А я говорю - она ведьма! - крестьянин ударил кулаком по краю
стола, так что кружки подпрыгнули, звякнув крышечками. - Я уверен в
этом, как в самом себе! Это была мокрая ведьма. Подумать только,
третий год льют дожди, урожаи вымокают на корню, все мрут с голоду, от
людей одни тени остались, а эта баба разжирела, как сентябрьский
боров! И добро бы была богачка, у которой припрятан хлеб, нет,
нищенка, рваная шкура! Вот и спрашивается, откуда в ней такая толщина,
если она не ведьма? Она насылает дождь, чтобы вся земля обратилась в
болото.
- А я думаю, у старухи была водянка, - сказал трактирщик. - Она
часто начинается с голодухи.
Крестьянин потёр лоб, соображая, а потом выдавил:
- Если и вправду водянка, то ей всё равно скоро помирать. А так
она на небо попадёт., - он затряс кудлатой головой, отгоняя
непрошенную мысль, и уже другим тоном продолжал: - Всё-таки она мокрая
ведьма. Я видел всё своими глазами. Ей стянули руки за спиной и
приковали к столбу длинной цепью. Огонь разгорелся с одного конца, она
убежала на другой и всё дёргала цепь и кричала совсем по-человечески.
А вот когда и там заполыхало, то она завыла так, что я сразу понял,
кто она. И забегала, и забегала, а сама всё воет. Выскочила туда, где
пламени уже нет, зато там уголь жарче чем в аду; она туда прибежала и
давай прыгать как лягушка, а сама всё воет, но уже не громко и с
хрипотцой. А как упала, то угли вокруг погасли, сколько в ней воды
было. Через час всё ещё шипела. Так и не сгорела, только вроде как
сварилась. А вы говорите - не ведьма!
Трактирщик с сомнением покачал головой.
- Может оно и так, - сказал он, - и сожгли её правильно, меньше
голодных будет, но, думается, беда не в этом. Сам посуди, надо ли
дьяволу на нас такое насылать? Когда всего было вволю, то грешили
больше. Огонь горел не на площади, а в моём очаге. Черти с решётки
купались в пламени, на них капал жир от жаркого. А теперь черти такие
же голодные, как и мы. Значит, нечистая сила не виновата в наших
бедах.
- Кто же тогда? - с угрозой спросил крестьянин.
- Сейчас покажу, - трактирщик встал и вышел, прикрыв дверь.
- Голод насылается господом в наказание за наши грехи, особенно за
несоблюдение постов, - вполголоса сказал монах.
- Нам и в сытые годы не больно скоромничать приходилось, -
проговорил Пети.
Вернулся хозяин. Он уселся и положил на стол перед собой большую,
грубого чекана медаль.
- Вот, - хрипло сказал он. - Тут всё разъяснено, самому
неграмотному понятно. На этой стороне написано "дороговизна". Сам я
читать не могу, но мне прочитал один верный человек. Вот нарисован
скупщик, он уносит мешок с зерном, а на мешке сидит дьявол. На другой
стороне написано "дешевизна". Скупщика повесили, вот он висит на
дереве, и мешок остался у нас. А чёрт всё равно сидит на мешке. Очень
понятно - во всём виноваты скупщики. Если бы ты, Пети, не возил хлеб
на рынок, то сейчас не умирал бы с голоду.
- Ве-ерно!.. - протянул Пети. Ведь сколько я этого хлеба перевозил
в город, а теперь хоть бы горстку назад вернуть! Ну, мы до них ещё
доберёмся!
- Великий грех в людях злобу будить, - нравоучительно пропел
монашек. - Спаситель сказал: "Не судите, да не судимы будете".
- Больший грех хлебом торговать, - веско возразил трактирщик. -
Христос торгующих из храма выгнал.
- Странно слышать такое от того, кто сам торгует снедью.
- Я хлеб не скупаю! - заревел трактирщик. - Я голодных кормлю и
бездомных обогреваю! Насильно не зову, без денег не даю, но и рубашку
последнюю не снимаю!
трактирщик грохнул по столу кулаком и выбежал вон. Через минуту он
ввалился с бочонком на плече.
- Нате!.. - прохрипел он. - всё равно скиснет: некому вино пить!
Да не пугайтесь вы, деньги возьму только за тепло и жёлуди...
- Вот истинно христианский поступок! - быстро проговорил монах,
придвигая ближе к бочонку опустевшие кружки.
В дверях мелькнуло испуганное женское лицо.
- Сильвен! - послышался умоляющий голос.
- Молчать! - рявкнул трактирщик и запустил в дверь медалью.
Остальное Рено запомнил плохо. Красная струя била из бочонка,
кровавые пятна как встарь растекались по выскобленному дереву стола.
Винный дух ударял в нос, несытная сладость желудей не могла утишить
его. Огромный Пети плясал, распахнув куртку, а хозяин швырялся
желудями в дверь всякий раз, как там показывалась его жена.
На какое-то время Рено вовсе забыл самого себя. И вдруг неожиданно
увидел, что стоит на коленях перед монахом, ухватив его за край рясы,
и твердит:
- Как же за такую малую вину столь невыносимое наказание? - а
монах, силясь отпихнуть его ногой, кричит:
- За четверо меньшее сера и огонь излиты на Содом и Гоморру!
Ему удалось вырвать полу из рук Рено, он, громко икнув, сполз под
стул, и оттуда послышался слабеющий голос:
- Прийди, малютка, вечерком!..
Рено метнулся к выходу, выбежал на улицу. Он бежал по качающейся
ускользающей из-под ног дороге. Ему казалось, что сзади приближается
нутряная икота монаха, и гнусавый голос выводит:
- Истинно говорю, Содому и Гоморре в день страшного суда будет
легче, чем всем вам!
- Не верю! Бог милосерд! - закричал Рено, оборачиваясь.
Сзади никого не было. Уже темнело, на небо набежали тоскливые
размазанные тучи. Начал накрапывать дождик. Дороги под ногами тоже не
было, в угарной спешке он сбился с пути и забрёл в лес.
Рено пошёл наугад, время от времени захватывая горстью мокрую
ивовую ветку и вытирая ею пылающее лицо.
* * *
Домик стоял в глубине леса, приземистые буки скребли ветками
ставни, ежевика плотно обступала тропинку. Дом казался брошенным - ни
шума, ни дымка, но в сердечко на одной из ставень пробивался тоненький
лучик света.
Рено постучал. В доме послышалась тихая возня, что-то звякнуло
острым стальным напевом, потом хриплый мужской голос спросил:
- Кто там?
- Прохожий, - сказал Рено, - пустите переночевать.
- Я лесник его величества, - предупредил голос.
- Я сам был лесником, - ответил Рено, - и не хочу дурного.
- Я открою дверь, - донеслось из дома, - и если вы грабители, то
войдите и посмотрите, есть ли тут что грабить. В доме ни тряпки, ни
корки, король забыл, что у него есть слуга по имени Гийом.
Послышались удары, хозяин выбивал клинья, запиравшие дверь. Дверь
распахнулась, на пороге появилась фигура во рваном охотничьем кафтане
и ночном колпаке.
- Заходите! - воскликнул хозяин. - Заходите все, сколько вас там
есть! Заходите и берите всё, что найдёте! Забирайте четыре стены и
меня заодно! Можете утащить в преисподнюю!
- Я один, - испуганно сказал Рено.
- Надо же? - удивился хозяин. - Этак он ещё и за ночлег заплатит.
Заходи, что на дожде стоять.
Рено вошёл. Ему было страшно оставаться в одном доме с
сумасшедшим, но бежать по тропинке между двумя рядами колючих кустов,
подставив спину под этот взгляд и сталь, звеневшую за дверью, было
страшнее. Кроме того, в доме горел огонь.
Лесник запер дверь, глухие удары по дереву заставляли Рено
вздрагивать.
- Вот, - сказал хозяин, появляясь в комнате, - в этом углу мох и
сено, в том - сено и мох. Ложись, где нравится.
Сам он сел на чурбан посреди комнаты. Из-под обтрёпанных краёв
кафтана торчали голые ноги, покрытые рыжим волосом.
- Штаны продал, - сообщил хозяин, - а кафтан никто не берёт.
Боятся. Поймают бродягу в одежде королевского лесничего - повесят, не
спросивши как зовут.
- С чего у тебя такая бедность? - не выдержал Рено. - Королевские
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг