поэтому, для спасения души ты должен вернуть всё. Живо!
- Господин Д'Анжель, эти деньги мои, - возразил Рено.
- Ты бунтовать?! Мерзавец! Смотри, казематы доминиканцев примыкают
прямо к стене замка. Вот через эту дверцу тебя потащат прямо в
подвалы. И для этого мне достаточно всего-лишь кликнуть стражу.
- Ваша милость, - сказал Рено, выпрямляясь, - вы верно изволили
сказать, что грехи мои велики, но осмелюсь заметить, что если меня
схватят, то всё моё достояние отойдёт церкви, вам же не достанется
ничего. А если вы проведёте меня к его сиятельству маркизу Д'Анкору,
то получите ещё три золотых.
Уголком разума он понимал, что говорит жуткие, невозможные вещи,
но уже не владел собой. Глаза застилал красный туман, тело чуть
заметно дрожало, и по спине полз сладкий холодок отчаянности, как в
юности перед большой дракой.
Господин Д'Ангель налился пунцовой краской и прошипел:
- Негодяй!.. - потом брезгливо передёрнул плечами и высокомерно
бросил: - Ступай за мной.
Они прошли по узкому, несколько раз круто поворачивавшему
коридору, остановились возле тяжёлой пыльной портьеры, закрывавшей
вход. Оттуда доносился звон посуды и голоса.
- Маркиз завтракает, - прошептал Д'Ангель, - я из-за тебя опоздал
к столу, и ты мне за это ответишь. А сейчас, давай деньги.
Рено осторожно выглянул в щёлку. Посредине обширного зала стоял
стол, и за ним лицом к Рено сидел маркиз. Рядом с ним сидела маркиза,
которую Рено видел пару раз, когда она выезжала из замка. Несколько
дворян из самых мелких вассалов маркизата стояли в стороне и наблюдали
за трапезой. Места для Д'Ангеля за столом не было.
Д'Ангель больно ткнул Рено в бок и снова прошипел:
- Деньги давай!..
Рено отсчитал три золотых, отдал их, широко перекрестился,
вздохнул, словно перед прыжком в воду, потом, откинув занавесь,
выбежал на середину зала и пал в ноги маркизу.
При виде Рено маркиз удивлённо вскинул голову, брови его полезли
вверх, а острая бородка, по-модному загнутая вперёд, уставилась в
потолок.
- Что это? - спросил он.
- Ваше сиятельство! - срывающимся голосом выкрикнул Рено. -
Выслушайте меня!
- Говори, - бросил маркиз, склоняясь над блюдом.
- Я холоп ваш, Рено, по вашему милостивому повелению собираю в
ваших лесах хворост для продажи монастырю...
- Они давно хотят приобрести лес в своё владение, - заметил
маркиз, повернувшись к супруге, - но я предпочитаю, чтобы они были мне
обязаны. Кроме того, сводить охотничий лес с земель майората было бы
варварством. Там попадаются такие секачи...
- Ваше сиятельство! - воззвал Рено. - Третьего дня на охоте вы
изволили встретить в лесу мою дочь!..
- Как же, помню, - оживился маркиз. - Очень хорошенькая девчонка.
- Она умерла.
- Как жаль! Будь моя воля, красивые женщины не умирали бы никогда.
Однако, бог думает по-другому. Ему, конечно, тоже было бы скучно среди
одних старух. Но что ты хочешь от меня?
- Ваше сиятельство, вы забрали у меня единственную дочь. Как же
мне теперь жить?
- Ведь я же дал!.. - с досадой воскликнул Д'Анкор, но в этот
момент его перебила маркиза.
- Тео, - мягко сказала она, - Ты обещал не заводить девок среди
деревенских.
- Это было случайно, - отозвался маркиз и снова повернувшись к
Рено быстро сказал: - Бедняжка умерла. Жаль. Такая хорошенькая! Но
теперь, конечно, ничего не поделаешь. Возьми и постарайся утешиться.
Маленький мешочек веско упал вниз, ударив Рено по пальцам правой
руки. Машинально Рено поднял его, встал с пола и, пятясь, выбрался из
зала. Д'Ангеля за стеной уже не было. Рено сделал несколько шагов,
прислонился к стене. Ноги казались набитыми тряпками и не держали его.
Холодок ужаса пропал, только перед глазами плавал туман, но уже не
красный, а какого-то гнусного коричневато-зелёного цвета. И было
отрешённое от всего удивление. Что он делает здесь? Зачем пришёл? Что
хотел услышать и получить?
Рено развязал мешочек. Там лежало золото. Шесть полновесных
золотых. Ровно столько, сколько он потратил, чтобы попасть сюда. Рено
расправил шляпу и надел её. Он было двинулся к выходу, но за изгибом
коридора послышался голос Д'Ангеля, вышедшего откуда-то сбоку:
- Ждать его будешь в кустах у развилки. У него полный кошель
серебра. Кроме того, от меня ты получишь золотой. Ты понимаешь, что
должен это сделать сразу, без шума и криков.
- Ясно, - коротко ответил невидимый собеседник.
Двое вышли из замка, и Рено, подождав немного, вышел за ними
следом. Он не испугался, что его собираются убить, это само собой
разумелось. Он только тряс головой и досадливо морщился, стараясь
разогнать стоящую перед глазами зелень.
На улице Рено огляделся, пересёк двор и потянул на себя тяжёлую,
окованную железом дверь, за которой, по словам Д'Ангеля, находились
давно знакомые ему подземелья.
* * *
Низкий коридор, почти подземный ход, такой же извивающийся, как в
замке. Нависающие сводчатые потолки с древней округлой аркой, и на
каждом колене прохода по нескольку дверей. У самого входа две каморки.
В одной Рено держал запас дров, в другой мастер Шуто хранил свой
страшный инструмент. Чуть подальше комната заседаний трибунала, потом
коридор нырял вниз, где в толще камня вырублены тесные норы для
нераскаявшихся. А в самом конце - обширная пыточная камера.
На пятьдесят лье в окружности это единственное место, где заседал
священный трибунал. Преступников привозили отовсюду, а потом
отправляли в город для аутодафе. Одни отделывались покаянием и
позорным столбом, другие, более опасные, вырывались из лап дьявола,
пройдя через цепи костра или виселицы.
Из замка Рено попал в помещение трибунала. Раньше он и не
подозревал об этом пути, которым ходили судьи. Рено побрёл в коридор и
снова прислонился к стене. Из-за непослушных ног приходилось то и дело
останавливаться. К тому же, к зелени в глазах присоединилось дикое
ощущение, что всё это уже было с ним, что это не в первый раз. Рено
даже мог сказать, что сейчас произойдёт: снизу поднимется добрый отец
Де Бюсси и скажет что-то очень важное, от чего сразу переменится
жизнь.
Отец Де Бюсси вышел из-за поворота.
- Рено, - сказал он, - тебя нет третий день. В камерах кончились
дрова, а нам привезли несчастного, погубившего свою душу. Срочно
принеси дров в дальнюю камеру. Враг уже там, но я разрешаю тебе войти.
- Господин... - робко сказал Рено.
- Я знаю, о чём ты хочешь поведать, - внушительно произнёс отец Де
Бюсси. - Знаю и скорблю с тобой вместе. Но даже скорбь не может
угасить священного гнева при мысли о её грехе. И о твоём грехе тоже,
Рено. Где ты её закопал?
- В лесу.
- Покаяние, сын мой. Я думаю, если ты сегодня всенародно
покаешься, то епитимья не будет слишком суровой.
- Но святой отец, - дрожащим голосом спросил Рено, - как же я буду
жить, если она никогда ко мне не вернётся?
- Молись, Рено. Проси господа, это единственный путь. Спаситель
сказал: "Встань и иди", - и мёртвый ожил. Если молитва твоя будет
горяча, как моления первых праведников, то господь может явить чудо и
дать твоей дочери возможность искупить грех. А теперь ступай и принеси
дров.
Рено двинулся к каморке. Всё вокруг казалось зыбким как во сне.
Тихий шелест плыл в ушах, сливаясь в причудливую мелодию, звуки
проходили сквозь него, теряя свою привычность, касались мозга
таинственной значительностью и исчезали, не оставив в памяти следа.
Только голос Де Бюсси ещё звучал, и Рено знал, что потом он вспомнит и
поймёт, что ему было сказано. Туман, ядовито-зелёный, с просинью,
кисеёй закрывал глаза, смазывал очертания предметов, обтекал тело,
щекотал, вылизывал колени, заставляя их дрожать; Рено обратился в
марионетку, которую ему приходилось дёргать за нити, чтобы она,
шаркая, переставляла ноги.
Он спускался по ступеням с вязанкой за плечами, когда снизу
донёсся рёв Шуто - пыточных дел мастера:
- Дрова будут?! Самому мне за ними идти, что ли?!
Голос грохнул и пропал. Рено не вздрогнул, не поднял головы, не
ускорил шага. Он твёрдо знал, что всё это уже было, а потом будет
снова, что это навсегда.
Он вошёл в камеру, не думая, что первый раз заходит туда во время
пытки.
И вдруг из угла, с топчана, из завинченных колодок раздался голос.
И голос называл его по имени!
- Рено! - звал человек. - Рено, взгляни на меня, слышишь, это я,
Рено!
Голос незнакомый, хриплый, острый как лезвие, он рассекал зелёный
туман и, казалось, резал уши. Рено повернулся спиной к углу, нагнулся,
путаясь пальцами в петлях ремешка.
- Рено!.. - кричал лежащий. - Ты должен посмотреть на меня!
немедленно подними голову!
Рено выдернул ремешок, поленья рассыпались с глухим стуком.
Ссутулившись и шаркая ногами, Рено пошёл прочь.
- Рено!!! - железная дверь захлопнулась, отрезав крик.
В коридоре Рено остановился и поднял голову. Туман исчез, руки и
ноги звенели усталостью, но были своими, послушными. Рено выбрался из
подвалов и, сойдя с дороги, перелесками, прячась среди кустов,
двинулся к дому.
В доме кто-то побывал до него. Дверь была сорвана с петель, вещи
разбросаны по полу, а большое посеребрённое распятие исчезло совсем.
Рено поднял табурет и уселся. Вот здесь он должен молиться горячо, как
первые праведники. Молиться и поминутно ожидать удара в спину. Он
должен покаяться. В чём?.. Солгать? Какое же это будет покаяние? А
правда положит конец и молитве и самой жизни. И разве не молился он
вчера? Да от его слов небо должно было обуглиться. И всё-таки, молитва
не была услышана. Легко было первым праведникам, они видели Христа,
могли схватить его за одежды и стоном заставить себя выслушать. А он?
Далеко до неба...
И тут Рено ясно понял, что он должен делать. Пусть далеко, пусть
как угодно трудно, но он пойдёт к краю земли, туда, где она кончается,
он поднимется на небо, дойдёт до врат и припадёт к стопам Спасителя.
Он будет молиться богу у его ног, и, когда вернётся назад на землю,
Рената встретит его, и они вместе споют хвалу Всевышнему.
Рено вскочил. В ногах появилась упругая сила, в глазах молодой
блеск. Он начал собираться.
Под утро сборы были закончены. Рено оделся во всё старое, на ногах
привычно сидели сабо. Башмаки и праздничная куртка уложены в узелок
вместе с несколькими кусками хлеба. Тощий кошелёк крепко привязан к
поясу и хорошенько прикрыт полой. Золото Рено перепрятал ещё раз. Все
двадцать две монеты он вшил в грудь старой куртки и надел эту
драгоценную кольчугу.
Ещё до свете всё было готово. Рено взял сальную коптилку и полез
на чердак. Он не поднимался туда с той страшной ночи. Но теперь и
здесь всё изменилось. Так и не разобранная постель Ренаты сброшена на
пол, сундучок с её приданым разбит. И только с потолка по-прежнему
свисает обрезанная верёвка.
Рено постоял, глядя в никуда, потом подошёл ближе. Язычок пламени
качнулся на фитиле, лизнул верёвку и перескочил на неё. Он полез
вверх, на чердаке стало светлее, и было видно, как верёвка поднимается
под потолок к балке и обнимает её, раздвигая потемневшие пласты старой
дранки.
Рено спустился вниз. Огонёк, обвившись вокруг верёвки, метался,
отбрасывая на стены пляшущие тени.
На кладбище Рено заходить не стал. Всё равно он скоро вернётся, и
живая Рената будет его ждать. Оглянулся Рено только выйдя на дорогу и
поднявшись на первый холм. Его дом горел. Издали казалось, что это
просто большой костёр.
Глава 2. ДОРОГА
Первую ночь своего путешествия Рено провёл в овраге. Ему было
очень неприятно сознавать, что он, имевший право доступа в лес, должен
скрываться, что он больше не зажиточный крестьянин, а преступник,
бежавший от своего сеньора, бездомный бродяга, каких ловят, секут
плетьми и кладут на щёки клеймо.
Овраг густо зарос орешником, но до леса было довольно далеко, так
что появления лесничих можно было не бояться. До дороги тоже было
далеко, значит и дозоры сюда не заглядывают. Рено набрал сухих сучьев
и разложил костёр. Он сидел, смотрел на низкое бездымное пламя и ни о
чём не думал. Ни о чём не думать оказалось очень легко и приятно.
Чёрные ветки ложились на угли, и угли вокруг чернели, словно потухая.
Но вот ветка начинала куриться белым паром и вдруг вспыхивала. Жёлтые
языки танцевали в воздухе, постепенно опадая, пока от ветки не
оставалась цепочка длинных угольков, а пламя не превращалось в голубой
мерцающий огонёк. Тогда Рено клал новую ветку.
Лёгкий ветерок проникал в лощину, трепал кусты. Листья, облетая,
шуршали тысячью осторожных шагов, то были шаги осени, и из-за них Рено
не расслышал шагов человека. Старуха, сгорбленная, морщинистая, такая
древняя, что казалась бесформенным узлом, перетянутым шалью, возникла
из отблесков огня на трепещущих ветвях и шагнула к костру. Рено
заметил её, когда она уже садилась, тихо постанывая и с трудом сгибая
ноги.
Рено ничего не сказал, только положил на угли сразу несколько
прутьев. Пламя взвилось, осветив лицо старухи: морщинистые щёки,
провалившуюся пуговицу носа, острый подбородок в редких длинных
волосинах, чёрную яму рта и какое-то драное тряпьё, надвинутое на
самые глаза, поблескивающие двумя искрами.
- Плохо, - проскрипела старуха. Густые тени морщин дёрнулись и
вернулись на место.
Рено продолжал молчать, а старуха, протянув к огню скрюченные
пальцы, вдруг заговорила:
- Совсем плохо стало. Нынче последняя тёплая ночь. Больше
погреться не придётся, разве что в аду. А в тёплых краях нынче
голодно, там не подадут. Хорошо, у кого свой домок есть, забился в
него - и зимуй. И чего тебя, дурачок, дёрнуло из дома в такую пору
уходить?
- А ты откуда знаешь? - испуганно спросил Рено.
- Хе-е... милый, - протянула старуха. - Я седьмой десяток
доканчиваю и много чего знаю. Ну зачем ты удрал? Перезимовал бы, а по
весне - беги, коли ноги чешутся. Только куда бежать? Свою могилу всё
одно не перепрыгнешь.
И тогда Рено, поддавшись необъяснимому порыву, начал рассказывать.
Обо всём: о себе, об умершей Анне, убитой Ренате, о том, как нельзя
стало жить. Старуха, почти слившаяся с воздухом, молча слушала, глаза
её светились красным, как у бездомной собаки. Рено увидел эти огни и
замолк.
- Тяжело тебе, - глухо произнесла старуха. - Большую тяжесть ты
поднял и далеко несёшь. Только не туда ты пошёл! - старуха вскинула
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг