И Ёроол-Гуй нырнул, думая про себя:
"Если старик вырыл бездонный далайн, что мне стоит проплыть его из
конца в конец?"
Месяц Ёроол-Гуй не появлялся у берега, а когда приплыл, то сказал
Вану:
- У далайна нет дна. Я нырнул так глубоко, что догнал камень,
брошенный мне в жертву самым первым человеком в самый первый день
далайна. Камень всё ещё падает в бездну.
И Ёроол-Гуй разинул свой самый большой рот.
Но Ван проворно отскочил за поребрик и сказал:
- А может быть, дно находится ещё ниже? Ведь камень не кончил
падать, и глубина далайна не иссякла. Ты не смог доказать, что у
далайна нет дна. Ступай и нырни как следует.
Разметав горы влаги, Ёроол-Гуй упал в глубину, и его не было год.
Но по исходе года он вынырнул и позвал илбэча.
- У далайна нет дна! - возгласил он. - Я нырнул так глубоко, что
влага там сгустилась как плотное тело. Когда камень достигнет тех
глубин, он повиснет, не в силах падать дальше.
- Так может быть, это и было дно? - спросил Ван.
- Нет! - объявил бог далайна. - Камень не сможет падать дальше, но
я поплыл сквозь эту густую влагу и спускался ещё двенадцать недель, но
не видел никакого дна.
- Я думаю, ты просто его не достиг, - сказал Ван. - Ведь глубина
далайна не иссякла.
- Что же мне, так и плавать взад-вперёд, кружа словно подбитая
тукка? - вскричал Ёроол-Гуй. - Найти можно только то, что есть, а если
дна нет, как я докажу тебе это?
- Ты должен проплыть всю бездну далайна, - сказал Ван.
- Но ведь у него нет конца! Чтобы проплыть его, потребны
бессчётные века! За это время ты успеешь умереть своей смертью. Только
вечность ещё глупее дурной бесконечности. О них славно думать, сидя на
алдан-тэсэге, но нырять в угоду тебе я больше не стану!
- В таком случае, тебе не придётся меня съесть, - сказал Ван,
спрыгнул с поребрика и ушёл на дальние оройхоны, насвистывая песню и
сбивая пыльцу с метёлок цветущего хохиура.
ГЛАВА 11
Наступил странный год.
Никогда прежде Шооран не строил так много и не жил так пусто.
Когда он создавал свою страну, он знал, чего хочет достичь. Кроме
того, в те времена создание оройхона представлялось новым и трудным
делом, и если в какой-то день он ставил два оройхона, то потом
приходилось долго отдыхать. Теперь и три оройхона не казались
сложными, но не ставить же себе ближайшей целью застроить весь
далайн?.. Конечно, задача выполнима, но пока за десять лет он не решил
её и наполовину.
В детстве и потом, потеряв Яавдай, он подолгу жил отшельником, но
так происходило оттого, что людей не было рядом. Теперь вокруг были
толпы народу, но он оставался один. Бессловесная Ай заменяла ему всё
человечество. Хотя на одиночество Шооран не жаловался: может быть,
просто привык или боялся потерять единственное близкое существо. Со
времени освобождения из тюрьмы Шооран ни разу не взглянул ни на одну
женщину. Те ночи, когда не надо было спешить к далайну, он проводил
рядом с Ай, и иногда, проснувшись среди ночи, прислушивался в темноте
к дыханию уродливого бесполого существа и с нежностью думал, что
вопреки всем проклятиям, он не одинок.
Месяц они провели в земле изгоев. Пока не был снят первый урожай,
и люди жили впроголодь, Шооран не появлялся у Тамгай и вообще старался
не выходить на сухое, тем более, что такое хождение могло обернуться
плетьми. Зато строил он чуть не ежедневно.
Дело облегчалось тем, что как только начали появляться оройхоны,
жители стали беспрекословно выполнять введённый ещё Суваргом закон, и
в запрещённые дни на мокром никого не было. К тому же, и Ёроол-Гуй за
месяц не появился ни разу, очевидно махнул на эти гиблые места всеми
своими руками и предоставил илбэчу творить здесь всё, что угодно.
Вскоре почти не оставалось мест, куда можно было бы пристроить новый
участок суши. Тогда взор Шоорана обратился на оконечности заливов. Два
узких рукава по-прежнему отделяли страну изгоев от вана и разорённых
добрых братьев. Конечно, на границе давно не было огненных болот, но
всё же перешейки оставались довольно узкими. Когда-то это позволяло
стране уцелеть. Теперь ей предстояло научиться жить.
Последние месяцы война на севере замерла, хотя мира никто не
заключал. Просто братья были уже неспособны вести войну, их отряды
превратились в банды, грабящие собственную страну и согласные помогать
любому, кто даст хлеб, мясо и вино. Но ни изгои, ни Моэртал не спешили
захватывать всю страну. Правители прекрасно понимали, что эту землю
надо не завоёвывать, а осваивать. Мирные жители, развращённые
"ничейностью" земли, были здесь гораздо опаснее, чем воинская сила.
Ээтгон вернул угловые земли, когда-то потерянные Жужигчином,
оттеснил братьев ещё на пару оройхонов вглубь и остановился. Теперь
граница проходила как раз по развалинам каторжных мастерских. Идти
дальше, на широкий простор, который было невозможно оцепить солдатами
и хоть как-то изолировать, Ээтгон не решился. И Шооран задумал
подтолкнуть его на этот шаг. Всё равно, рано или поздно, узкие заливы
придётся уничтожать.
К тому времени созрел первый урожай, и Шооран позволил себе выйти
на сухое и объявиться у Тамгай. Вдова сушильщика пережила голодное
время довольно благополучно. Неделю Шооран отдыхал, работая на поле,
помогая управиться с первым после мягмара и потому обильным урожаем.
Вечерами пел для живущих в округе земледельцев, рассказывал сказки и
правду о том, что творится на другом конце мира, который он обошёл
кругом. Возился с сынишкой Тамгай и даже смастерил подрастающему тёзке
маленький, но вполне настоящий суваг. А потом выбрал время и с мешком
сырого харваха отправился к аварам. Ведь уже наступил новый год и
вновь надо платить огненный налог.
Как и в прошлый раз он изготовил четыре ямха порошка, аккуратно
разделив его на две равные части. При виде харваха Тамгай
расплакалась, а вечером долго вспоминала Койцога и всё старалась
угостить чем-нибудь вкусненьким Ай. Ай сидела неестественно прямо,
время от времени поворачивала голову, словно и здесь высматривала
грозящую опасность. Рассказы выслушивала молча со всегдашним
сосредоточенным видом, а к угощению не притронулась. Тамгай вздыхала и
гладила Ай по голове, пытаясь расчесать редкие бесцветные волосы.
Со вторым пакетом харваха Шооран пошёл ночью на соседний оройхон.
В полной темноте прокрался к палатке, приподнял угол навеса и замер,
услышав негромкий и очень спокойный голос Яавдай:
- Не надо это. Забери.
В первое мгновение Шооран даже не понял, что ему говорят. Им вдруг
овладело чувство, что всё это уже было однажды: ночь, найденная
наощупь палатка, и неестественно спокойный голос неспящей женщины.
Лишь потом он вспомнил, что такое было не с ним. Это Энжин тайно
возвращался домой в ночь после казни Атай.
- Это харвах, - невпопад произнёс Шооран.
- Я знаю, - донеслось из темноты. - Мне не надо, я уже насушила
свою долю сама. Это подари кому-нибудь другому.
- Я его сделал для тебя, - сказал Шооран. - С ним ничего не
случится, оставь, пусть он лежит до будущего года. Ты не думай, я
ничего не потребую от тебя. Я скоро опять уйду и не знаю, когда сумею
вернуться. Но я хочу быть спокойным за тебя. Возьми это хотя бы ради
дочери.
Темнота долго молчала, потом снова донёсся ровный голос:
- Я, наверное, причинила тебе много горя. Прости меня, но иначе я
не могла.
- Ничего, - сказал Шооран. - Так и должно быть.
Он положил пакет на землю, бесшумно шагнул в сторону и через
минуту уже шёл, привычно нащупывая ногой кромку поребрика.
Через день он совершил набег на северный залив. К вечеру вышел на
его дальнюю оконечность, дождался темноты и начал строить. Мысль, что
каждый оройхон создаёт за его спиной три сухих, подстёгивала и без
того возбуждённую психику. Вновь он напоминал себе безумного Энжина,
когда тот бежал вслед за отступающим далайном, грозя ему и уничтожая.
Энжин упал, создав три острова, Шооран справился с четырьмя, а потом
торопливо ушёл, попросту убежал, даже не прислушиваясь к шуму, не
думая, заметили его работу или же изменившийся мир предстанет
изумлённым глазам лишь завтра.
На следующий день набег повторился, хотя на этот раз сил хватило
лишь на три оройхона. Через день узкий залив уступил место ещё трём
участкам суши. Шооран хотел идти туда и четвёртый раз, но вовремя
передумал. Надо было считаться с тем, что Тамгай может сопоставить
ночные путешествия гостя с возникновением цепи оройхонов, о чём уже
трубили по всей стране.
Теперь северная граница тянулась на дюжину оройхонов - расстояние
воистину сверхъестественное! Ни о каких военных действиях со стороны
братьев не могло быть и речи, зато нищие общинники хлынули на запад
рекой. На самом деле их оставалось не так много, но страна была
велика, и даже это небольшое количество грозило захлестнуть край
изгоев. Земли изгоев ощетинились колючими изгородями, бывшие бродяги и
переселенцы взялись за хлысты и гарпуны. Нашествие остановилось.
Вероятно, вскоре оно вновь началось бы, и никакие ограды не смогли бы
остановить голодных людей, но через пару дней очистившиеся земли
дружно зазеленели всходами хлебной травы, и вскоре большинство
участков оказалось захвачено недавними общинниками. В неначавшейся
войне победили заборы. Один за другим поделённые оройхоны просили у
Ээтгона помощи и защиты.
Шооран в это время был далеко. Верный привычке уходить от шума, он
бежал в земли вана. Ай, без которой он уже не мыслил себя, безропотно
шла следом. Выйдя к уцелевшей части далайна, Шооран узнал, что здесь
об Ёроол-Гуе не забывали. Чуть не каждый день приходили известия, что
Многорукий разграбил один из прибрежных участков. Ёроол-Гуй приходил
так часто, что во многих местах чавга не успевала вырасти и
путешественники жили впроголодь, хотя были, наверное, единственными
бродягами на всём побережье.
Месяц в стране вана принёс ещё дюжину оройхонов, причём
большинство из них приращивало сухие земли. Местом стоянки Шооран
выбрал западное побережье, где Ёроол-Гуй не появлялся. На западе
Шооран мог представляться сказителем, и никто не связывал его имени с
делами, творившимися на восточном побережье. Людям, годами сидящим на
одном клочке земли, не под силу представить, что за день можно пройти
такое расстояние. Ведь это так далеко: полстраны! А на самом деле -
четыре или пять часов хорошего хода. Не так длинны оказывались дороги
Мозолистой Пятки, можно понять его недовольство.
Через месяц Шооран засобирался в путь, но вновь встретил кордоны
на пути к Моэрталу. На этот раз Шооран не повернул, а твёрдо решил
пройти дальше. Он начал прокладывать дорогу, расширяя перешеек.
Поставил один оройхон, ожидая облав, отскочил назад, создал уже не для
Ёроол-Гуя, а для людей пару отвлекающих оройхонов: пусть в совете вана
думают, что илбэч повернул назад, вновь вернулся к заставам, увеличив
проход до целого сухого оройхона, но и теперь не стал уходить, а
направился на запад. Шёл напрямик через сухие земли, благо что был
хорошо одет и предлагал для продажи добытый на берегу волос и костяные
иглы. На западе ещё оставалось несколько мест, где можно ставить
оройхоны, и Шооран в одну ночь поставил сразу три. Потом, хотя его
качало от усталости, отправился в обратный путь. Вернулся засветло,
вечер и часть ночи отсыпался под присмотром Ай, а перед рассветом безо
всяких треволнений ушёл к Моэрталу. Уже на другом берегу, оглядываясь
на ленту пройденной дороги, подумал, а стоило ли устраивать эти
броски, не пытается ли он перехитрить самого себя? И сам себя
успокоил: "стоило". Ведь земли в результате стало больше, а далайна -
меньше. Словно прощаясь со страной вана и обещая вернуться, Шооран
поставил оройхон, начинающий новую, ещё более широкую полосу, а сам
скрылся на дальней оконечности страны, где далайн оставался достаточно
велик. Всего в нём оставалось пространства чуть меньше чем на две
двойные дюжины оройхонов: за последние скучные, лишённые ярких событий
месяцы Шооран переломил ход жизни в далайне.
В огромной провинции Моэртала людей на мокром почти не
встречалось, а редкие группы охотников или сборщики харваха ещё
прошлыми властями были приучены не соваться в чужие дела. Здесь
Шоорана почти никто не знал. С одной стороны, это было удобно: меньше
бросаешься в глаза. Но зато незнакомому сказителю не так просто
прокормиться в чужой стране. Хотя, пока были припасы, Шооран хотел
только одного - нанести удар в самое сердце Ёроол-Гуя, если, конечно,
у того есть сердце.
Шооран привычно работал ночами, ставя по два оройхона за раз. Он
не обманывался, понимая, что люди замечают его труды, хотя оройхоны и
не приносили сухих земель. Но пока ни он, ни Ай на сухом не появлялись
и не знали,что творится там. Зато Шоорана вновь начал волновать
Ёроол-Гуй. Ведь здесь оставалось едва ли не последнее место, где
многорукий бог чувствовал себя вольготно. Здесь он проводил большую
часть времени и, значит, мог объявиться в любую минуту. И всё же, его
не было. Лишь когда Шооран, закончив третью пару оройхонов, устало
брёл под светлеющим небом к своей стоянке, влага далайна разверзлась,
и Многорукий рванулся на берег.
Шооран не кинулся бежать и даже не слишком торопился. Он
переступил на свободную сторону и долго смотрел, как стволы
бесчисленных рук дробят камень на ещё безжизненном оройхоне. И то ли
Ёроол-Гуй чувствовал присутствие илбэча, то ли это произошло случайно,
но именно сюда, к дальнему поребрику перетекла большая часть липкого
тела, взгромоздилась выше суурь-тэсэгов и открыла огромные главные
глаза.
- Что ты хочешь мне сказать? - потребовал Шооран. - Говори! Всё
равно я поступлю по-своему и задушу тебя вместе с твоим далайном.
Понял?..
Лишь теперь Шооран осознал, почему он так стремился именно сюда,
где опасность была всего выше. Он хотел видеть врага, уже год
прятавшегося где-то. В вечном чудовище скрывался смысл и оправдание
борьбы и надрывной испепеляющей работы. Давно уже Шооран не думал о
людях не умеющих или не желающих позаботиться о себе и наладить в мире
сносную жизнь. Тот пяток человек, чья судьба была небезразлична
илбэчу, так или иначе устроились и не нуждались в нём. Крошке Ай тем
более не нужны новые земли, и вообще, никто не мог сказать, что ей
нужно. Оставался враг, вот этот, жрущий и убивающий всё, до чего может
дотянуться. И Шооран искал его, чтобы выплеснуть ненависть.
- Что ты молчишь? - надрывался Шооран. - Говори! Я хочу слышать
тебя!
Ёроол-Гуй смотрел, не отрываясь, свет разгоревшихся облаков
бликовал в зрачках глаз. Шооран схватил камень, метнул в чёрную
глубину глаза. Глаз мигнул, смаргивая помеху, и продолжал смотреть. На
этот раз пристальный взгляд не звал, не гипнотизировал, а лишь
всматривался, словно старался понять. А может быть, внушение не
действовало на Шоорана, который почувствовал себя сильней обитателя
бездны.
Они долго противостояли так, разделённые строчкой поребрика, один
безмолвный и, несмотря на мельтешение рук, словно бы спокойный; второй
кричащий, требующий чего-то. Сейчас Шооран мог быть самим собой, не
опасаясь, что его заметят. К тому же, Ёроол-Гуй казался необычно тихим
лишь Шоорану. Гремел ломаемый камень, шумно плескалась влага - голоса
илбэча не было слышно.
Потом Ёроол-Гуй втянул руки, закрыл глаза и исчез во
всколыхнувшемся далайне. Тогда Шооран сел на камень и молча, зло
заплакал. Встреча с Ёроол-Гуем не дала ему ничего, гнусный бог
отказался подтвердить его право менять мир.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг