хохиур трава. У этой травы были тонкие зелёные стебли, на верхушках
которых качались гроздья не то ягод, не то семян - Шооран не знал, что
это, но инстинктивно чувствовал, что гроздья съедобны, и судорожно
сглатывал слюну, набегавшую от одного вида такого количества вольно
растущей пищи.
В одном месте он увидел, как между тэсэгами течёт ручей. Это была
настоящая вода, которую покупала для него мама. Вода текла совершенно
свободно и, кажется, никуда. В ручье, наполовину скрытые водой, лежали
медлительные толстые звери. Они смотрели на Шоорана пустым благодушным
взглядом и сосредоточено жевали плавающие в воде растения. Даже отсюда
было видно, как беззащитны эти животные, и как вкусно их мясо. Но в то
же время Шооран знал, что их защищает сила более могучая и опасная
нежели самые ядовитые шипы и острые зубы. Здесь и там на делянках
виднелись фигуры работающих, и если кто-то из них поднимал голову, то
Шооран встречал опасливый и ненавидящий взгляд. Всё вокруг кому-то
принадлежало, и за одну горсть зерна хозяин, не задумываясь придушил
бы похитителя. Чёткие границы, лежащие в основе оройхонов, определили
и границы между людьми. В мирное время лишь цэрэгам и высшей знати
дозволялось свободно переходить с одного оройхона на другой, остальные
годами сидели на своем крошечном пятачке, радуясь, что они здесь, а не
на мокром, где в любую минуту из вздыбившегося далайна может явиться
жаждущий крови Ёроол-Гуй. И ненависть к болотному отребью: грязному,
вонючему и оборванному, покрытому язвами и болячками, но живущему на
единую каплю свободнее, неугасимо пылала в их душах.
Всего этого Шооран не знал, он видел лишь, что всякий по левую
сторону дорожки в сравнении с ним живёт, словно восседает на
алдан-тэсэге, и окрашенную восхищением уверенность, что так и должно
быть, и люди там особые, ещё не отравило сомнение. Но зато гордость в
нём уже проснулась, и Шооран шёл, повернув свёрток так, чтобы на сухой
стороне всем была видна голова авхая, изредка уныло двигавшая усами.
Шооран поступал так почти безотчётно, и даже помыслить не мог, чем
обернётся его невинное тщеславие.
Возле раскидистого туйвана, развалившего узловатыми корнями
небольшой тэсэг, Шоорана окликнули:
- Эгей, гнилоед, а ну ползи сюда!
Под деревом Шооран увидел нескольких мальчишек. В центре сидел
тот, кто позвал его. Он был значительно старше Шоорана, но вряд ли
сильнее - ухоженное лицо было по детски округлым и глуповатым. В руке
он держал надкушенный плод, один из тех, что украшали крону царского
дерева.
- Ползи сюда, когда тебе повелевает сияющий ван! - потребовал
мальчишка.
Шооран не двинулся с места. Он впервые видел так близко детей
сухого оройхона и теперь поражался их одежде - чистой и мягкой,
розовым необожжённым рукам и не по возрасту детскому занятию - дома в
великого вана играли только пятилетки - один приказывал, другие
повиновались, выполняя команды. А здесь сидело и стояло с десяток
почти взрослых парней. Один из них резко взмахнул палкой и выбил
из-под руки Шоорана скатанную шкуру. Шооран наклонился, чтобы поднять
её, но его ударили в спину, свалили и, заломив руки, подтащили к
сидящему толстощёкому мальчишке.
Игра приобрела неожиданно неприятную окраску.
- Славная добыча! - сказал толстощёкий, разглядывая Шоорана. - Как
ты посмел ослушаться, вонючка?
- Я работаю, мне некогда заниматься играми, - хмуро ответил
Шооран.
- Вы слышали, что сказал этот пожиратель нойта?! - сидящий не
скупился на оскорбления. - Он работает!.. Кто позволил тебе ступить
грязной ногой на мою землю?
- Вы сами меня затащили, - защищался Шооран, но его не слушали.
Внимание толстощёкого привлекла шкура, а вернее - голова авхая.
- Кутак, глянь, как они похожи! - обратился толстощёкий к одному
из приятелей. - Это он свою невесту распотрошил. А ну, поцелуйтесь! -
приказал он.
Парни обидно захохотали. Шоорану под нос сунули слизистую морду
авхая с белесыми точками снулых глаз. Шооран попытался отвернуться, но
ему продолжали тыркать в лицо беззубой пастью.
- Смотрите, он не хочет! - закричал толстощёкий. - Он бунтовщик!
Бросить его в далайн!
Угроза казалась бессмысленной, до далайна была тройная дюжина
шагов через мокрый оройхон, но когда Шоорана силой подняли на ноги, он
заметил, что двое взрослых людей, возившихся неподалёку, отвернулись и
спешно уходят, и понял, что хорошего ждать не приходится. Если его
начнут окунать лицом в нойт... Шооран дёрнулся и сумел вырваться из
зажавших его рук. Противники метнулись, отрезая Шоорану путь к
отступлению, но Шооран не думал о бегстве. Эта банда просто так,
играючись, нарушала все священные мальчишеские правила, и теперь
Шоорану хотелось мстить. Он ринулся к толстощёкому и, не раздумывая,
влепил оглушительную затрещину. Потом повернулся к остальным врагам.
Те на секунду замерли, разом выдернули из-за кушаков короткие толстые
палки и двинулись вперёд. По изменившимся лицам и замедлившимся
движениям Шооран понял - пощады не будет. Убьют.
- Бейте его! - завизжал толстощёкий, но в этот момент Шооран,
принявший единственное верное решение, прыгнул на него. Толстощёкий
был старше и много крупней Шоорана, но оказался неожиданно слаб и
рыхл. Шооран, даже не ощутив сопротивления, повалил врага на живот,
левой рукой ухватил за чисто вымытые волосы, дёрнув, задрал ему
голову, а правой приставил в жирной шее выхваченный кинжал. Масляно
блеснуло полупрозрачное костяное лезвие.
- Назад! - предупредил Шооран подступающих парней. - А то ему не
сдобровать.
- Ых-га... - подтвердил толстощёкий, кося глазом на щекочущее шею
остриё.
Парни нерешительно расступились.
- И запомни, - раздельно произнёс Шооран, встряхивая для
убедительности толстощёкого. - Ты мелкий вонючий жирх. Если ты ещё раз
попадёшься на моём пути, я напою тебя нойтом и брошу в шавар. Понял?
Толстощёкий согласно икнул.
- Тогда повтори, что я сказал.
- Я... мелкий... вонючий жирх... Ты бросишь... меня... в шавар,
если я попадусь.
- Сначала заставлю напиться нойта.
- Сначала... напиться нойта...
- Правильно, - Шооран рывком поднял толстощёкого на ноги. - Скажи
своим, чтобы бросили палки и отошли в сторону.
- Отойдите... - полузадушенно прохрипел пленник.
- И учтите, тухлые слизни, если вы вздумаете идти за мной следом,
ни один из вас не вернётся домой живым.
Шооран едва заметно шевельнул пальцем, по тончайшему, выточенному
в кости каналу скользнуло жало зогга и чёрной брызгой повисло на
острие. Парни попятились, палки со стуком полетели на землю. Шооран,
волоча за собой толстощёкого, выбрался на тропу, поднял сумку и шкуру
авхая. Часть харваха из сумы высыпалась, но Шооран не стал подбирать
его. Он лишь пнул толстощёкого коленом под мягкие ягодицы, отчего тот
кувырком полетел с поребрика, и бросился прочь. Никто за ним не
погнался. Вообще-то Шооран хотел столкнуть пленника на мокрую сторону,
в грязь, но в последнюю секунду ему стало жаль красивой и наверняка
очень дорогой одежды.
Отбежав немного, Шооран спрыгнул с тропы на свой оройхон и, петляя
между тэсэгами, помчался к дому. Лишь когда до сухой полосы, где жили
они с матерью, оставалось всего несколько шагов, Шооран опомнился.
Спрятавшись за ближайшим тэсэгом, он стряхнул с кинжала ядовитое
остриё, осторожно отсоединил лезвие и хорошенько спрятал его.
Даже мама не знала, какое оружие хранит её сын. Костяной
наконечник был подарком. Месяц назад охотники выволокли из шавара
огромного гвааранза. Панцирь чудовища был отправлен в подарок одонту,
а острые плавательные перья, из которых вырезали лезвия, разобрали
цэрэги. Именно тогда недавно назначенный дюженником цэрэгов
рыжебородый Мунаг снял со своего кинжала источенное остриё и бросил
его Шоорану. Мунаг вообще хорошо относился к Шоорану и его маме,
подолгу разговаривал с ними, когда они приносили высушенный харвах, а
встретив на тропе Шоорана, громко кричал:
- Привет, маленький жирх!
- Привет, большущий Ёроол-Гуй, - отвечал Шооран.
Случившиеся поблизости жители испуганно бледнели при виде такого
запанибратства, а Мунаг оглушительно хохотал, тряся бородой и
распахнув тёмную словно шавар яму рта.
Лезвие Шооран привёл в порядок - вычистил и отполировал, подогнал
свой нож под размеры костяного сокровища, рассверлил даже намертво
забитый канал для колючек. Неделю по вечерам, скрывшись от посторонних
глаз, вращал костяной иглой в замусоренном канале или правил остриё на
куске кожи. Жало зогга, и не одно, а целых пять штук, Шооран добыл
сам. Нарвал пятнистых стеблей хохиура и распихал их пышными метёлками
вперёд в отверстия шавара. На следующий день вытащил те стебли, что
остались целы, и в скукожившихся метёлках отыскал десяток зоггов.
Оставалось только раздразнить зогга, чтобы он, угрожая выставил жало,
а потом резким движением раздавить крошечного гада, прежде чем он
успеет выпрыснуть яд.
Конечно, Шооран знал, что за такой ножик, узнай о нём одонт,
владельца немедленно отправят пройтись по шавару босиком, но
удержаться не мог и изготовил всё как надо.
Теперь нож выручил его, но в то же время хранить его стало опасно,
особенно, если кто-нибудь из мальчишек донесёт о нём властям. Впрочем,
Шооран надеялся, что этого не случится, в конце концов, первыми и
всерьёз напали они, и вряд ли им захочется отвечать за свой поступок
перед одонтом.
Приведя себя в порядок, Шооран вышел к палатке. Мама была дома.
Шооран высыпал из сумы харвах и с гордостью раскатал перед мамой кожу
авхая. Авхай уже полностью обездвижел, и это немного омрачало радость
охотника.
- Какой ты молодец! - протянула мама восхищённо. - Настоящий
охотник! Ты гляди - он ещё живой!.. - и действительно, словно
специально авхай округлил приоткрытый рот и замер на этот раз
навсегда.
- Это для тебя, - довольно сказал сын. - сшей себе новый жанч.
- Спасибо, - сказала мама. - Только как же быть, я сегодня не
смогу кожу обработать, мне сейчас уходить надо, я уже вымылась,
видишь?
- До завтра кожа испортится, - непонимающе сказал Шооран.
- Знаешь, что мы сделаем, - догадалась мама. - Мы попросим
Саригай, она шкуру выскоблит и замочит в нойте, а я завтра доделаю всё
до конца.
- Как же, согласится она... - недовольно протянул Шооран,
обиженный невниманием к своему подарку, - а если и согласится, то
выскоблить кожу как следует не сумеет...
- Сумеет, - успокоила мама. - Я очень попрошу.
Когда соседка, обрадованная возможностью неожиданного заработка,
ушла, захватив кожу, Шооран, всё ещё слегка обиженный, спросил:
- Мам, а куда ты идёшь?
- В гости, - шёпотом ответила мама. - Меня Мунаг пригласил.
- Он тебя в жёны берёт? - догадался Шооран.
- Нет, что ты... кто меня возьмёт, я же сушильщик. Он так просто
пригласил. Но это неважно, он хороший человек, не злой. И ты ему
нравишься.
- Да, Мунаг добрый, - сказал Шооран, вспомнив про нож.
Мама открыла большую флягу, которая обычно пустой лежала в углу,
налила на ладонь несколько капель воды и, наклонившись, обтёрла лицо.
Шооран смотрел молча, понимая важность момента. Потом, когда фляга
была убрана, произнёс:
- У Мунага две жены, и обе моются водой каждый день. Они чистые и
называют нас вонючками. Я знаю.
- Ну и что? - спросила мама.
- Я не понимаю, зачем Мунагу понадобилась ты. Может быть он просто
хочет посмеяться, - Шооран произнёс эту мучившую его фразу с
решительным отчаянием, словно кидаясь в далайн. Но ничего не
случилось. Мама улыбнулась.
- Мунаг сильный, - сказала она, - а его жёны... я не знаю, какие
они - должно быть молодые и красивые, и наверняка чистые, но ему
скучно с ними. Ведь случается, что и блистающий одонт, ни разу в жизни
не промочивший ног, живёт среди праздников и похвал более одиноко, чем
последний изгой на мокром оройхоне. А может быть, ты и прав, а я
просто девчонка до сих пор не нажившая капли ума.
- Мама, - спросил Шооран. - Ты счастливая?
- Конечно. У меня есть ты. Вырос уже, совсем взрослый стал - вон о
каких вещах задумался. Конечно, счастливая.
- А если не обо мне, а просто о жизни. Так - счастливая?
- Так - не очень.
- И я - не очень.
Мама скинула жанч, и Шооран увидел, что под ним одета не простая
рубаха, а тонкий праздничный талх, недавно выменяный на сухом оройхоне
и ещё ни разу не одёванный. Из потайного кармана жанча мама достала
нитку драгоценного лазурного жемчуга, который изредка находят в самых
жутких закоулках шавара.
- Надеть? - спросила мама и, не дожидаясь ответа, накинула
ожерелье на шею.
- Какая ты красивая!.. - восхищённо протянул Шооран. - Это
настоящий жемчуг? Откуда он у тебя?
- Его добыл отец, - лицо матери омрачилось, она протянула руку,
чтобы снять с шеи пронзительно голубую нить, но в этот момент полог
навеса отлетел в сторону, сорванный сильной рукой, и в проёме
показался тяжело дышащий Мунаг.
- Где он? - потребовал Мунаг.
- Кто? - не поняла мама.
- Твой Шооран только что зарезал любимого сына одонта.
- Неправда! - крикнул Шооран. - Я никого не резал!
Мунаг, только теперь заметивший Шоорана, шагнул к нему, выдернул
из-за пояса у мальчика нож, осмотрел верноподданнически затупленный
край.
- Ты не врёшь? - спросил он с угрозой.
- Честное слово. Они хотели бить меня палками, а я их только
пугал. Они первыми схватили меня...
- Ты клянёшься, что на наследнике нет ни единой царапины? - Мунаг
приблизил к лицу Шоорана бешеные глаза.
- Как перед Ёроол-Гуем, - подтвердил Шооран.
- Где накладка? - Мунаг протянул ладонь.
Шооран покорно достал спрятанное лезвие. Глаза у мамы расширились,
она испуганно зажала рот рукой.
- Иглы! - потребовал цэрэг.
- В ручке, - Шооран кивнул на нож.
Мунаг отковырнул затычку, удовлетворённо хмыкнул и пересыпал
смертельные занозы в рукоять своего кинжала. Мама издала судорожный
всхлип. Увидев тайный арсенал сына, она была готова поверить, что он
действительно ворвался на сухой оройхон и зарезал не только любимого
сына наместника, а всех его детей, жён, слуг и самого одонта вместе с
ними.
- Сиди здесь! - приказал Мунаг и быстро вышел наружу.
- Я не хотел его трогать!.. - горячо зашептал Шооран. - Я даже в
нойт его не скинул, хотя они заставляли меня целоваться с авхаем...
- Одонт всё равно не поверит, выдавила мама сквозь побелевшие
губы.
На улице зычный голос Мунага проревел: "Я тебе покажу, как ходить
с ножом!" - потом послышался звук удара и плач Жаюра - малолетнего
сына Саригай. Мунаг вернулся в палатку. В руке у него была детская
игрушка - ножик из высушенного листа хохиура. Лист был жёлт и
полупрозрачен, но костяное лезвие напоминал слабо.
- Не знаю, смогу ли что-нибудь сделать для вас, - произнёс Мунаг в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг