люди. Сколько-то времени они смогут избегать слепых рук, но рано или
поздно все - и убийцы, и жертвы - погибнут.
Оскалившись, Шооран подбежал к ухэру. Распахнутый воронкой ствол
смотрел ровно в немигающий глаз Ёроол-Гуя. Шооран извлёк из-за пазухи
кремни и высек искру. Две или даже три секунды ничего не происходило -
огонь пробирался по узкому запальному отверстию. Потом грохнуло. Из
ствола и запальника выметнуло пламя. Ухэр подскочил и накренился
вместе с массивной станиной, на которой был укреплён. Шооран судорожно
сглотнул, прочищая заложенные уши. И лишь Ёроол-Гуй, казалось, не
заметил ничего. Каменная картечь истерзала его плоть, разорванный глаз
разлетелся в клочья, заляпав всё вокруг грязной зеленью, но даже такая
страшная рана ничего не значила для гиганта. Края раны сомкнулись, не
оставив следа, и лишь лужи смешанной с нойтом ядовитой крови
доказывали, что заряд попал в цель.
Шооран стоял, бессильно опустив руки.
- Проклятый, - шептал он, - проклятый убийца...
Ёроол-Гуй молчал, ничего не менялось в студенистом,
зеленовато-прозрачном теле, в мощных узлах громоздящихся вдоль
поребрика рук. Но видно и он почувствовал удар, потому что замершие
было руки разом дёрнулись и повлекли Ёроол-Гуя к ждущему,
неправдоподобно тихому далайну. Шооран рассмеялся и погрозил
ненавистному богу кулаком.
Когда через несколько минут цэрэги появились на позиции, они
увидели, что Шооран с копьём в руках сидит на поваленном ухэре и
смотрит на пустой оройхон, где только что бушевала смерть.
- Ты что наделал, дурень! - завопил дюженник, увидав разгром.
- Я выбил ему глаз, - сказал Шооран.
- Дубина! Бовэр безмозглый! Из какой лужи ты выполз на мою
погибель?! - артиллерист не мог успокоиться. - Это надо же придумать -
палить по Ёроол-Гую! Чтоб тебе вовек не просохнуть! Мне плевать, куда
ты там попал - в глаз или в нос, всё равно новый вырастет. А харвах ты
спалил и орудие испортил. И вообще, как ты сумел выстрелить?
- Вот, - сказал Шооран, поднимая брошенное в панике копьё с мелко
околотым кремнёвым наконечником.
Дюженник раскрыл рот, но подавился, проглотив готовую вылететь
фразу. Копьё было его собственное.
- Ладно, - сказал он, выдохнув воздух, - разберёмся. - И забрав
копьё, пошёл собирать солдат, чтобы поставить ухэр на прежнее место.
На этот раз доклад дюженника выставлял Шоорана в самом
неблагоприятном свете, так что взыскание оказалось тяжёлым. Во
владениях благородного Моэртала не было огненных земель, и весь харвах
до последней порошины приходилось получать из казны или покупать
втридорога за свои средства. Тем более это касалось ухэра - своими
силами починить изработавшееся орудие было невозможно. Неудивительно,
что одонт разгневался, и Шоорану не помогло даже заступничество
пятерых цэрэгов, которые, благодаря неожиданному выстрелу, сумели
ускользнуть от рук Ёроол-Гуя. А может быть, наместник был
раздосадован, что лишь пять человек остались от четырёх лучших дюжин,
и сорвал досаду на не вовремя подвернувшемся Шооране. Кто знает? Мысль
благородного глубока как далайн и извилиста, как путь жирха. Сначала
гневный Моэртал грозился вовсе выгнать провинившегося на мокрое, но
потом остыл, и, лишив Шоорана копья, назначил на позорную должность
тюремщика.
- Ничего, - утешал Шоорана приятель Турчин, - выслужишься.
Обученных воинов мало осталось. Всех Ёроол-Гуй пожрал. Ты бы видел,
что там было! Всюду руки ползают, тонкие, без глаз... хватают всех, не
разбирая... Ка-ак я прыгал!.. Не, жаль тебя там не было!
Шооран не был особо огорчён опалой. Теперь он мог больше времени
проводить дома, не оставляя Яавдай одну на целые недели. Сейчас ему
хотелось быть рядом с Яавдай сильнее, чем когда бы то ни было.
За последние полгода Шооран не построил ни одного оройхона, и
вообще не часто вспоминал о своём предназначении. Зато о проклятии он
помнил постоянно. Один раз ему уже удалось обмануть судьбу: у него
есть семья - Яавдай, которую он любит больше всего на свете. Странным
образом Шооран не мог произнести слово "люблю", оно застревало в
горле, и губы становились непослушными. Невозможным представлялось
выговорить его под внимательным, словно изучающим взглядом Яавдай.
Шоорану казалось, что любое признание прозвучало бы фальшиво, и он
впервые назвал Яавдай любимой чуть не через месяц после свадьбы. Но
тем сильнее он чувствовал, как необходима ему Яавдай. На ней
сосредоточилась вся жизнь, и одна мысль, что пророчество Ёроол-Гуя
может исполниться, бросала Шоорана в холод. Зная историю безумного
илбэча, Шооран понимал, что женитьба - это ещё не вся жизнь. Беды
Энжина начались, когда у Атай должен был появиться ребёнок. Помня об
этом, Шооран внимательно присматривался к Яавдай. Казалось, если он
вовремя заметит признаки будущего материнства, то сумеет уберечь жену
и ребёнка от всякой беды, и с той минуты всё всегда будет хорошо.
Жаль, что ранние признаки, о которых понаслышке знал Шооран, были
смутными и неопределёнными, и Шооран напрасно мучился, гадая и не
решаясь впрямую спросить свою подругу не беременна ли она. А Яавдай
по-прежнему смотрела вглубь себя и никогда не начинала разговор
первой.
Служба при тюрьме была скучной и необременительной. Повелитель
понимал, что узников необходимо кормить, а это лишний расход, поэтому
тюрьма обычно была пустой. Лишь после облав обе камеры оказывались
набиты изгоями и земледельцами, вздумавшими в недобрый час поживиться
вольно растущей чавгой или подработать на харвахе. Их в течение дня
или двух уводили на допрос, а затем отпускали, пригрозив, или
отправляли на каторжные работы. Кое-кто попадал в шавар. Но даже в
этом случае одонт не утруждал себя излишним судопроизводством. Чаще
всего обе камеры стояли пустыми, и второй тюремщик - одряхлевший на
службе инвалид, спал в одной из этих камер, поставив в изголовье
ненужную ему костяную пику.
Но однажды, спустившись в нижний ярус алдан-шавара, Шооран увидел,
что напарник не только не спит, но стоит на часах возле одной из
камер, браво выпятив грудь, на которой - невиданное дело! - красуется
панцирь.
- Что случилось? - спросил Шооран, подходя.
- Тс-с!.. - громко прошептал стражник и, припав к уху Шоорана,
сообщил: - Там илбэч. Поймали-таки. Только это тайна, никто не должен
знать. Уже послали к одонту, он сам сюда придёт. Вот какая тайна.
Шооран глянул в заложенный чешуёй глазок. В скупо освещённой
камере, свернувшись на нарах, лежал Чаарлах. На полу рядом с лежанкой
стояла миска каши и чаша с водой, чего никогда не бывало прежде. Но
было видно, что узник не притронулся ни к тому, ни к другому.
"Замучают старика", - обречённо подумал Шооран.
От входа послышались быстрые шаги, оба караульщика вытянулись и
замерли. К ним шёл одонт Моэртал. Он был один, без свиты и без
богатого облачения, верно, услышав новость, поспешил к тюрьме в чём
был.
- Ну, жив он? - спросил Моэртал издали.
- Вроде жив, - ответил старый тюремщик. - Дышит.
Моэртал перевёл дыхание, успокаиваясь, разгладил на груди
тонкотканый цамц и молча дал знак открывать камеру. Тяжёлая дверь
отъехала в сторону, одонт вошёл. Шооран, взяв факел, шагнул следом.
Пленник сел, слепо щурясь на пламя. Целую минуту одонт и сказочник
молча изучали друг друга. Потом Чаарлах насмешливо сказал:
- Трудная задача, не правда ли? Ты так долго искал меня, а теперь,
наконец, задумался: зачем? Разве я не прав?
Моэртал никак не отреагировал на обращённые к нему слова. Он
продолжал стоять, рассматривая сидящего старика, словно так и должно
быть, что благородный одонт стоит, а нищий старик сидит перед ним.
Затем Моэртал начал говорить сам:
- Ты знаешь, что болтают о тебе. Я не знаю, что здесь правда, но
мне надо, чтобы оройхоны появлялись там, где укажу я.
- Не так трудно угадать это место, - заметил Чаарлах. - Одним
ударом - два сухих оройхона, а от земли ночных пархов остаются лишь
скорлупки. Но ведь они тоже люди, и не многим хуже твоих цэрэгов.
Поверь, я знаю, что говорю.
Чаарлах признавался в знакомстве с бандитами так, словно не
подозревал, что за одно это ему грозит шавар.
- Если они поклянутся исполнять законы, - произнёс Моэртал, - я
поселю их на новых землях. А лучших - возьму на службу.
- Я вижу - разговор пошёл всерьёз! - воскликнул сказитель. -
Никогда прежде я не чувствовал себя таким важным господином. Впору
раздуться толще авхая. Увы, есть ещё одно препятствие. Сядь,
блистающий одонт, я расскажу тебе сказку. Тебе, должно быть, давно не
рассказывали сказок, просто так - бескорыстно.
Моэртал не двинулся с места, но и не перебил старика, и Чаарлах,
привычно изменив голос, начал рассказывать:
В недавнее время жил на оройхонах один человек. Звали его Ёсаар.
Однажды он встретил тукку и захотел её поймать. Ёсаар побежал за
туккой, но она оказалась проворней охотника и ушла в шавар. Ёсаар
очень рассердился и закричал:
- Вылезай, колючая дрянь!
Но тукка не вылезла и даже не слышала слов, потому что была
далеко. Ёсаар заглянул в шавар, и храбрость его словно потревоженная
тайза сжалась в комок. Но жадность продолжала кусать душу, и тогда
Ёсаар сказал:
- Запомни, колючка, я буду стоять здесь день и ночь, но дождусь,
пока ты вылезешь!
Ах как жаль, что тукка уже выбралась через другую дыру и не
слыхала этих клятвенных слов! Иначе она поняла бы, что спасения нет, и
сразу сдалась бы охотнику. А так, Ёсаар стоял у шавара день и ночь, а
тукка всё не приходила. Между тем, наступил мягмар, и в шаваре кто-то
зашевелился.
- Ага! - сказал Ёсаар. - Проголодалась! Сейчас я тебя схвачу.
Но вместо тукки из дыры вылез гвааранз и схватил самого охотника.
Увидав, как повернулось дело, Ёсаар воскликнул:
- Госпожа тукка, неужто это вы? Заметьте - вы выросли такой
огромной, потому что я день и ночь охранял ваш покой. Ведь вы
позволите вашему ничтожному слуге идти домой? Или вы хотите, чтобы я
ещё послужил вам?
Уж и не знаю, что ответил гвааранз, но домой храбрый Ёсаар всё ещё
не вернулся. Надо полагать - занят по службе.
Чаарлах замолк и выжидающе посмотрел на Моэртала. Тот привычно
помолчал, и затем произнёс:
- Значит, по-твоему, не я, а меня схватили.
- Что вы, блистающий одонт! - запротестовал старик. - Я в этой
истории тукка. Моё дело - быть съеденным, коли не сумел унести ноги. А
кто тут гвааранз - это вам судить.
- Разберёмся, - пообещал наместник. - Но и ты думай. Даже если ты
не тот, за кого тебя принимают, всё равно ты знаешь больше, чем
говоришь.
Моэртал повернулся к Шоорану и резко спросил:
- Кто такой Ёсаар? Я где-то слышал это имя.
- Это мой напарник, - ответил Шооран, тоже удивлённый, откуда
сказитель знает имя тюремщика. - Он стоит за дверью.
- Сменить, - приказал одонт, - и доставить ко мне. С ним тоже не
всё ясно.
- Трудно разбирать след жирха, - посочувствовал пленник.
Моэртал, не ответив, вышел. Шооран вышел следом и наложил на дверь
засов. Перепуганный Ёсаар, оставив пику, засеменил следом за
наместником. Шооран остался на посту. Два часа он отстоял неподвижно,
навытяжку, словно перед взором сияющего вана. Ни разу даже не
отодвинул пластину, прикрывающую окошечко - боялся встретить
понимающий взгляд Чаарлаха. Через два часа пришёл смертельно
недовольный назначением Турчин и сменил Шоорана. Теперь впереди было
два часа, которые надо использовать с наибольшей пользой.
Шооран поспешил к дому.
Яавдай, как всегда возилась по хозяйству, в комнате пряно пахло
вымоченным в вине мясом.
- Обед ещё не готов, - виновато произнесла Яавдай.
Шооран подошёл ближе. Он как-то вдруг ясно увидел то, что старался
рассмотреть все эти недели - у Яавдай будет ребёнок. Но именно в эту
минуту долгожданное открытие не радовало.
- Нам надо уходить, - произнёс Шооран.
Яавдай ничего не ответила, лишь кивнула послушно.
- Ты, наверное, не поняла, - сказал Шооран. - Я совершил... точнее
совершу, но можно считать, уже совершил такое... короче, меня объявят
преступником. Нам надо бежать отсюда. За своих - не бойся, Яавдал уже
большой. Мне сейчас надо идти, а ты собери самое нужное и жди меня
через час на мокром оройхоне у второго суурь-тэсэга.
- Я поняла, - тихо сказала Яавдай.
Шооран подошёл ближе, коснулся ладонями волос.
- Прости меня, - попросил он. - Я понимаю, что это не вовремя, но
беда никогда не приходит вовремя.
- Ничего, - сказала Яавдай. - Это даже к лучшему.
Шооран вернулся в темницу, сменил злого на весь свет Турчина. С
трудом дождавшись, когда тот уйдёт, открыл дверь камеры. Казалось,
Чаарлах спал, но едва дверь скрипнула, он сел, без малейшего удивления
глядя на Шоорана.
- Вот, - Шооран протянул старый плащ Ёсаара и его пику. - Я выведу
тебя отсюда.
Чаарлах накинул на плечи плащ, ловко, словно ничего другого и не
носил, надвинул на брови глубокий шлем, принял пику. Уходя, Шооран
аккуратно притворил дверь. Возле выхода из алдан-шавара тоже стоял
цэрэг. Он лениво скользнул взглядом по знакомым фигурам.
- Что, тюремщики, взгрел вас одонт?
- Как на аваре, - проскрипел Чаарлах.
Беглецы неспешно прошли мимо охраны и, всё ускоряя шаг,
направились к недалёкому мокрому оройхону. Возле второго суурь-тэсэга
никого не было. Может быть они пришли слишком рано? Шооран глянул на
начинающие розоветь облака. - Нет, прошло уже больше часа.
- Отец, - сказал Шооран, - обожди меня немного, мне надо встретить
ещё одного человека.
Чаарлах, подстелив полу плаща, уселся на ноздреватый валун.
- Стоит ли тревожиться из-за меня? - спросил он. - Беги по своим
делам, а я пойду потихоньку. Спасибо тебе, но ты зря так много
беспокоишься из-за полоумного сказочника. Признаюсь - я не илбэч. И я
ничего не знаю об илбэче. Тогда вечером, поняв, что происходит, я
нарочно закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Ведь я болтун, и мне
лучше не знать чужих тайн. Так что ты зря вытаскивал меня из этого
пересохшего шавара.
- Мне нет дела до илбэча, - сказал Шооран. - Я выручал сказителя.
- Я тоже. Если бы вместо тебя пришёл кто-то другой, я бы остался в
подземелье. Одонт скоро понял бы, что изловил не того, и выгнал бы
меня в шею. Но с тобой я ушёл, потому что тебе не надо быть цэрэгом. У
тебя не те поступки, не те слова, не те глаза. Ты умеешь думать, а это
вредно для цэрэга. Я видел - ты храбр, а такие долго не живут. И даже
выжив, кем бы ты стал? Посмотри на Киирмона: его единственная радость
- чаша с вином, в которой он старается утопить себя самого...
- Отец, - взмолился Шооран. - Я вернусь через пару минут. Только
встречу Яавдай...
- Конечно, беги, - воскликнул Чаарлах. - Я старик, я могу и
подождать...
- Я бегом! - крикнул Шооран, исчезая за тэсэгами.
С минуту Чаарлах послушно сидел на камне, потом сказал самому
себе:
- Пожалуй, пойду. Они молодые, а я буду помехой и обузой. Ничего,
Яавдай утешит мальчика.
Старик поднялся, осторожно прислонил к скале ненужную пику и, не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг