ему с избытком. Но Шооран не думал, нужна ли ему эта земля. Как
завещание звучали в ушах последние слова старика: "Я илбэч. Я должен
строить". Раз испробовав мучительной и сладкой отравы созидания он уже
не мог от неё отказаться и продолжал бы строить даже ценой своей
жизни, даже ценой жизни других людей, что гибли на далёких оройхонах
из-за того, что Ёроол-Гуй в такие времена приходит чаще обычного.
На этот раз Шооран не стал выжидать полные два месяца, ведь так за
свою жизнь он едва ли сумел бы выстроить двойную дюжину островов, а
ему надо сделать в пять раз больше. Третий оройхон Шооран решил
поставить через месяц. Из-за этой торопливости Шооран пропустил время,
когда в ручьях второго оройхона появились бовэры. Шооран просто
увидел, что ленивые звери лежат в воде и жуют сильно разросшуюся
водяную траву. Они были ещё не очень крупными, но уже вполне
взрослыми.
Раз появившись, бовэры затем размножались естественным путем, хотя
и случалось изредка, что на каком-нибудь оройхоне после мягмара вдруг
резко прибывало бовэров. Почему так случалось - никто не знал, зато
немедленно вслед за радостным событием начиналась братоубийственная
делёжка свалившегося богатства.
Насколько мог судить Шооран, бовэров на первом оройхоне не
убавилось, да и как бы они могли перебраться сюда? Плоские обрубки,
заменявшие бовэрам лапы, были неприспособлены для ходьбы по суше, а уж
перелезть через поребрик неповоротливые толстяки были физически
неспособны. Оставалось гадать: вынесло ли большущих животных водой из
родника, или они самозародились в чистых струях и выросли за одну
ночь. А может быть, как рассказывают женщины, ночью пришёл сказочный
дурень Бовэр и поселил на пустом прежде оройхоне своих потомков.
Тайна бовэров осталась неразгаданной, Шооран всего лишь увидел,
что сначала бовэров не было, а потом вдруг они появились. Впрочем, об
этом он мог догадываться и раньше, ведь жили водолюбивые животные на
оройхоне старого илбэча - значит, откуда-то появились, не по далайну
же приплыли, и не в сумке принёс их с собой бежавший от мира Энжин.
Третий оройхон ещё сильнее сжимал мёртвую землю. Сухой страны он
не обещал, а вот часть огненного болота должна была высохнуть. Теперь
лишь один шаг отделял Шоорана от поселения изгоев, так что те могли
различить замаячивший вдалеке берег. Но Шооран успокаивал себя, что
даже изгои посещают западный край своего оройхона лишь под новый год.
А во время мягмара туман над далайном усиливается, и ничего заметить
невозможно. Зато сухая полоса выйдет в те места, где лежит уулгуй, и
может быть, там удастся что-то найти. Шооран чувствовал шаткость своих
объяснений, но цеплялся за них, не желая признаваться, что его просто
тянет к людям.
Поскольку безопасный срок ещё не вышел, а значит, скорее всего,
Ёроол-Гуй находится где-то неподалёку, приходилось принимать меры
предосторожности. Шооран вышел к далайну по самому поребрику, что
тянулся вдоль мёртвого края. Дышать здесь было практически нечем, но
Шооран надеялся, что прозрачная маска и губка с вином помогут ему.
Зато Ёроол-Гуй здесь вряд ли появится, а в случае беды всегда можно
спрыгнуть на свободную сторону.
Оройхон встал на удивление легко, и Ёроол-Гуй не появился, так что
Шооран был даже разочарован. Назад он шёл вдоль новой сухой полосы,
ещё заваленной грязью и дымящейся. Среди ломкого и бесполезного хлама
Шоорану удалось разыскать большой, в размах рук, диск со щупальцев
уулгуя. За три года проведённые в кипящем нойте диск разбух, потерял
твёрдость и красоту. Прочнейшую когда-то кость можно было без усилий
крошить пальцами. Вздохнув, Шооран выбросил испорченный диск. Пора
было торопиться к дому.
Или лёгкость, с которой поддался далайн оказалась обманчивой, или
не помогла губка, и Шооран всё же отравился дымом, но ещё по дороге он
почувствовал себя дурно. Сначала его начал бить озноб, хотя Шооран
двигался вдоль жарких аваров. Потом заболела голова, заломило в
суставах. Домой Шооран вернулся в полубреду. Залпом выпил две чаши
вина, накрылся с головой пушистой шкурой бовэра и провалился в душные
объятия горячки.
Шооран метался по изъёрзанной постели, огонь, пылавший в нём во
время строительства, не погас, он продолжал бесцельно сжигать, но
никто из тех, кто собрался вокруг, не принёс воды, и огонь палил всё
безжалостней.
- Мама, пить... - просил Шооран.
- Не могу, мальчик, - ответила мама. - Ты теперь илбэч, ты обязан
быть один и всё делать сам. Я не была женой илбэча и не хотела бы
такой доли для своего сына, но ты не послушал меня. Ты всегда был
таким же упрямым, как и твой отец.
- Я не могу жить один, - сказал Шооран. - Огонь убивает меня.
Дайте мне пить!
- Я звал тебя к себе, - возразил добрый уулгуй, - но ты не пошёл.
Ты упрям, как настоящий илбэч. Живи один, а если не можешь - умирай
один.
- Я не хочу так, - сказал Шооран. - Принесите воды.
- Я предупреждал, - произнёс старик, - что ты устанешь проклинать
меня. Теперь поздно менять что-либо. Ты илбэч. Ни один человек не
подаст тебе напиться, но всё же ты будешь жить и строить.
- Зачем надо строить оройхон? - спросил Шооран. - Отец ушёл с
сухих мест, потому что там не было правды. А для чего умножать ложь?
Старик, ты знаешь, что сколько бы я ни сделал земель, ван и жадные
одонты отнимут их. Ты сам строил лишь мокрые оройхоны, но на них
страшно! Почему я должен делать это?
- Потому что ты илбэч, - повторил старик.
- Ты можешь отказаться от дара, - мягко предложил уулгуй, - и у
тебя будет счастье. Мой брат снимет проклятие, ведь ты последний
илбэч.
- Это больше не дар, это твоя жизнь, тебе придётся защищать её от
врагов, - старик протянул Шоорану старый кинжал с костяной накладкой,
подаренной дюженником Мунагом. - Я не могу дать воды, но я дам оружие.
- Всякая сила кончается, и тогда нужен отдых. Твой главный враг -
ты сам. Погаси огонь, и вода тебе не понадобится, - уулгуй вытянул
гибкую руку. В руке был зажат старый кинжал с костяной накладкой,
подаренной Мунагом.
Две разных руки - человеческая и звериная подавали ему его
собственный нож, который он не снимал с пояса. Тусклый свет змеился на
неровностях лезвия, смертельной брызгой чернело повисшее на острие
жало зогга.
- Мама, - позвал Шооран. - Они зовут меня к разному, но предлагают
один нож. И никто не даёт воды...
Мама не ответила, но тоже протянула руку. В подставленную ладонь
перетекло голубое ожерелье, и каждая бусина превратилась в прохладную
каплю.
* * *
Шооран очнулся от звука голосов, и сначала ему казалось, что это
продолжается привидившийся в бреду спор. И лишь потом понял, что
голоса, настоящие, человеческие, от которых он так давно отвык, звучат
на самом деле. Один - резкий, визгливый, не разберёшь чей; второй
поглуше, явно мужской.
- Ты смотри - ещё! - захлёбывался первый. - Это уж точно моё!
- Не-ет! - возражал басистый. - Я уже сказал: все туйваны мои, и
вообще, весь этот оройхон мой, а твой - первый.
- Да он какой-то недоделанный, там ни одного дерева нет!
- Я тут не виноват, - добродушно пророкотал низкий голос и вдруг
заревел, мгновенно налившись яростью: - Ты что мои плоды жрёшь! А ну
положи обратно!
Шооран с трудом встал, придвинул к стене кость маараха и,
поднявшись, выглянул в одно из отверстий под потолком. Через них
удавалось рассмотреть немногое, но два человека, чьи голоса слышал
Шооран, оказались прямо под оконцем. Несомненно, это были изгои.
Изношенное рваньё вместо одежды, мешки набитые чавгой, незрелой
хлебной травой, раздавленными плодами туйвана - всем, что попалось им
во время путешествия по незаселённым оройхонам. Новое добро было уже
некуда складывать, но остановиться эти двое не могли и продолжали
ссориться, вырывая друг у друга богатства, изобильно растущие и просто
валяющиеся вокруг. К тому времени, когда Шооран увидел гостей, ссора
переросла в драку. Пользуясь правом сильного, один из изгоев
немедленно объявлял своей собственностью всё, что только встречалось
им на пути, а под конец, окончательно ополоумев, принялся отнимать у
товарища то, что тот успел запихнуть в свой мешок. Теперь в криках
дерущихся можно было различить только одно слово: "моё!", повторяемое
на все лады. Высокий изгой, вцепившись в чужой мешок, рвал его из рук
противника, владелец тянул сокровище к себе, орал и лягался. Сила,
разумеется, одержала верх, мелкий изгой отлетел в сторону, а
победитель, взвалив на спину два мешка, удовлетворённо промолвил:
- Так-то! Не трожь чужого.
Тщедушный с визгом ринулся на обидчика, но был отброшен ударом
ноги. Дико было видеть драку из-за мешка испорченной, подавленной и
перепачканной жратвы среди невероятного изобилия, расстилающегося
вокруг. Два человека не смогли бы не только съесть, но но и попросту
убрать всё, что росло на оройхоне, но всё же продолжали спор из-за
мешка. Тщедушный вновь метнулся вперёд, рука его, секунду назад
пустая, неожиданно выросла на длину ножа. Острая кость вошла высокому
в левый бок. Высокий изгой пошатнулся, мешки сползли со спины и
шмякнулись на землю. Тщедушный, ударив, быстро отдёрнул руку и теперь,
пятясь, тихо подвывал, словно это его ударили только что. Большой
изгой слепо шагнул вперёд и сграбастал длинными лапами противника.
Мелкий взвизгнул, затем его затылок с мокрым треском впечатался в
камень, и стало тихо. Высокий сидел, привалившись к валуну, о который
раздробил голову врага. На лице изгоя застыло чувство удовлетворения
сделанным. Лишняя дырка на драном жанче была незаметна, и кровь
снаружи не выступила, так что казалось, будто человек просто отдыхает
после трудной, но нужной работы.
Шооран вышел наружу, обогнул суурь-тэсэг и снова увидел своих
гостей. Он сразу понял, что маленькому уже ничем не поможешь, а вот
высокий был жив. Шооран подбежал, начал стаскивать вонючий жанч. Изгой
открыл глаза. Большущая рука сжалась в кулак.
- Не трожь, - сказал изгой. - Не отдам.
- Не нужна мне твоя рвань! - огрызнулся Шооран. - Я помочь хочу.
Сильно он тебя?
- Сильно... - на лице раненого впервые появилось недоумение. - Как
же это вдруг? Жили вместе, бедовали, последней чавгой делились - и
вот... И ведь что обидно: зря это. Всё равно отнимут. Скоро здесь весь
оройхон будет, а потом и цэрэги. Отнимут... Нарвай прибежала, говорит:
"Там оройхон видно". Никто не поверил - она же дурочка, ума Ёроол-Гуй
не дал. Так она убежала, а на другой день приходит и приносит хлеб,
туйван... И нет, чтобы тихонько показать, раззвонила на весь оройхон и
дальше побежала хвастать. Одно слово - дура, никакого соображения.
Ведь приведёт цэрэгов, можно и на костях не загадывать...
Изгой закашлялся, на губах появились красные пузыри. Шооран тем
временем стащил с него жанч, под которым ничего не было, промыл рану
водой из фляги. Что делать дальше, он не знал.
- Ты, парень, не тревожься понапрасну... - изгой с трудом
проталкивал слова сквозь бульканье в груди. - У Каннача ножик злой,
мимо не бьёт. Я-то знаю... мы с ним друзья были... Мы и сейчас... он
меня подождёт... вместе к Ёроол-Гую отправимся... - умирающий поднял
голову и неожиданно громко, чистым голосом спросил: - Где торбы?
- Вот они, - сказал Шооран.
- Дай сюда.
Шооран подтащил мешки.
- И не трожь, - постановил изгой. - Моё.
Он облапил мешки мосластыми руками и застыл с блаженной улыбкой.
Хоронить мёртвых Шооран не стал - не было ни сил, ни времени. Если
действительно безумная Нарвай разнесла повсюду весть о новых землях,
то с часу на час следует ожидать нашествия поселенцев. Как это будет
выглядеть, Шооран понял по первым двум гостям. И вообще, ежели илбэч
хочет жить, ему не следует слишком долго оставаться на новых
оройхонах. Не так важно, в конце концов, замучают ли его жадные
цэрэги, требующие новых земель, стопчет ли в припадке умиления
благодарная толпа, или он неузнанный будет зарезан во время дележа
земли.
Опасность подстегнула неоправившийся организм, к Шоорану вернулись
силы. Он начал собираться. Взял праздничный, ни разу не надёванный
стариков наряд, который давно стал ему впору, пару ароматических
губок, немного еды, самые необходимые инструменты. Уложил всё в
котомку. Часть припасов стащил в потайную камеру на "дороге тукки",
рассчитывая, что если придётся вернуться, нищим он не будет. Сам
оделся для путешествия по мокрому и вооружился гарпуном. Гарпун и
башмаки с иглами были разрешены для охотников. Кольчугу Шооран надел
под просторный, специально для того сшитый жанч, и убедился, что хотя
доспех по-прежнему велик, но уже не болтается словно на палке, а по
длине так и просто в пору. Запрещённый нож, с которым Шооран был не в
силах расстаться, он спрятал на груди вместе с маминым ожерельем и
картой, на которой за последние полгода появились три новых оройхона.
Ступив на второй из сухих оройхонов, Шооран услышал крики. От
мёртвых земель валила толпа. Их было не так много - дюжины четыре
мужчин и женщин, но отвыкшему от людей Шоорану они показались единым
чудовищным существом, вопящим на разные голоса и размахивающим тучей
рук.
Шооран круто свернул и спрятался на сухой полосе, которая пока
была пустынной. Он перепустил ещё две группы людей, и лишь когда стало
темнеть, а поток переселенцев иссяк, сам ступил на мёртвую землю.
Уходя он слышал далёкие крики и тоскливое дребезжащее завывание - люди
кололи бовэров.
* * *
В начале новых веков было.
В далайне стояло пять кремнистых оройхонов, они были мокрыми, и
люди не могли укрыться от нойта. Люди по слову Тэнгэра родились в один
день, но старший из них родился сразу немолодым и мудрым. Этот
старейшина указывал остальным, что им можно есть, и как ловить зверей
шавара. А когда Ёроол-Гуй приходил за данью, старейшина указывал, куда
следует бежать, чтобы спастись. Люди слушались старейшину, и лишь двое
поступали наперекор. Первого звали дурень Бовэр - и этого достаточно.
Умному человеку всё равно не понять, почему дурак бежит не в ту
сторону. Вторым упрямцем был илбэч, хотя этого никто не знал.
Один раз старейшина послал людей на южный оройхон собирать чавгу,
но илбэч пошёл на север и поставил там новый остров. Люди вернулись,
увидели оройхон и спросили старейшину:
- Откуда взялась эта земля, непохожая на крест Тэнгэра, и можно ли
нам собирать на ней чавгу?
Старейшина не знал ответа, но не хотел в том сознаться. Он
погладил себя по животу и важно сказал:
- Откуда взялась земля - это моя тайна. Чавгу на ней собирать
можно, но половину вы должны отдавать мне.
Люди поверили, илбэч промолчал, а дурак ничего не понял, и стало
по слову старейшины.
Другой раз старейшина послал людей на север, а илбэч пошёл на юг и
сделал там оройхон. Вернувшись люди немало изумились и спросили
старейшину:
- Откуда эта земля, изменившая мир, и не будет ли чавга на ней
горькой?
Старейшина раздулся от гордости, став толще авхая, и промолвил:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг