Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Показалось, меня сейчас вывернет. Как  тогда,  на  старой  насыпи.  Мартин
говорил, те отвечали, я все слышал, но не понимал слов. Потом стало легче.
Вероятно, это было разгонное увеличение мощности - или  удар  по  какой-то
цели. Не по нам. Нам достались отголоски. Эхо.  Я  повернулся  и  пошел  к
дому. Оказалось, я отошел довольно далеко. Навстречу шли Сережа, Мартин  и
один из людей Гейко, которого звали Алексеем.
     - Все есть, - сказал он мне. - Пойдемте. Я покажу, где.
     - Не в доме?
     - Нет, не в доме.
     - А что - все?
     - Егерские "горбы". "Болты". Минометы.
     - К чему-то всерьез готовились?
     - Видимо, да...
     Тайник оказался под караульной будкой. Связанный мной охранник пришел
в себя, но, видимо, акустический удар ввел его  в  грогги.  Он  ничего  не
понимал и не разговаривал.
     Вчетвером мы отодрали половицы, под ними была бетонная плита. Алексей
поколдовал над ней, и открылся люк, до того совершенно  незаметный.  Того,
что было внизу, могло хватить на егерский взвод. Мы выволокли наружу  пять
"горбов", канистры с  керосином,  два  десятка  сдвоенных  и  счетверенных
пеналов с "болтами", стомиллиметровый горный миномет и  два  ящика  мин  к
нему. Я взвалил на плечи по "горбу" и, пошатываясь, двинулся к дому.
     Через пятнадцать минут мы разобрались  с  вооружением.  По-настоящему
"горбами" владели только Сережа и я. Гейковцы умели обращаться с  ними  на
уровне рядового: перелетать с места  на  место  и  стрелять,  находясь  на
земле. Поэтому их главным оружием должны были стать "болты";  модификация,
которая досталась нам, была настроена на звук, тепло и металл.  Полковник,
как и ребята из БД, с  "горбами"  дела  не  имел,  поэтому  они  вчетвером
образовали минометный расчет. Феликс вообще не умел  стрелять,  и  на  его
долю выпало оказание помощи тем, кто вернется.  Керосин,  патроны...  Было
двадцать пять минут  второго,  когда  мы,  пятеро,  в  пухлых  пулестойких
комбинезонах с титановыми нагрудниками, в  огромных  ботинках,  обвешенные
оружием, как елки игрушками, разошлись по лужайке, чтобы не  спалить  друг
друга выхлопами турбин. В желтом свете  окон,  отбрасывая  резкие  длинные
тени, мы вдруг  сделались  похожими  на  космонавтов  единственной  покуда
лунной экспедиции. Я опустил на лицо щиток ноктоскопа и подождал несколько
секунд, пока глаза не привыкли к новому  режиму.  Феликс,  стоя  у  стены,
медленно  поднимал  руку.  Лицо  его  было  плоское  и  неподвижное,   как
фотография. Я запустил турбину. У нее пронзительный,  сверлящий  звук,  от
него не спасают ни прокладки на спине, ни шлем с плотными  наушниками.  На
какое-то время этот звук  подавляет  тебя,  лишая  чувства  и  времени,  и
пространства. Я стал считать про себя. Нужно десять секунд, чтобы  турбина
прогрелась.  На  всякий  случай  я  досчитал  до   пятнадцати,   поудобнее
перехватил ручки управления и взлетел первым.
     Мы условились: я беру на себя север и северо-запад, Сергей - центр  и
северо-восток. Ребята Гейко, как  менее  опытные,  действуют  группой  над
ближайшими окрестностями и южнее. В  крейсерском  режиме  полета  керосина
хватало на сорок минут. До выброски десанта оставалось меньше.
     Первую "трубу" я засек сразу,  едва  набрав  высоту.  Она  стояла  на
широкой площади перед станцией метро "Крымский мост".  То,  что  мост  мог
обрушиться,  этих  гадов  не  волновало.  Их,  похоже,  вообще  ничто   не
волновало. Сверху "труба" на трубу не похожа - скорее, на огромный  цветок
с семью жирными лепестками, распластанными по земле, и с толстым  пестиком
в форме гриба. На конце одного из  лепестков  кубический  нарост  -  рубка
экипажа. О подготовке экипажей в армии ходят самые  гнусные  слухи...  Моя
высота была сейчас шестьсот метров, этого впритык, но хватало. Я установил
релихт на стрельбу серией, чуть  прижал  пальцем  спусковой  крючок  -  на
экране ноктоскопа высветилась рамка прицела. Врубил генератор. Тон турбины
понизился, ушел в басы. Четыре пятых ее мощности  теперь  шло  на  зарядку
батареи,  оставшейся   одной   пятой   хватало   только   на   то,   чтобы
стабилизировать падение. Меня стало раскачивать, крутнуло на полоборота  -
ветер. На ста сорока метрах мигнул индикатор заряда,  я  тут  же  выключил
генератор и стал разгонять турбину. На это уходит  три  секунды  и  метров
восемьдесят высоты. Я  потерял  "трубу"  из  виду.  Пришлось  подняться  и
зависнуть.  Ага,  вот  она.  Поймал  в  прицел,  дал   увеличение,   навел
перекрестие на рубку экипажа и выстрелил.  Десять  импульсов,  пробивающих
двухсантиметровую сталь. На месте рубки  расплылось  белое  пятно,  прочее
изображение на секунду пропало. Все, одной меньше. Косо набираю высоту...
     Город уходил назад и вниз, неимоверно  четкий,  вычерченный  меловыми
линиями на черной бумаге. Разве может кто-нибудь  выжить  в  таком  четком
черно-белом городе?.. По  черной,  загибающейся  вправо  полоске  Садового
кольца  двигалась  ослепительно-белая  полоска.  Я  был  на  высоте  около
километра.
     Вторую  "трубу"  я  нашел  возле  Белорусского  вокзала.  Высоты  мне
хватило, и ее я расстрелял  как  на  полигоне:  не  зависая,  в  свободном
падении, с уходом в  горизонтальный  полет.  Теперь  -  к  аэропорту,  там
обязательно должна быть - и, может, не одна... Меня спасла высота. Будь  я
метров на двести пониже, акустический удар убил бы меня. А так... каким-то
безумным усилием я выровнялся и свечкой пошел вверх - будто  выныривая  из
глубины... Гады... вы начали... Я опомнился на двух тысячах. Так  я  сожгу
весь керосин... Врубив генератор, пошел вниз, но цели не  увидел,  поэтому
поймал пенал с "болтами" и стал водить им вокруг.  Батарея  зарядилась,  я
перешел в горизонтальный полет. Головка "болта" захватила цель -  источник
звука - и я выстрелил, не видя даже, куда. Экран опять померк, ослепленный
выхлопом ракеты. Я был уже  в  зоне  аэропорта.  Где-то  над  дальней  его
границей, в районе ремзавода, вспух комочек пламени -  "болт"  нашел  свою
цель. Еще одна "труба" стояла прямо на поле, окруженная - для  маскировки,
что ли? - гражданскими самолетами. Я разрядил в нее релихт.
     Второй "болт" из пенала я решил пока не тратить, используя  его  пока
только для поиска цели. Он вывел меня на третью в  этом  месте  "трубу"  -
перед зданием аэровокзала. Я сделал "горку"  и  в  падении  изрешетил  ее.
Наверное, влепил ей в бак: она взорвалась и заполыхала, как бензовоз.
     А вот мои баки были пусты более чем наполовину, облетать же еще  было
что. Ну, заправиться, конечно, можно будет на любой  автостоянке,  турбина
жрет все... Я поводил еще - на прощание - "болтом" по сторонам, но  ничего
не обнаружил. Стал набирать высоту курсом на Останкино -  и  вдруг  увидел
мелькнувший  внизу,  между  домами  Тверской,  хищный  силуэт.   Это   был
"шварцрабе", очень опасный противник. Я тут же  стал  уходить  на  форсаже
вправо-вверх, он завис, крутнулся на месте, задрал нос и врезал по мне изо
всех стволов. Мне буквально опалило пятки. С полминуты я крутился над ним,
держась в мертвой зоне, а он все пытался достать меня огнем. Мне никак  не
хотелось тратить "болт", тем более что слишком уж мала дистанция,  зацепит
осколками - и ага... но ничего другого не оставалось делать  -  тем  более
что он решил не соревноваться со мной в  пилотаже,  а  просто  начал  тупо
загонять меня в высоту. С четырех тысяч у него будет  уже  преимущество  в
скороподъемности... Отключив головки самонаведения, я  выстрелил  "болтом"
навскидку - как по тарелочке. Взрывом  ему  оторвало  лопасть  ротора,  он
затрясся и стал  разваливаться.  Хвост  с  продолжающим  крутиться  винтом
отделился и закружился вокруг. Потом брызнули в стороны оставшиеся лопасти
ротора. От фюзеляжа  отделились  два  комочка,  тут  же  превратившиеся  в
прямоугольные купола парашютов. Моя высота  была  две  тысячи  семьсот,  и
керосина оставалось только для пристойной посадки...
     Зарядив  батарею,  я  опустился  на  территории  топливного   склада.
Никого... Поработали "трубы"... Я снял с  себя  "горб",  шлем,  отсоединил
релихт и, взяв его под мышку, пошел искать,  где  тут  можно  заправиться.
После черно-белой графики ноктоскопа все вокруг даже в резком прожекторном
свете казалось бледным и размытым. Проволочная изгородь в одном месте была
прорвана, будто сквозь нее прошел танк, а рядом с этим местом  лицом  вниз
лежал солдатик в  серой  форме  Российского  территориального  корпуса.  Я
перевернул его на спину, потрогал запястье. Пульс был.
     - Эй, парень, - я похлопал его по щекам. - Очнись.
     Повторять не понадобилось - он мгновенно открыл глаза.
     - Ты кто? - голос у него был, как у воробья. - Тебе чего надо?
     - Керосинчиком разжиться.
     - Керо... синчиком?
     - Ну да.
     - Подожди... Что это было?
     - "Иерихонские трубы". Слышал про такое?
     - Слышал... Подожди. А ты кто?
     - Поручик Валинецкий, егерские войска.
     - Егер... так мы что, в Сибири?
     - Еще нет. Но думаю, скоро будем.
     Он сел и огляделся по сторонам.
     - Тут везде керосин, - сказал он. - Но я не знаю, как его  качать.  И
еще вон в той бочке. Там тоже керосин.
     Он замолчал и снова лег.
     Я подошел к бочке. Открутил пробку, понюхал. Керосин. Крана  нет,  но
есть  шланг.   Справимся.   Подтащил   "горб",   залил   баки.   Солдатик,
приподнявшись на локте, смотрел на  меня.  Я  забросил  "горб"  за  спину,
пристегнул. Подсоединил релихт  к  кабелю.  Солдатик  с  трудом  встал  и,
пошатываясь, подошел.
     - Так, говоришь, "труба"? И какие же суки?..
     - Сейчас полечу, добью их. Ты отойди в сторонку.
     - Голова кружится, а то бы я с тобой...
     Я надел шлем и перестал его слышать. Было без трех минут два.  Десант
где-то рядом...
     Я сделал широкую петлю над Москвой, стараясь  не  пропустить  больших
площадей и прочих открытых мест, и сжег еще три  "трубы":  у  Савеловского
вокзала, в парке Сокольники и последнюю, уже на обратном пути к Пушкинской
набережной  -  в  районе  зоопарка.  Суки,  подумал  я,  хоть  бы   слонов
пожалели... Выходя из  атаки  и  набирая  высоту,  я  краем  глаза  увидел
волнообразно скользнувшую над крышами угловатую тень.  Это  был  "Ла-317",
разведчик-невидимка, предвестник вторжения. В стороне аэропорта  и  где-то
справа,   далеко,   вспухли   оранжевые   пузыри   разрывов:   "лавочкины"
расстреливали радары. Значит, транспортники уже  на  подходе.  Я  поднялся
выше и увидел их.
     Наверное, если бы не наушники и не дикий вой моей турбины,  их  можно
было бы и услышать. Даже один "Добрыня" возвещает о своем  появлении  чуть
ли не за полчаса. На Москву их шло не меньше сотни. Весь восток -  полнеба
- светился красными и зелеными огнями, мигал  лиловыми  вспышками  маяков.
Непонятно, как воздух мог удерживать столько металла...
     Зарядив на  всякий  случай  релихт,  я  спустился  на  плоскую  крышу
"Гамбурга", шестидесятиэтажной гостиницы, самого высокого  здания  в  этой
части Москвы. Почему-то хотелось увидеть все своими глазами. Ноги гудели и
подгибались, как после сотни приседаний со штангой. Я снял "горб" и, встав
на колени, навалился грудью на низкий парапет. Подо мной искрилась Пресня,
левее горбатились ангары "Московского Юнкерса",  а  дальше  лежало  темное
пространство аэропорта.  Правее  и  еще  дальше,  пожалуй,  что  в  районе
Аграрного Университета, разгорался очень большой пожар. Были  данные,  что
партийное руководство где-то там и собиралось. Ну, что же...
     Низкий рев тяжелых  турбин  вошел  в  меня  через  колени  и  кончики
пальцев, и только потом я его услышал. Самолеты были  уже,  наверное,  над
восточными пригородами. В небе проплыли  медленные  метеоры,  оставляя  за
собой  бледные  облачка:  ракеты  "Лена"  сыпали  осветительное  конфетти.
Пройдет несколько  секунд...  По  облачкам  пробежали  искры,  и  вспыхнул
синеватый сварочный свет.  На  небе  начерталась  раскаленная  решетка.  Я
приподнял ноктоскоп: режуще-сиреневый свет заливал все, было светлее,  чем
у воды в солнечный полдень,  но  от  отсутствия  теней,  от  друхмерности,
беспространственности мира затошнило, и я поторопился отгородиться  щитком
ноктоскопа от призрачного города. Да уж, рисуемая  ноктоскопом  штриховая,
без полутонов, картина мира была куда реальнее, чем сама реальность в этом
новом свете...
     Солдаты  внизу,  "поймавшие  зайчиков",  еще   минут   десять   будут
дезориентированы. Егерям этого хватит.
     Первая волна самолетов вышла в зенит. Клянусь, даже я,  дослужившийся
до второго офицерского чина, прошедший от и почти до Тувинскую экспедицию,
совершивший   более   тысячи    десантирований,    учебных    и    боевых,
присутствовавший по долгу дальнейшей службы на многих  маневрах  и  прочих
подобных мероприятиях - даже я никогда не видел, как  десантируется  целая
егерская армия. На фоне блестящего, как фольга, неба  проплывали  размытые
светом силуэты "Добрынь", и из распахнутых люков сыпались вниз черные, как
маковые зерна, фигурки, быстро вырастая в размерах; иногда,  при  каком-то
особом падении света, над их головами вспыхивал бледный круг -  как  очень
большой  нимб.  Лишь  над  самой  землей  срабатывали   двигатели,   рисуя
бенгальское  колесо,  и  лопасти  ротора  подхватывали  солдата  и  плавно
опускали его на землю. Над головами уже опустившихся  метались  "горбатые"
прапорщики, готовые  прикрыть  в  случае  внезапного  огня.  Через  прицел
релихта, дав полное увеличение, я видел, как егеря бежали по летному полю,
а мимо меня - рукой подать -  уже  заходили  на  полосу  "Добрыни"  второй
волны. Они не садились, они  только  проходили  над  полосой  и  взмывали,
облегченные, круто вверх, а за ними на поле оставались, раскатываясь,  как
мячики, "Барсы" на воздушной  подушке,  мчались  куда-то,  поводя  тонкими
стволами своих универсалок. Далеко, где-то в  районе  Кунцева,  взорвалось
что-то большое. Потом там же - еще и еще  раз.  Поднялось  пламя.  Похоже,
горел бензин. "Добрыни" уходили, но  воздух  не  пустел  окончательно:  на
малой   скорости   и   небольшой   высоте   кругами   ходили   разлапистые
двухфюзеляжные "Сапсаны" - машины смешные с  виду,  но  страшные  в  деле.
Позади меня - крыша мешала увидеть, откуда - донеслись пушечные очереди, и
в небо потянулись трассирующие струи. В ответ грянуло  несколько  ракетных
залпов - стрельба оборвалась.  По-моему,  это  была  единственная  попытка
отпора.
     Выброска десанта длилась  одиннадцать  минут.  Не  было  потеряно  ни
одного самолета.
     Через прицел я бегло осмотрел ближайшие улицы. Тройками  и  пятерками
сновали егеря.  На  бульваре  перед  "Гамбургом"  уже  строили  в  шеренгу
обезоруженных солдат Рейха. Никто не сопротивлялся. Небо понемногу меркло.
"Сапсаны" иногда добавляли одну-две "Лены",  но  это  было  уже  не  то...
Вторжение состоялось.
     С чем вас и поздравляем, господа...
     Я нацепил "горб", встал. Керосина оставалось на  семь  минут  полета.
Запустил турбину и шагнул с крыши. Перелетел реку  -  подумал  еще:  может
быть, над водой? - нет, решил срезать  угол.  На  бреющем,  почти  касаясь
крыш, полетел над старыми кварталами.  Надеюсь,  Феликс  не  такой  идиот,
чтобы ждать меня...
     Удар был медленный, с оттяжкой: ниже колен ноги  обожгло  огнем,  все
опрокинулось и рванулось навстречу,  наверное,  я  зацепился  за  какой-то
провод или за антенну - грудью ударился обо что-то еще, невидимое, и  удар
этот был так силен, что лопнул узел крепления, "горб" покинул  меня,  и  я
повалился вниз,  без  опоры,  но  и  без  страха,  с  холодным  неодолимым
любопытством, это уже было, недавно, только что - и  тут  мне  показалось,
что растрескался экран  ноктоскопа,  но  нет  -  это  переплетенные  ветви
дерева, в них-то я и вломился с треском не знаю чего, не было ни  малейшей
боли, не было вообще ощущения тела, падала чужая ненужная  кукла,  падала,
падала - запах горящей кошмы! - удар спиной, затылком,  меня  впечатало  в
матушку-землю, как холодный штемпель в расплавленный сургуч...
     Похоже, что я даже не потерял сознания. Просто лежал,  и  лежать  мне
было хорошо, и где-то над всем этим парила мысль, что вот все и кончено, и
ничего больше не надо делать, и не потому, что все сделано, а потому,  что
с человека, который не  в  состоянии  шевельнуть  пальцем,  совсем  другой
спрос... сломан позвоночник, боже мой, какое облегчение... ни тени страха,
боли или сожаления...  ничего...  Так  я  лежал,  время  куда-то  шло,  не
останавливаясь, а потом кровь и боль застучали,  задергались,  забились  и
запульсировали во всем теле, и понял, что цел, и что самое большее, на что
могу рассчитывать - на переломы конечностей, и я  встал  на  ноги,  просто
чтобы проверить, есть они  или  нет  -  переломы  -  и,  конечно,  никаких
переломов не оказалось, и надежды умерли, не успев родиться.
     Я стоял на цветочной  клумбе,  овальной,  размером  примерно  три  на
четыре шага. В клумбе после меня осталась глубокая воронка. Валялись сучья
и ветки. Одинокий тополь, в который мне повезло  попасть,  торчал  посреди
страшно захламленного двора: бревна,  доски,  битый  кирпич.  Позади  меня
чернел скелет полуразобранного старого дома, другой  дом,  еще  целый,  но
уже, наверное, нежилой,  стоял  впереди.  Справа  и  слева  двор  замыкали
каменные  брандмауэры.  На  секунду  меня  охватила  глупая  паника:   мне
показалось, что отсюда нет выхода. Потом я увидел промежуток между домом и
правым брандмауэром. Наверное, там ворота. Я снял шлем. Было светло, но то
ли дымно, то ли туманно. Пахло керосином. Я поковылял к выходу. Я даже  не

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг