- Если, - сказал монах, - выкачать из стеклянного шара воздух и
пропустить через него электрический разряд, начнется суета лучей и блеск
сообразно качествам газа.
"Гм, - подумал Бьернссон, - твой стеклянный шар годится для того,
чтобы написать неоновыми буквами: "Кофейня Нефритовых Ворот: лучшие
пампушки ойкумены!", но для великого Ира он жидковат."
- Я знаю, - продолжал шепотом монах, - что не вы сгубили храм, потому
что желтых монахов очень мало, и вы ничего не можете. Вы решили, что вас
никто не тронет, если вы будете бессребрениками. Из-за этого две тысячи
лет вы и стоите на месте. Чтобы править миром, нужны заводы и мастерские.
Пересмотрите свои правила! Я пошлю весточку госпоже Архизе: мы восстановим
старую мощь храма. Через полгода реформы министра зайдут в тупик. Он будет
смещен. Разразятся восстания. Через год мы будем владыками Харайна, через
два года - владыками ойкумены.
Послышались шаги. Монах отскочил от Бьернссона. Шаваш, подергивая
губой, вернулся в кабинет. Он медленно, испытующе оглядел монаха. Тот
вдруг съежился.
- Я, пожалуй, пойду посмотрю на праздник.
- Идите, отец Адуш.
Шаваш и Бьернссон остались одни. За окном уже совсем стемнело. Шаваш
задернул шторы, принес поднос с чаем и аккуратно разлил чай в белые с
красными ручками чашки.
- Так насчет золота... - сказал Шаваш.
Бьернссон внимательно посмотрел на чиновника. Больше всего Бьернссону
сейчас хотелось, чтобы его оставили в покое и дали опомниться. Но Шавашу
именно этого не хотелось. И, поразмыслив над причиной этого, Бьернссон все
понял.
- Бросьте, - сказал Бьернссон, - вам не золото нужно.
Шаваш досадливо сморщился и сказал:
- Какая жалость! Неужели это так заметно?
Бьернссон улыбнулся. Он хотел сказать. "Вы очень похожи на
образцового чиновника, Шаваш. Но будь вы просто образцовым чиновником и
идеальным взяточником, Нан не сделал бы вас своим секретарем." Но
Бьернссон этого не сказал, ибо имени Нана в этом разговоре не следовало
упоминать не в коем случае. Потому что - либо Шаваш не поверит, что его
хозяин - оборотень и лазутчик, либо, если поверит... Страшно даже
представить себе, что тогда может натворить Шаваш. И Бьернссон сказал:
- Мне тут этот монах наговорил всяких глупостей. Он ведь наговорил их
по вашему приказу?
Шаваш еще раз сморгнул.
- Это мой тесть, - сказал он.
- То есть он просто черт знает что говорил! Надеюсь, он не то
говорил, что вы думаете?
Шаваш помолчал, потом сказал:
- Видите ли, мой тесть разобрался почти во всем, что вы сделали. А
вы, между тем, даже и не пытались собрать световой луч, которым вы тогда
разрубили каменную стену в усадьбе. Какая тут причина? Та же, что мешает
зодчему, попавшему к дикарям, выстроить купол на тысячу человек. Зодчий,
может, и знает, как его построить, однако одного ума тут мало: нужны
резчики, столяры, каменотесы... Наука, в отличие от магии, нуждается в
сотнях ремесел и тысячах материалов: шакуники этим располагали в свое
время. Ваш же монастырь - вроде провинциального отделения, да и то нынче
закрыто за ненадобностью. Чай, одна фабрика, на которой делают такое
оружие, которое тогда разворотило стенку, больше всего вашего монастыря...
Куда вы, кстати, его дели?
- Выкинул, - сказал Бьернссон.
"Врет, - подумал Шаваш, - врет."
- А признайтесь, - перегнулся вдруг через стол Шаваш, - весело вам
было думать, как с Сият-Даша будут сдирать шкурку? Вы прямо весь белый
сидели от нетерпения.
- Негодяй, - сказал с тоской Бьернссон, - у меня не было выбора.
- Как так не было выбора? - спокойно сказал чиновник, - а покончить с
собой?
Бьернссон обомлел. Шаваш только усмехнулся.
- Это не мы, - сказал Бьернссон, - уничтожили храм Шакуника. Всеми
богами клянусь...
Шаваш покрутил чашечкой на блюдце.
- Видите ли, - сказал Шаваш, - я ведь тщательно изучил записи о
судебном процессе. И в этих записях есть несколько деталей, которые нельзя
объяснить, не предположив, что к этому делу приложил руку кто-то
посторонний. И заметьте, что государь убежден в виновности храма. Он
помиловал всех, казненных при матери, - а шакуников - нет.
Вдруг Бьернссон почувствовал странное спокойствие. Если у Шаваша
хватило ума выследить его, у Шаваша хватит ума его понять. Как только
Шаваш его поймет, он поймет и то, что к гибели храма земляне не могут
иметь никакого отношения. А дальше что?. "Господи, подумал Бьернссон, что
дальше? Даже если я докажу ему, что к гибели храма мы не имеем отношения,
то что? Если кто-то вперся в чужую страну, разве жители страны разбирают,
хорошее у чужаков государственное устройство или плохое?"
- Вы не представляете, что за дичь вы несете, - сказал Бьернссон. -
Если бы хоть тень этого была справедлива, у нас разразился бы такой
скандал... И потом, черт возьми, - как это вы не боитесь связываться с
нами, если мы всесильны?
- Вы не всесильны. Не бывает всемогущества, о котором никто не знает.
Колдун должен называться колдуном, чтоб им быть, и власть должна
называться властью, чтоб ей быть. Это пусть публике рассказывают, что у
такого-то министра все дела решает всесильный секретарь. А я знаю, что
такие вещи рассказывают только с тем, чтоб списать на секретаря все грехи
министра.
Бьернссон вздрогнул. "Да это он не о себе ли? Ведь этот человек
предан Нану! Стало быть, он спит и видит, как его арестовывают в качестве
козла отпущения?"
Шаваш нервно облизнул губы и передвинул светильник так, чтобы свет
падал на лицо землянина, а его собственное лицо оставалось в тени.
- Вопрос первый: когда вы явились в страну Великого Света?
- Четверть века назад.
- Со звезд?
- Со звезд...
- Как?
- Случайно. Был такой человек, Клайд Ванвейлен, - он разбил свой
корабль.
- Что вам надобно?
- Это очень трудно объяснить. Понимаете, этот объект, Желтый Ир, -
которого вы почитаете в желтых монастырях, - это действительно совершенно
необычайная штука. Нам очень хотелось узнать, что это такое. Но мы узнали
не больше вашего.
- Значит, вы ученый?
- Да, я ученый.
- Это хорошо, - усмехнулся Шаваш, - мне было неприятно думать, что
любой человек из вашего мира может устроить то же, что и вы.
- Далеко не любой, - согласился Бьернссон.
- Зачем вы ушли в мир босиком?
- Я... Мне трудно объяснить. Вы, вероятно, не поймете. Я... Я устал.
Я жил как-то не так. Я хорошо жил, но ночью мне хотелось повеситься с
тоски.
- Я вас понимаю, - сказал Шаваш. Я тоже живу очень хорошо. А ночью
мне снится, что меня арестовывают.
Шаваш помолчал и продолжил:
- Так что я бы ушел босиком, либо если б у меня было секретное
задание, либо если коллеги хотели меня убить.
Этого-то Бьернссон и боялся.
- Не было у меня никаких заданий! - с тоской сказал он.
- Не было, - согласился чиновник. - Это я виноват, оговорился.
Агентам такого уровня, как ваш, не дают заданий. Им обрисовывают общие
замыслы.
- Вы несете чушь! - завопил Бьернссон.
Дверь распахнулась, и в нее просунулась рожа стражника.
- Сударь, сказал стражник, - а не лучше ли будет его связать?
- Вон, - закричал Шаваш.
Дверь мгновенно захлопнулась. Шаваш подумал, извинился, и вышел за
дверь.
- Что, - спросил Шаваш, - случилось?
- Ничего, а только отец Адуш говорит, что у него к утру все будет
готово.
Шаваш с отцом Адушем договорились о разделении обязанностей. Шаваш
допрашивал пленника, а отец Адуш, получив наконец флигелек в полное свое
распоряжение, а не на те два часа, что колдун обедал у Сият-Даша, проверял
описи и чертежи. Имелось три копии чертежей: одна для Адуша, другая для
Шаваша, а третью Шаваш тут же собирался послать Нану. Что бы ни случилось
с ними обоими, чертежи не должны были пропасть.
Шаваш сухо кивнул охраннику и сказал:
- Выбери себе напарника и коня. Утром поедете в столицу.
Стражник поклонился, а потом вынул из-за пазухи белый лист.
- Что это? - удивился Шаваш.
- Это давешний посыльный, про Арфарру, - сказал стражник. - Вы ему
вернули укладку с бумагами, он стал карабкаться на лошадь и все рассыпал.
Мы собрали ему бумаги, и он ускакал, а потом мы глядим - три листа
валяются под колодой с овсом.
Шаваш раздраженно сунул бумагу в рукав и вернулся к пленнику.
Тот не пошевелился с тех пор, как Шаваш его оставил, - так и сидел,
уронив голову в руки.
- Итак, - сказал Шаваш, - сколь велика ваша империя? Одна планета,
десять планет, сто?
- У нас не империя, - с мрачным предчувствием сказал Бьернссон, - а
свобода...
Ой черт, - подумал физик. Ведь с точки зрения здешних политических
классиков империя и есть страна свободных людей. Свободные люди - это те,
которые зависят только от государства. А несвободные - это рабы, сервы,
крепостные, наемные рабочие и все, кто тем или иным образом зависят от
частного лица... Он сейчас спросит меня, есть ли у нас наемный труд, и
выйдет, что у нас и не империя, и не свобода.
А Шаваш спросил, как ни в чем не бывало:
- Кто финансировал ваш... монастырь?
- Комиссия. Космическая комиссия при Организации Объединенных Наций.
Шаваш вдруг расхохотался.
Бьернссон с ужасом сообразил, что "Организация Объединенных Наций"
звучит по-вейски как "Сообщество объединенных народов", и что это дословно
совпадает с определением империи в "Наставлениях Веспшанки".
- Но ООН - это не государство, - заторопился Бьернссон. Я, например,
не гражданин ООН. Я гражданин планеты Кассины, это колония Земли. Но
Кассина, - это тоже не империя. Все граждане Кассины сообща избирают
президента.
- А кто, - спросил Шаваш, избирает главу ООН?
Политические знания Бьернссона не простирались так глубоко.
- Не знаю, - сказал он, - назначают как-то... Эй, - подскочил он тут
же, - это не то, что вы думаете. Председатель ООН - это не наследственная
должность.
Тут же он понял, что сморозил глупость, потому что титул императора,
теоретически, передавался не по наследству, а самому достойнейшему.
Достойнейшего усыновляли. И, конечно, кто осмеливался протестовать, если
достойнейшим оказывался сын государя?
- ООН, - жалобно сказал Бьернссон, это не государство, а собрание
суверенных государств, которые входят в ООН добровольно и чьи главы
избираются народом.
Шаваш пошевелился, глаза его засветились в темноте по-кошачьи. И при
свете этих глаз Бьернссон сообразил две вещи: Первая - согласно
официальной идеологии империи, все провинции входят в нее добровольно.
Вторая - принцип выборности в империи весьма приветствуют. Крестьяне
выбирают старост, города выбирают епархов. Государство очень любит, когда
крестьяне выбирают старост, а крестьяне, наоборот, очень любят, когда
старост назначают сверху. Дело в том, что, когда старост созывают в
столицу для отчетов и советов, то за назначенных старост платит
государство, а за выборных старост платят крестьяне. Словом, выборные люди
очень часто правят мелкими единицами в составе государства, государством
же в целом не правят никогда.
- Как же ваши самостоятельные государства уживаются друг с другом, -
удивился Шаваш, - ведь каждое из них захочет съесть другое. Или, например,
преступники. Можно совершить преступление в одном государстве и убежать в
другое. Это ужас что за жизнь!
- Бежать не так-то просто, - возмутился Бьернссон, - есть Интерпол,
есть международная полиция.
- Стало быть, есть полиция местная и есть полиция при ООН. А свои
войска у ООН тоже есть?
Бьернссон побледнел. В трактате Веспшанки говорилось так: "Все, что
обладает самостоятельной армией и полицией, является государством, все,
что не обладает самостоятельной армией и полицией, является лишь частью
государства".
- Великий Вей, - с тоской сказал Бьернссон. Ну, есть у ООН войска. Но
они не воюют. Они нужны, например, наблюдать за враждующими сторонами. Или
охранять поставки продовольствия.
- Ага, - сказал Шаваш, - то есть, например, ООН посылает в место,
терпящее бедствие, благотворительное зерно, но никак не войска. А потом
продовольствие начинают воровать и грабить. И тогда ООН посылает свои
войска, по просьбе населения и не затем, чтоб захватить город, а чтоб
сохранить зерно для слабых и неимущих.
Бьернссон потерял терпение.
- Безмозглый дурак, - заорал он, или я не вижу, что вы думаете! Черт
возьми, если у вас хватило мозгов выследить меня, неужели у вас не хватит
мозгов меня понять? Вы понимаете, Шаваш, что такое свобода? Чем,
по-вашему, человек отличается от животного?
Чиновник помолчал.
- Человек отличается от животного, - негромко сказал Шаваш, - тем,
что нуждается в иллюзиях.
Бьернссон подумал: "Боже мой! Ведь этот человек и мысли не допускает,
что участие народа в управлении государством не исчерпывается податями,
доносами и мятежами! И ведь это не его мысли - это мысли Нана. А я-то,
дурак, думал, что первый министр отчасти стремится к демократии... То есть
обстановка и должность не позволяют ему говорить об этом, но все-таки
где-то в списке реформ демократия значится..."
- Слушайте, - попробовал еще раз Бьернссон, - в ООН входят только
демократические государства. Те, что нарушают права человека, из ООН
исключены.
- И после этого ООН посылает свои войска в страны, которые нарушают
права человека, с тем, чтобы в них кончили нарушать права человека и они
вновь вошли в ООН? - злорадно справился Шаваш.
- Нет, - с торжеством сказал физик, - их предоставляют их собственным
раздорам, потому что никто не имеет права вмешиваться во внутренние дела
страны! Запретить торговлю могут...
Глаза Шаваша замерцали. Это было то, что он надеялся услышать! Не так
уж эта империя всемогуща...
- Когда государь, - с торжеством сказал Шаваш, - не в силах усмирить
взбунтовавшуюся провинцию, при дворе обязательно подают доклад, что
следует предоставить варваров их собственным раздорам.
Физик обхватил голову руками и некоторое время молчал.
- Великий Вей, - сказал он наконец, - это как правое и левое.
- Что? - удивился чиновник.
- Как правое и левое, - повторил Бьернссон. - Понимаете, даже идиоту
известно, где право, а где лево. Но представьте себе, что вы ведете на
расстоянии разговор с неизвестным существом, и вам надо ему объяснить, где
право, а где лево. Это знаменитая проблема, и без специальных приборов она
фактически неразрешима, потому что на самом деле левое отличается от
правого только тем, что вот ЭТО - левое, а вот ТО - правое.
Чиновник озадаченно моргал.
- Вы понимаете, - сказал Бьернссон, - слова сами по себе не могут
быть истиной или ложью. Если я говорю: "Эта кошка - белая" - то это
утверждение не истинно и не ложно само по себе. Оно становится таковым
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг