раздали населению, и, надо сказать, это дело стало впоследствии у туземцев
ежегодным праздником.
На празднике Ванвейлен объяснил, что ему нужны носильщики. Дикари из
деревни отказались сами идти к побережью, но, соблазненные красивыми
бусами, напали на соседнюю деревню. Половину пленников они продали
Ванвейлену, за сорок бус штуку, а половину усыновили, чтобы потом съесть.
Бредшо вел себя смирно и водворять демократию не порывался. Возможно,
это было связано с тем, что в племени и так господствовала демократия,
столь полная, что она не нуждалась даже в спецслужбах для охраны
демократии. Он только сказал, что Ванвейлен оправдывает свою репутацию.
Да, была у двадцатисемилетнего Ванвейлена репутация, была с тех самых
пор, когда Ванвейлен возглавил маленькую экспедицию "Интерспейса", -
компании время от времени посылали в космос хлюпкие разведывательные
ракеты, потому что эти деньги списывались им с налогов. Никто не хотел
тогда идти под начальство молодого голодного капитана, сына
нью-тайваньских эмигрантов, и Ванвейлен набрал людей со всяческими
прорехами в биографии. За Вегой-20 это отребье отказалось лететь дальше, и
капитану пришлось продырявить пару горячих голов, чтобы охладить
остальные. Экспедиция завершилась довольно удачно, но по возвращении
Ванвейлена из компании вышибли.
Так вот появилась у Ванвейлена репутация, а заодно и файл в
федеральном компьютере. Ха-ароший файл, увлекательный, кабы не этот файл,
и не выбрал бы господин Бредшо себе такого капитана для импорта
геофизической демократии...
Когда у землян стало шестьдесят рабов, Ванвейлен снял с корабля все
оборудование, какое хотел, навьючил рабов копченым мясом, саговой мукой и
разобранным ракетным двигателем, запасся хорошей водой и двинулся к
побережью.
Дорогу в город дикари и в самом деле знали отлично. Через десять дней
земляне увидели с вершины холма городские здания. Тут рабы сложили
поклажу, сели под пальму, зажарили курицу, скатили косточки к Городу вниз,
собрали свои корзины и объяснили Ванвейлену, что он может их, конечно,
съесть, но в город они не пойдут.
Ванвейлен не стал их есть, и земляне спустились в Город одни.
Маленький город с большим космодромом для народных собраний был пуст
лет триста. Время и отчасти землетрясение потрудились над ним, но
преуспели мало, ибо люди им не помогли.
Люди пропали, а душа города осталась на месте: виноградные прессы и
земляные печи для меди и золота, фрески на стенах, дома и очаги, боги и
оборотни-предки, спустившиеся с гор в виде животных. В городских цистернах
плескалась дождевая вода, но изощренная система подземных каналов,
пронизывавшая горные террасы, была безнадежно разрушена. В доках
рассыхались корабли со звериными мордами, за стенами городских садов
дичали яблони и пчелы, в храмах на голодных богах истлела одежда, в
золотых рудниках на склонах гор обрушилась деревянная крепь: "Люди вынесли
из гор золото и потеряли интерес к этой земле", - подумал Ванвейлен.
В храмах стояли яшмовые ларцы, в ларцах - сандаловые валики, на
которые когда-то были навиты шелковые свитки. Слова истлели. Из-за обилия
рисунков и подписей город сам был как большая книга, но Ванвейлен не умел
читать и только разглядывал картинки.
На картинках текла обычная жизнь людей, вещей и исчадий фантазии.
Стучали по наковальне кузнецы, лавочники расхваливали товар, умирали и
воскресали боги, и над рудниками, похожими на преисподнюю, росли золотые
деревья с говорящими яблоками. Люди были маленькие и с паучьими ножками, -
те, кто рисовал картинки-комиксы, знали, что главные действующие лица
нарисованных историй - не люди, а вещи более непреходящие: Города, Сады,
Священные Вещицы.
Но самое невероятное было - клады. Круглые монеты, квадратные монеты,
монеты со звериными головами и головами человеческими, монеты с дырочкой
посередине и вверху, но чаще всего: рубленые слитки с номером и печатью,
изображавшие множество людей на площади. Детекторы обнаруживали заветные
кубышки в пересохших колодцах, в кладках печей, в самых бедных домах, и
почти во всех: золото, золото, золото.
Конечно, не одно золото. Были там вазы, драгоценные камни, мечи,
полуистлевшие ткани. Вещи продолжали жить: на рукоятках мечей пели райские
птицы, на клинках тявкали собачки, кувшины дремали, стоя на маленьких
лапах, сложив ручки на животе. И главное - Ванвейлен нашел несколько
морских карт, вырезанных на черепаховых пластинках и на нефрите. Карты
указывали рельеф берега, направления течений и ветров, и кружки городов на
том берегу.
А через несколько дней Бредшо набрел на еще одну карту. Эта была
очень красивая карта. Ее никто не прятал в сундук, и она была выложена
плоскими камешками на внутренней стене какого-то храма. Центр карты был не
на полюсе и не на экваторе, а немного к югу от середины восточного
материка, и в центре этом была выложена ониксом черепаха. Восемь ног
черепахи переходили в восемь главных меридианов. Карта была выполнена в
ортогональной проекции, искажения нарастали по мере удаления от центра, и
заморский берег был мало на себя похож.
Город был, однако, покинут не совсем: не то снова приезжали
переселенцы, не то наведывались пираты. Длинный шпиль у храма на городской
площади был починен недавно, и на стапелях в доке сидел новый корабль с
одинокой мачтой и пустыми уключинами для весел. Киль его, восемнадцати
метров длиной, был вытесан из одного куска дерева, и с обоих его концов
удивленно посматривали на землян два резных длинношеих дракона.
Ванвейлен осмотрел корабль и сказал:
- Вот на этот корабль мы погрузим вон то золото, и доплывем на нем до
материка.
Накануне отплытия, когда круглый корабль качался в бухточке, к
Ванвейлену, скорчившемуся у костра, подошел Бредшо. Ванвейлен, сев на
корточки, выгребал из углей завернутую в пальмовые листья дикую курицу, -
рецепт, подсмотренный у местного населения.
- Неужели вы действительно думаете дотащить все это золото до
"Ориона"?
- Да.
- Глупо. А знаете ли вы, во сколько раз грамм золота дешевле грамма
рения?
- Жаль, что горожане забыли спрятать свой рений в тайники.
- Глупо. Нас убьют за это золото.
- Нас убьют и без него. А вы что, боитесь, что мы потонем в море?
- Просто я не люблю деньги.
- Мистер Бредшо, если человек говорит, что он не любит деньги, это
значит, что деньги его не любят.
Бредшо пожал плечами, и они некоторое время в молчании ели курицу.
Курица была божественная. Аромат ее возносился над опустевшим городом, и
местные голодные боги свесились с облаков на запах и жадно глотали слюнки.
- Кстати, - полюбопытствовал Бредшо, - откуда на вашем корабле
бортовые лазеры? И почему вы не стали стрелять в пиратов?
- Вас побоялся, - сказал Ванвейлен, - думаю, сидит невинный геофизик,
испугается, донесет.
- Да, - сказал Бредшо, - испугался помидор помидора.
Помолчал и прибавил:
- Странная все-таки история приключилась с кораблем. Как вы думаете,
что нас ждет на том берегу? Мне так ужасно интересно, куда мы попадем?
Ванвейлен ничего не думал о том, что его ждет на том берегу. Он
привык думать только о тех вещах, про которые можно надумать что-то
толковое, и тут он думал до конца. О вещах, о которых думать бесполезно, а
можно только гадать, он никогда не думал.
- Да, - сказал Ванвейлен, - очень интересно.
- А?
- Очень интересно, куда мы попадем. Вдруг у них там сейчас
гражданская война, и они распотрошили нашу ракету, - и лупят сейчас друг
друга вашим... геофизическим оборудованием.
На следующий день корабль со звериной мордой отплывал из пустого
города. Неудачно развернутый травяной парус хлопнул и сбил Ванвейлена с
ног, и бывший капитан "Ориона" долго воевал с новым своим двигателем и
ругался, что всякая катастрофа - великий шанс для примитивных устройств.
Окончив свое занятие, он подошел к поварам: бортпрограммист Хатчинсон
готовил обед, а Бредшо стоял рядом и, вместо того, чтобы чистить батат,
чесал языком.
- О чем спор? - осведомился Ванвейлен.
- Да вот, Клайд, - сказал Бредшо, - мы спорим о политическом
устройстве земель за материком. Согласитесь, что от их уровня развития и
образа правления во многом зависит, сумеем ли мы добраться до корабля. Вот
Хатчинсон полагает, что мы столкнемся с целым рядом таких же э-э..
городских республик, как этом покинутый город. А мне кажется, что горожане
вовсе не были самостоятельным государством. Они были частью какой-то очень
дисциплинированной империи, которая приказала им переселиться отсюда, -
вот они и переселились. И согласитесь, что если на том берегу нас ожидает
централизованное государство со шпионами и доносчиками, то про корабль наш
давно донесли по начальству и прибрали к рукам, и договориться с таким
правительством будет нелегко.
- Я на стороне правительства, - сказал Ванвейлен. - Им на голову
сваливается три тонны плазменных гранат, ракетометы и прочее, а потом
являются хозяева всего этого барахла и заявляют, что они мирные люди и
поклонники свободы. Кстати, для кого вы везли мой груз?
Бредшо надулся.
- Не скажу.
- Подумаешь, теорема Ферма, - фыркнул Ванвейлен. - Если учесть, что
на Эрконе всего две воюющие стороны, и если учесть, что наши доблестные
спецслужбы вряд ли будут поставлять оружие этому уголовнику-президенту,
то, стало быть, оружие предназначалось будущим демократам.
Бредшо молчал. Хранитель государственных тайн.
- Так вот, учтите - сказал Ванвейлен. - Я, конечно, не знаю, что там
на том берегу, рабовладение или еще какое хитрое слово, но я полагаю, что
по сравнению с режимом на том берегу даже президент Эркона может получить
медаль за прогресс и демократию. И если вы там тоже попытаетесь нести в
массы огонь свободы, то я вас придушу раньше, чем это сделают массы.
Никакой самодеятельности, ясно? Наше дело - дотащить это золото до корабля
и улететь. Мы - торговцы. Торговцы не спасают прекрасных принцесс, не
убивают драконов и не вступаются за права угнетаемого населения. Понятно?
Бредшо сказал, что ему понятно.
Прошла неделя. Люди из горной деревни спустились на праздник в Город.
В городе они увидели, что нелюди, прилетевшие с неба, уехали по морю на
погребальном корабле, который строят раз в четыре года и пускают по воде
со всеми отходами жизни. Староста сказал, что вряд ли такой поступок
принесет нелюдям удачу, если только они не большие колдуны. А колдовство
этих людей было слабее деревенского. Ведь они прилетели с неба в большой
тыкве, а деревенские колдуны летали на небо безо всяких тыкв, и это было
гораздо сложнее.
А люди очистили Большой Дом и площадку перед ним, после чего Белый
Батат устроил на площадке обещанный праздник. Пришли со всех деревень.
Раскрасили тела, сообразуясь с фресками и надели на ноги лучшие браслеты,
сообразуясь с браслетами, которые надевали боги на их предков, но
несколько хуже, потому что браслеты предков были из железа, а браслеты
нынешние - из перьев и лака. Пришлось немало потрудиться, чтобы съесть за
неделю всех свиней и овощи, потому что Белый Батат запасал и менял все для
праздника один год и еще один год и еще четверть года. В конце прошел
слух, что Белый Батат что-то оставил себе: люди пришли с камнями и
пристыдили его, что в следующий раз не будут на него работать. Он выменял
откуда-то свиней и раздал еще.
У Большого Короба был родственник, Малый Короб. Вместе им причиталась
целая свинья. Большой Короб был человеком уважаемым, и ему причиталась
почти вся свинья, а Малому Коробу - только левая задняя нога. У Малого
Короба явилась хорошая мысль, и на празднике он спросил:
- А нельзя ли нам получить свинью живой?
Белому Батату было, конечно, все равно, и он обещал им свинью живой.
А вскоре Малый Короб пошел к Большому Коробу и сказал:
- Я, пожалуй, передумал. Отрублю-ка я лучше свою ногу и съем.
Большой Короб испугался, потому что трехногая свинья никуда не
годилась, и стал его уговаривать. Наконец тот уступил, выпросив себе
вторую заднюю ногу.
Через неделю Малый Короб опять пришел к Большому и сказал:
- Я, пожалуй, передумал: съем-ка я эти задние ноги.
Большой Короб испугался и посулил Малому Коробу третью ногу. "Ну, так
и быть", - сказал тот и ушел.
А через неделю он вернулся снова и сказал:
- Гляжу я на нашу свинью, и так мне хочется съесть свою долю.
Тут Большой Короб плюнул и сказал:
- И зачем я с тобой связался! Забирай свинью целиком и уходи. Отчего,
однако, если ты такой хитрый, ты не можешь нажить свиньи сам?
После этого Большой Короб взял мотыгу и пошел копать ямс на огороде
Дикого Кота, чтобы Дикий Кот прополол кукурузу на огороде Рябушки, а
Рябушка за это подарил Большому Коробу поросеночка от своей свиньи.
Если бы Большой Короб умел считать, он бы посчитал, что у него почти
сто полей, огородов и деревьев. Однако Свои поля, как известно, имеют
затем, что это очень почетно, и затем, чтобы знать, на чьем Чужом ты
работаешь.
А Малый Короб через три дня свинью зарезал и съел.
И больше мы не будем упоминать об этом острове, пусть их живут и
наживают добро, а станем рассказывать о том, что происходило на восточном
берегу, на материке.
2
В эту пору в Горном Варнарайне, в усадьбе Золотой Улей жил человек по
имени Шодом Опоссум. Он был один из самых рассудительных людей в округе, и
многие обращались к нему за советом и поддержкой. Этой весной пришла пора
выдавать замуж его младшую дочь. Шодом решил добыть побольше мехов перед
приходом храмовых торговцев, снарядил три больших лодки и поехал грабить
деревню Лисий-Нос, принадлежавшую Коротконосому Махуду, его давнему врагу.
Все вышло как нельзя лучше, а еще Шодом навестил храм матери зверей, стены
сжег, а украшения и прочее взял себе.
На обратном пути Шодом остановился в усадьбе Птичий Лог, и хозяйка
сказала ему, что рыбаки, ездившие к Темному острову за черепахами, видели
там на мели разбитый корабль, точь-в-точь как корабли предков на скалах.
- Кто там был, люди или покойники, неизвестно, - сказала хозяйка, -
но их было не больше семи и держались они смирно.
Дружинник Шодома, Арнут Песчанка, сказал ему:
- Если это покойники, какой смысл с ними драться? Все равно наше
золото, если его взять силой, обернется углем и грязью.
- Можешь остаться, - говорит Шодом Опоссум.
- Я не останусь, - говорит Арнут Песчанка, - однако я вижу, что
поездка эта добра не принесет.
Через некоторое время Шодом вышел по малой нужде и оставил в сенях
секиру. Возвращается - а с секиры капает кровь. Шодом стал ее вытирать, а
железо течет, течет, словно женщина в месячные. Тогда Шодом пихнул секиру
под лавку, чтобы никто не заметил, и вернулся на свое место.
Хозяйка, однако, увидела, что он стал рассеян, усмехнулась и сказала:
- Вряд ли тебе, Шодом Опоссум, этот корабль по зубам, потому что три
дня назад здесь проехал Марбод Кукушонок. А теперь он стоит у Песчаного
Вала, и ходят слухи, что он решил с этим кораблем не связываться.
Тогда Шодом Опоссум сказал:
- Марбод Кукушонок своей храбростью торгует за деньги, вот она у него
и кончилась.
И наутро выехал к Темному острову.
А женщина проводила его и вернулась во двор. Слышит - собаки подняли
страшный лай. Вот она входит во двор, и видит, что это лают не ее собаки,
а посреди двора бьются пернатый Вей и рыцарь Алом, и собаки лают и визжат
с пластины на панцире Алома, и еще клекочет кречет с лезвия секиры. Но тут
Вей взмахнул плащом из птичьих перьев, в точности таким, какие рисуют на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг