Неревен поддел ногтем ухо бога, - оно отошло в сторону, обнажив
латунный квадрат с дырочкой для ключа. Неревен выбрал из кармана
подходящую отмычку, - и через минуту голова Бужвы откинулась, как крышка
ларя. Неревен запустил руку внутрь и тут же выдернул ее. В ладони лежало
две монеты-ишевика в спутанной паутине, а по рукаву бежал паук.
Оскорбленный бог убегал из самого себя, а святотатство было напрасным.
Ничего в этот тайник Даттам не клал, и владелец монет, умер, небось, при
штурме города, не успев забрать из тайника последнюю взятку!
Неревен сглотнул и впервые в жизни глянул вблизи в золотой лик
государя Ишевика. Круглая монета, квадратная дырочка: квадратура круга!
Голова закружилась. Соблазн и проклятье! В империи за эти монеты бог в
парчовой куртке ссылает людей в каменоломни, а сам, - сам хранит их в
зобу!
В гостиной снова послышались голоса - кто-то разыскивал Арфарру.
Неревен выгреб из утробы страшного бога еще пять ишевиков и заторопился.
Как не прыгали, однако, мысли у него в голове, - он не забыл, проходя
мимо розового ковра, нашарить и сунуть в рукав приворотный амулет
чужестранцев.
Неревен покинул комнату, и Даттам спросил:
- Зачем вы разорили город Кадум?
Королевский советник скривился.
- Это подвиг графа Ная, а не мой. Об этом знают даже
мальчики-стремянные.
- Мальчики-стремянные знают, что Небесный Океан стоит на четырех
опорах, и вы, кстати, не торопитесь их разубеждать. Граф - просто глупец,
которого вы дергаете за ниточки его глупости.
- Я поступаю так, как выгодно храму. Кадум мешал нашей торговле.
Даттам внимательно смотрел на собеседника.
- Человек стремится к выгоде, - сказал Даттам, - и здешний мир
устроен так, что сеньоры искали выгоды на войне. Они строили замки, копали
рвы и грабили торговцев на дорогах и перевозах. Они хватали тех, кого
считали имущими, коптили мужчин над очагом и поджаривали в масле, и жгли
тряпье, привязанное к пальцам их жен. А теперь, - не в последнюю очередь
благодаря мне, выгодно стало строить города, а не замки... И сеньоры
понимают: либо прибыль с войны, либо сбор от ярмарки. А вы навязываете им
войну. Какая же торговля при войне? Где ж тут выгода храма? Вы, господин
Арфарра, разорили Кадум и убили двух зайцев: уничтожили город, независимый
от короля, и выставили на посмешище графа Ная.
Господин Арфарра передвинул пешку на золотое поле, перевернул водяные
часы. Время потекло вспять.
- Ваш ход, - улыбаясь, указал он.
Даттам потерял интерес к игре.
- Сдаюсь, - махнул он рукой. - Вы слишком хорошо играете в сто полей.
Это-то и опасно.
Арфарра ежился от холода и кутался в плащ, маленький по сравнению с
громовой птицей на спинке кресла. Птица глядела на мир холодными глазами
золотой яшмы, и глаза Арфарры были такими же.
- Сто полей, - продолжал Даттам, - это игра империи, игра умников. А
здесь, в стране аломов, играют в кости. Если род Аманов за вас, то род
Полосатой Иверры против. Шеввины за вас - а Карнаки за ваших врагов.
Чем ближе вы к победе, тем больше сеньоров, встревоженных вашими
успехами, ополчается против вас. Чем чаще вы бросаете кости, тем равнее
количество черных и белых очков.
Арфарра улыбнулся.
- Вы, однако, ладите и с Шеввинами, и с Карнаками.
- Я - торговец, - сказал Даттам. - Товары, как женщины или слова, -
ими меняются и с врагами.
Арфарра расхохотался.
Глаза Даттама слегка сузились. Год назад опальный сановник Арфарра не
хохотал ему в лицо. Год назад он рад был стать монахом и покинуть империю.
Год назад храм получил от торговли с Горным Варнарайном шесть
миллионов. А в этом году вся страна готовится к войне, сеньоры собирают
дружины, дружины хотят подарков... Только на переправах и перевозах Даттам
раздал двадцать три меры золота самозваным защитникам каравана, чтобы те
не превратились в благородных разбойников... И ведь скажут же, скажут:
"Это ваш был совет - исполнить просьбу короля, приставить к королю
советника из храма? Это ваш был совет - упросить господина экзарха
оставить Арфарру в живых? За сколько тогда господин экзарх согласился
пощадить своего верного друга? За все доходы с Верхнелосских гончарен?" А
ведь вам и тогда говорили: не связывайтесь с сумасшедшим.
- Кстати, о торговле, - улыбнулся Арфарра. - Король недоволен
поведением вашего помощника, отца Адрамета. Караван его вез из империи
оружие для короля, - и вот, когда караван прибыл, оказалось, что отец
Адрамет распродал половину этого оружия на северо-востоке.
- Я входил в его резоны, - сказал Даттам, - на северо-востоке за мечи
давали вдвое - цена на оружие возросла.
- Именно этим король и недоволен, потому что он полагает, что ему
придется драться с теми, кому вы продали оружие.
Даттам поднял брови.
- Господин Арфарра, - сказал он, - если в этой стране будет война, то
виноваты в ней будут не торговцы оружием, а кое-кто другой. Зачем вы
рассорили Марбода Кукушонка с королем? Что это за история с конем?
- Я? - сказал Арфарра - Я не ссорил Кукушонка ни с кем. Человек из
рода Белых Кречетов не нуждается в моих услугах, чтобы поссорится с
королем.
- Рад это слышать. В таком случае, вы не откажетесь исполнить то, что
я обещал Кукушонку, - примириться с ним на сегодняшней церемонии. В обмен
он возьмет назад эту хамскую петицию, на которую он подбил знать в Золотом
Улье.
- Нет, - сказал Арфарра.
- Нет, - переспросил Даттам, - нет! - и после этого вы еще будете
обвинять меня в торговле войной?
Арфарра сделал сделал следующий ход.
Даттам уже не обращал внимания на игру.
- Сто лет назад, - сказал Даттам, - последний король из рода Ятунов
пытался укрепить королевскую власть и через единство бога добиться
единства страны. Вам тоже хочется на съедение муренам?
Королевский советник молча улыбался Даттаму, не возражал и не
сердился.
- Зачем вы отстраиваете Ламассу? Это мешает моей торговле. Здесь
сильная коммуна. Городские цеха не любят конкурентов. Зато они обожают
диктаторов. Вы надеетесь, что горожане помогут изменить вам правила игры в
кости. Вы надеетесь уничтожить рыцарей руками горожан, а с горожанами
потом справитесь десятком законов.
- Вы что, полагаете, будто я стремлюсь к власти? - вежливо справился
Арфарра.
Даттам сощурился. "Ну что вы, - хотелось ему сказать. - Это просто
случайность, что те вассалы храма, что готовы были для меня в ладонях
жарить омлет, теперь жарят его для Арфарры".
- Гораздо хуже, - сказал Даттам, - вы стремитесь к общему благу.
Арфарра поджал губы, видимо недовольный цинизмом собеседника.
- И еще, - продолжал Даттам, - вы надеетесь на чудеса, не правда ли?
На то, что здешней суеверной публике покажется чудесами... Вас давно бы
зарезали, если б не помнили, что мертвый колдун гораздо хуже живого. На
собственном опыте могу вас уверить: когда чудеса вмешиваются в политику,
это кончается мерзко. Вы думаете - король вам верит? Что ж. Вы ведь
думали, что экзарх Харсома вам тоже верит! Вам не надоело быть воском в
руках литейщика, чтобы вас выбрасывали, когда опока готова?
Арфарра молча кутался в плащ. На резных стенах рушилось мироздание, и
резьба тоже рушилась, боги тосковали и плакали, а мечи и кони были по
размеру втрое больше людей, потому что в этой стране мечи и кони были
настолько же важнее героев, насколько герои - важнее богов.
- Хотите, я вам скажу, чего вы добьетесь? Король хочет одного -
натравить знать на храм, потому что у знати слишком много вольностей, а у
храма - слишком много денег. В этой стране неизвестно, что такое
гражданская жизнь, зато известно, что такое гражданская война. После
Весеннего Совета начнется всеобщая резня, вас зарежут, и храм распотрошат,
и я покамест не вижу ни одной силы, способной резню предотвратить.
И тут Арфарра перестал улыбаться.
- Мне жаль, что вы ее не видите, - сказал Арфарра. - Но вообще-то она
называется народ.
- Не прикидываетесь, вы не на городской площади. Я знаю вас двадцать
лет! Я читал ваши школьные сочинения и ваш дурацкий доклад, и я помню, что
вы вытворяли после мятежа Белых Кузнецов. Вам нет дела до народа, вы
просто сумасшедший чиновник.
Арфарра помолчал и сказал:
- Все мы в молодости были глупцами. От чиновника во мне осталось
ровно то же, что в вас - от повстанца.
- Вы неправы, - сказал Даттам, - во мне кое-что осталось от
бунтовщика.
- Что же?
- Желание убивать своих противников.
- Почему же неправ? Именно это осталось во мне от чиновника.
Даттам молча, побледнев, смотрел на игровой столик. Время вылилось из
верхней чашки часов совершенно - высосал кто-то, невидимый и жадный. Вдруг
в дверь опять прошла мангуста, и за стеною послышались веселые голоса, -
король звал Арфарру-советника. Арфарра засмеялся, - смех его заплясал в
ушах Даттама, дверь распахнулась, и тут Арфарра громко сказал, так, чтобы
слышали вошедшие:
- Подпишите вот эту бумагу, Даттам, и я помирюсь с Кукушонком на
сегодняшней церемонии.
Вместе с Арфаррой Даттам, невозмутимый и улыбающийся, отправился
поприветствовать короля. По дороге развернул украдкой бумагу: бумага была
довольно мелкая, - храм дарил гражданам жалкого городишки, Ларры, свою
монополию на тамошний скверный соляной рудничок. Даттам так и думал.
Арфарра никогда не устраивал грандиозных процессов: как паук, он плел свою
сеть из паутины мелких уступок, которые, однако, доставляли много работы
досужим языкам, и устраивался так, чтобы извлечь выгоду из любого поворота
событий. Вот и сейчас. Многие знали, что Даттам пошел к Арфарре просить за
Кукушонка. Теперь, если он не подпишет эту бумагу, все скажут, что
проклятый торговец продал друга за горсть привилегий, а если подпишет, все
скажут, что Арфарра так силен, что может отобрать у храма все, что
заблагорассудится.
Даттам подумал и подписал бумагу, и Арфарра сказал: "Буду рад увидеть
Кукушонка на церемонии".
Попрощавшись с Арфаррой, Даттам вернулся в свою спальню, где маялся
молоденький монах. Монах подал Даттаму бумагу об убыли товара: утоп тюк с
шерстью, да бросилась в пропасть молодая рабыня. Недоглядели.
- Возместишь из собственного кошелька, - сказал Даттам.
Лицо монашка посерело. Как из кошелька? Рядовые члены ордена не имели
ничего своего. Если возместит, - значит, имел, значит, - украл у братьев?
- Но... - пискнул монашек.
Даттам молча, почти без замаха, ударил юношу. Тот повалился, как
пестрая птица, подбитая стрелой. Кровь изо рта испачкала дорогой ковер.
Мальчишка!
Ничего! Пусть! Арфарру бы так, - носом об стенку.
Через час Даттам, невозмутимый и улыбающийся, вернулся в свои покои,
где маялся чужеземец, Ванвейлен, - рыжий его товарищ возмутился ожиданием
и ушел.
Даттам внимательно оглядел белокурого и сероглазого чужеземца:
Ванвейлен с любопытством глазел по сторонам, видно, подавленный невиданной
красотой, - вон как настороженно озирается, на диван сел, словно боится
испачкать копытом - а потом зацепился взглядом за столик для игры в "сто
полей" - Даттам с Арфаррой не окончили партию, и больше от столика не
отцеплялся.
Даттам перебрал в уме все, что ему было известно об этом человеке:
Ванвейлен был человек удачно построенный, и характер у него был, такой же
видно, как его ни брось, упадет на четыре лапы.
Этот Ванвейлен приплыл два месяца назад в южные районы с грузом
золота и повел себя как человек проницательный, но самодовольный. Почуяв,
как в этих местах делают деньги, тут же навязался Марбоду в товарищи и
приобрел изрядное-таки добро. Добро это он сгрузил себе на корабль, а не
сжег и не раздал новым друзьям, отчего, конечно, дружинники Марбода на
него сильно обиделись, и именно их пьяным жалобам он был обязан теперь
своей нелестной репутацией торговца. И поделом! Даже Даттам не мог
позволить себе не раздавать подарков, хотя каждый раз, когда он заглядывал
в графу, где учитывал подарки, у него болело сердце. Но что самое
интересное, - как только Ванвейлен понял, что Марбод не в чести у
правительства и что в городе Ламассе порядки не такие, как в глубинных
поместьях - как он тут же от Марбода отлепился...
Затем Ванвейлен, как деловой человек, отказался продавать меха и
золото здесь, в королевстве, и стал искать тропинки в империю, и очень
быстро понял, что без позволения Даттама он в империю не проедет... Что ж!
Можно и взять его в империю, - господин экзарх будет доволен.
Было удивительно, что на западном берегу еще остались люди, -
вероятно, маленькие городские республички, судя по повадкам этого
Ванвейлена, - да-да именно такие республички обыкновенно существуют в
заброшенных и неразвитых местах. Жители их в точности как Ванвейлен хвалят
свою свободу, несмотря на вечные свои выборы и перевороты, от которых
совершенно иссякает всякая стабильность в денежных делах и которые
производят массу изгнанников, только и думающих, как бы вернуться и
изгнать победителей. Как бы и этот Ванвейлен не был таким изгнанником...
Сероглазый варвар с любопытством приподнял фигурку, как ребенок -
мышь за хвостик.
- Хотите научиться?
- Да, - сказал Ванвейлен, - как я понимаю, - тут пять разрядов фигур,
и каждый сильнее предыдущего.
- Вовсе нет, - сказал Даттам, - полей сто, разрядов пять, чиновник
сильней крестьянина, торговец сильней чиновника, воин сильней торговца,
Золотое Дерево сильнее всех, а крестьянин сильней Золотого Дерева. Золотое
дерево еще называют Императором.
- А где второй император? - немедленно спросил Ванвейлен.
Даттам даже изумился.
- Второй император? - переспросил веец, - но так не бывает, чтобы на
одной доске были два императора. Император один и стоит в центре доски, а
ваше дело, - захватить его своими фигурами и проследить, чтобы этого не
сделал противник. Да, - вот еще видите, у фигурок по два лица, спереди
воин, а сзади чиновник. Если вы переворачиваете фигурку задом наперед, вы
ее превращаете из воина в чиновника, но это тоже считается за ход. Вот и
все, пожалуй, правила.
Сели играть, и через час Даттам сказал:
- Ого, да из вас будет толк!
На третей партии Даттам зевнул двух крестьян. А Ванвейлен вынул из-за
пазухи и положил на стол крупный, плохо ограненный розовый камень. Это был
осколок линзы оптического генератора, а линза была сделана из
искусственного циркония.
- Ставлю этот камень, - сказал Ванвейлен, - что следующую партию я
выиграю. - Сколько такой камень у вас стоит?
Даттам улыбнулся и сказал:
- Однако, не очень дорого, - и положил рядом с камнем кольцо из
желтого камня гелиодора.
Ванвейлен осклабился.
Даттам выиграл партию и положил камень в карман.
- Так сколько я за такой камень выручу в империи?
- Если знать нужных людей, - осторожно сказал Даттам, - можно
выручить сотню золотых государей, - а нет - так и задаром будешь рад
избавиться.
- Я и задаром не отдам и за сто ишевиков - посмотрю, - сказал
Ванвейлен, выяснивший еще вчера, что изумруд такой величины стоит в пять
раз дороже.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг