отстранилась.
- Продолжим завтрак, - сказал отец.
- А меня кто-нибудь поцелует? - шутливо взвыл Данк.
- Кобыла твоя тебя поцелует, - в сердцах сказала Сельфа.
- Так у меня же жеребец!
- Так даже интереснее.
- Это тебе, может быть, интереснее...
- Оранжевый, не пошли!
На пороге появился незнакомый парень.
- Кони Властителей оседланы и взнузданы, - доложил он с поклоном. -
Вещи уложены, навьючены и приметаны. Оружие готово.
Вот тут я по-настоящему понял, что мы уезжаем.
- Пока, родичи! - громогласно возвестил Данк, взметнув правую руку в
богатырском приветствии.
- До свиданья, - тихо сказал я, снова чувствуя прилив робости.
- Поехали! - весело сказал Данк. - Хьюма и ты... как тебя... Орбен,
за мной, да побыстрее!
Хьюма, очевидно, паж Данка, почтительно склонился, пропуская нас в
двери. Орбен быстрым шагом последовал за мной.
И снова коридоры, коридоры, коридоры, к которым я так и не успел
привыкнуть, а теперь покидаю - быть может, насовсем. Яркий утренний свет.
Салют гвардейцев у выхода. Крик глашатая.
- Оранжевый принц Данк, Синий принц Райдок покидают столицу Домена!
Десять лошадей у подножия лестницы. Четыре оседланы. Четыре в поводу
- заводные. Две навьючены переметными сумами. Орбен и Хьюма бросаются
вперед, перехватывают двух коней под уздцы. Я нерешительно направляюсь к
одной из двух оставшихся. Данк чувствительно бьет меня локтем под ребро и
движется к тому коню, которого придерживает Хьюма. Я соображаю и начинаю
стыдиться самого себя. Принц, называется!
Но вот мы и верхом. Данк на громадном жеребце редкой масти - кажется,
ее называют изабелловой. Мне достался иссиня-вороной, немногим ниже в
холке, но легкий и тонконогий. У Хьюмы и Орбена - две кобылы, караковая и
каурая.
- Хай-оо!
Данк поднял своего жеребца в свечу.
- Вперед!
- Давай ты вперед, - умоляюще шепчу я. - Я же...
- Помню, помню, не волнуйся! На Восточную дорогу! Хай-оо!
Наш отряд двинулся за оранжевым плащом Данка крупной рысью. Я еще
успел обернуться и последний раз глянуть на белоснежный дворец на фоне
невероятно синего неба. Неба цвета моего плаща.
Белый песок, которым была посыпана дорожка, разлетался из-под копыт.
Я поразился отпечатку копыта изабеллового жеребца - какой он все-таки
громадный! Я попытался глянуть под брюхо своему вороному, чтобы сравнить
размеры подков, но седая пыль клубилась прямо под моими сапогами, а сзади,
почти вплотную, держался Орбен. Я не разглядел следов на белом песке, но
знал, что они там есть. Идущий вперед по белому всегда оставляет след.
Справа и слева вдоль дороги потянулись невысокие опрятные домики.
Некоторые прятались в зелени, некоторые глядели окнами прямо на дорогу.
Белоснежная и розовая кипень садовых деревьев неспешно роняла невесомые
лепестки. Воистину, счастоцвет. Наверное, прекраснейший месяц года.
У самой дороги сидел здоровенный бородатый мужичина; он окунал
невероятных размеров молот в ведро с холодной водой, и морщась,
прикладывал железо к заплывшему глазу.
А впереди показалась белая стена. Внешняя стена Дианара. Солнце уже
поднялось над восточной ее частью и начинало изрядно припекать. Как-то
сразу после очередного поворота мы оказались у высокой белой арки в стене,
несколько стражников вскочили при виде нас, лейтенант отсалютовал - и я
понял, что эта арка, по сути, просто ворота. Ворота города.
Ворота остались позади. Вокруг была выжженная солнцем каменистая
степь, и пересекая ее, в сторону поднимающегося все выше солнца уходила
пыльная грунтовая дорога.
Мы выехали из Дианара и скакали навстречу солнцу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЧЕРЕЗ РАНСКУРТ
1
"А пятое правление династии считается от дня, когда принял Белый цвет
благородный сын и наследник его, Зеленый принц Домена Денхир. Тридцать
пять лет было благородному Денхиру, два оборота уже носил он Зеленый цвет.
В шестой день оковника, в сердолике, принял он венец, и было это угодно
богам высоких храмов - белой стала вся земля Домена. Зима в тот оборот
была мягкой и снежной, и обилен был урожай к осени, а весна была теплой и
дождливой, а лето долгим и нежарким, а когда настала осень, деревья
ломались от изобилия плодов на ветвях. Было это в 1462 оборот от рождества
Первого Корабела, а по счету Белой Гавани - в оборот 1391 от Золотого
Дождя, а от воцарения Селекса - год 274, а от Второго Передела - сорок
второй. И не было в Домене достойной жены могучему Денхиру, а война с юга
придвигалась все ближе и опасался Денхир оставлять трон и венец без
наследника. И послал он посла в Белую Гавань, сводного брата своего послал
он, принца-бастарда Вейгена, и говорил Вейген перед владыками Белой Гавани
так:
"Велико могущество наше, но не годится оставлять трон без законного
наследника. Пусть не будет Передел стеною меж нами, отдайте нам в
принцессы славную дочь вашу Амери, а наградой ей будет любовь, почет и
власть, а земля ваша получит от нас помощь и защиту."
Склонились Белые Паруса под ветром Вейгена, приплыла в Дианар на
белом корабле прекрасная Амери, про которую говорили: "Амери, что светлей
зари". Две тысячи золотых слитков дали за ней в приданое, а выкупом
послужил союз против Желтого домена. И горцы были разбиты и отброшены от
Белых пристаней. А в оборот 1468 родила Амери Властителю нашему Денхиру
сына и нарекли его Хирамом, а после звался он Хирам Мудрый.
В оборот 1471 ходил благородный Денхир в поход через горы на берегу
Лиаменны, на земли Оранжевого домена. Вернулся с ним маг по имени
Сагастен, и даровал ему Денхир почести Мага Домена. Могуч был сей маг, а
дела его непостижимы смертным.
В оборот 1473 родила прекрасная Амери сына, нарекли его Хирали, а
потом звали его Хирали Златокудрый.
В оборот 1484 снова двинулись с юга волчьи наездники, а с ними шли
истинные орки-гоблины, и был взят Ингеррар. Собрал Денхир немалое войско и
отправил его под водительством сводного брата своего, отважного
принца-бастарда Вейгена, а с ними шел колдун Сагастен. И был отбит
Ингеррар, и бежали в болота разбитые орки. И был отстроен после пожара
Ингеррар, и стены его стали выше и крепче прежнего. Немало отличился в тех
боях маг Сагастен, и была ему дарована золотая цепь доблести. В тот оборот
зима была долгой и холодной, и замерзли болота у южного берега Лиаменны, и
погибающие орки выходили к деревням, кутаясь в обрывки шкур, и просили
милости, опускаясь на колени свои, и предлагали жизнь свою в уплату за
обглоданную кость, чтобы спасти от голодной смерти верного волка. И много
их погибло в ту зиму, не от меча в бою, а от смертного голода и холода,
что обжигал сердце при вздохе.
В оборот 1498 принял принц Хирам цвет Зеленый."
Я закрыл драгоценную книгу и крикнул:
- Орбен! Кофе когда-нибудь будет, демон тебя заешь?
- Одно мгновение, Властитель! - паж появился из тьмы в круге света у
костра. С противоположной стороны возник Хьюма с ониксовой чашечкой в
руках. Оба были обнажены по пояс, загорелая кожа матово блестела в
золотистых бликах огня. Были они совершенно непохожи - Хьюма плотный,
коренастый, длиннорукий, немного неуклюжий; Орбен же легкий, подвижный,
худощавый, постоянно удивляющий меня какой-то особенной ловкостью. Больше
всего меня поражало, как ему удается в несколько движений расстегнуть или
застегнуть на мне все бесчисленные крепления моей амуниции. Даже если бы
от этого зависела жизнь моя, я бы разбирался с каждым ремешком не меньше
пяти минут.
Орбен принял чашечку из рук Хьюмы, подхватил с жаровни кофейник,
извлек откуда-то поднос - три руки у него, что ли? - и в следующую секунду
уже был у входа в мою походную палатку.
- Кофе, Властитель. Не угодно ли опустить полог? Мошки к фонарю
налетят...
- Ну и пусть летят, - лениво сказал я. - Пока что не угодно.
Орбен поклонился и исчез во мраке.
Я поднял чашечку с подноса и поглядел сквозь нее на костер. Оникс,
тонкий, как лепесток цветка, просвечивал желтым с легким оттенком
телесно-розового. Прекрасная чашечка. Из такой кофе пить и пить, всегда
пить, и всегда кофе. Интересно, откуда берутся теперь кофейные зерна в
Дианаре? В нищем Дианаре, забытом друзьями и покинутом союзниками?
Мошки и впрямь летели на свет фонаря, маленькой, но достаточно яркой
масляной светильни с крошечным щитком-отражателем и сеткой вокруг пламени.
Я откинулся на подушки, размышляя о банальном.
Каждый философ считает своим долгом хоть раз в жизни сказать о людях,
которые беспечно летят на свет мечты, как мотыльки к свече. А свеча...
Следует три страницы нравоучений. И почему-то никому в голову не приходит,
что далеко не все мотыльки летят на огонь. Некоторые ведь выбирают верный
ориентир - солнце или луну, оттого-то и не пресекается род мотыльковый.
Нет ли и среди людей таких - выбравших правильную цель, и так спасающих
весь род свой? Хочу... Хочу, чтобы я так...
А есть ли у меня вообще цель? И была ли она тогда?.. Раньше...
позавчера...
Я вздохнул и перевернулся на живот.
В ночи раздавался громовой храп Данка. Его оранжевая палатка - пажи
гордо именовали эти незатейливые сооружения шатрами - стояла с
противоположной стороны костра. На таком расположении настоял сам Данк. Я
думал, это как-то связано с дворцовым этикетом, но Данк, заговорщически
понизив голос, честно признался, что по этикету как раз положено ставить
шатры рядом, но он щадит мой сон. Храп впечатлял. Он наводил на
размышления о мировых катастрофах и божьей каре за грехи. От него нервно
взбрыкивали лошади и покачивался котелок на треноге. Несколько минут назад
на соседнем дереве сломался здоровенный сук, и я был склонен искать
причину этого в оранжевой палатке.
Кроме храпа, Данк был грешен грабительской политикой. Он украл у меня
часа полтора добросовестного изложения моей биографии. Вскоре после того,
как мы покинули Дианар, я подъехал к нему стремя в стремя и попытался
задавать глупые вопросы. Данк некоторое время ехал молча, о чем-то
размышляя, а потом предложил: "Давай насладимся дорогой и простором, а
вечером, на стоянке, я тебе все расскажу." Я терпел часа два, до смены
лошадей, и еще часа два, до дневного привала, и весь дневной привал, и
обед, и полуденный сон, которым мне не спалось, и еще два часа, и еще два,
и разбивку лагеря, и приготовление ужина, и ужин, а когда настало
счастливое время обещанной беседы и я простодушно раскрыл рот, оказалось,
что Данк давно в палатке и спит, как младенец. Дитя бога грома, надо
полагать.
И теперь моим единственным собеседником оказался здоровенный том
"Хроник Домена". Впрочем, вряд ли Данк мог быть точнее и лаконичнее. Я
вздохнул, на этот раз с удовольствием предвкушения и снова раскрыл книгу.
"В оборот 1498 принял принц Хирам цвет Зеленый.
В оборот 1506 принял принц Хирали цвет Голубой.
А Желтый цвет держал тогда принц-бастард Вейген, а Оранжевый -
принцесса Амери, и как не было у Вейгена-бастарда права на трон,
прекрасная же Амери не принадлежала роду Селекса, то и право
престолонаследия было за Линией Холодных Цветов. Обидно то было Амери, а
пуще того обидно, что бастард стоял впереди нее по цвету, но отвагу
Вейгена преувеличить нельзя было, и так говорил благородный Денхир:
"Мало брату моему почестей было бы, даже если б я отдал ему венец
свой, но и венца ему не дождаться. Так пусть же получит могучий Вейген
все, что вправе получить, а сверх того - любовь мою."
Вняла прекрасная Амери словам супруга и примирилась с
принцем-бастардом."
И примирилась. Скупые слова. В них скрыто несколько лет вражды,
интриг, незаметных подножек - вместо того, чтобы наслаждаться долгожданным
миром. Я вспомнил слова Данка: "...и в любой семье, где не дерутся за
плащи и венцы, его корка хлеба так же гарантирована, как моя или твоя."
"В оборот 1508 вновь двинулись с юга волчьи всадники. Вошли они на
земли варваров Оранжевого домена и пригрозили разрушить города и сжечь
скудные посевы. У самых стен Сандерклиффа стояли они. А стены были крепки
и высоки, и пелось в песнях, что Предначальные Гномы помогали детям
Туманного Берега тесать камни и возводить могучие башни. И не было на всей
изведанной земле крепости более могучей, чем Сандерклифф, хотя по
неприступности спорили с ним горные твердыни Желтых Гномов, древнейшего
племени из горных, по мощи стен не уступал непревзойденный Дэдлок, а по
силе защитников соперничал с ним дивный Лориделл, сокрытый чащами и
потаенным чародейством Зеленых Фейери, что у нас зовутся Светлыми Эльфами.
И смеялся со стен богатырь Рагнахалль, Белый Владыка прибрежных охотников,
и говорил так:
"Отважен ты, славный Ангкха-Даум, прозванный Багровый Бич,
неисчислимы орды твои, что ведешь ты на север, но кажется мне, что
мужество твое победило твой рассудок, и ныне блуждаешь ты во тьме безумия.
Пять и еще три Знамени развернуты над Сандерклиффом, два развеваются на
перевалах. Четыре пальца на правой руке согну я; и стены крепости
потемнеют от оружия защитников, и солнце отразится в золотых их волосах.
Четыре пальца на левой руке согну я; и выйдет из пещер за Сандерклиффом,
из туманных горных долин выйдет ровно столько же могучих бойцов, а лунный
серебряный свет затмится блеском их клинков. Два больших пальца подниму я
к небу, и спустятся с перевалов закованные в медь белокурые гиганты,
озаряя путь свой факелами, и звезды рухнут с хрустального свода небес от
грохота их шагов. Погибнут под стенами Сандерклиффа отважные твои гоблины,
взвоют перед смертью быстроногие волки, будут метаться в багровых
чародейных муках орколаки-оборотни... Немногие уцелеют из войска твоего, а
твердыни моей им не взять. И в каждом городе Домена ждет их прием не
лучше. А если и удастся тебе занять замок послабее, знай, Ангкха-Даум: не
найти тебе там ничего, кроме стен да пустых пивных бочек. Ибо презираем мы
богатство, и счастье свое видим в славных битвах. Сам я пью не из золота,
а из черепа, ем не с серебра, а с глины, что прах предков моих, сплю не на
шелке, а на шкуре черного мэгаута, коего задушил в день коронации голыми
руками. Нечем тебе здесь поживиться, разве что хочешь ты звоном стали
потешить дев битвы, наполнить ароматной кровью их рдяные кубки. Подумай
же, Ангкха-Даум, подумай хорошенько!"
И витязи его вторили ему хохотом со стен.
И ответил отважный Ангкха-Даум:
"Не за битвой и добычей пришел я сюда, брат мой Рагнахалль, а за
дружбой и союзом. Веду я войско на север, на далекий север. Золото возьмем
мы на Белых Пристанях, серебро в Дианаре, медь в Лагоре, славное оружие в
Ингерраре, крепкую броню в Дэдлоке, самоцветы в Сапфире. Нужен мне друг и
союзник, непобедимое войско мне нужно для похода. Никто не поможет мне в
замыслах моих больше тебя, о Рагнахалль. Пойдем вместе к берегам белокожих
трусов, отнимем у них власть и жизнь! Но если не склонишь ты ухо к этим
словам, я возьму союз с тобой силой. Гоблины мои отравят воду и рыба
умрет. Волки мои распугают дичь и мясо уйдет от тебя. Орколаки сожгут
посевы - не будет у тебя ни пшеницы для лепешек, ни ячменя для пива, а дым
пожаров разгонит птиц. Разрушим мы деревни, крестьян беззащитных убьем.
Разорение придет на твою землю. Наступит зима, голод и холод возьмут твои
замки без помощи воинов моих. А мы будем есть вырванное из рук детей
твоего народа, греться у костров, сжигая пустые хижины. Придется тебе
выйти из голодных замков, сразиться с моими сытыми воинами там, где я
захочу. Тогда врагом ты будешь мне, а народ твой сполна заплатит мне за
поражение у Ингеррара. И чтобы спасти народ свой, возьмешь ты союз со
мной, но дорого заплатишь за него, а сейчас он предлагается тебе бесплатно
и с немалой честью. Подумай же, Рагнахалль, подумай хорошенько!"
И орды его согласно молчали, сдвинув Красные Знамена вокруг вождя.
Неподвижно стоял могучий властитель Рагнахалль, не проронил он ни
звука. Долго так стоял он, а потом молвил:
"Принимаю я слова твои, Ангкха-Даум, беру я союз с тобой. Знай, что
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг