диване между книжными полками. Наташа посмотрела на него с удивлением:
- Почему ты опять об этом? Я ведь говорила - не помню. Так,
обрывки... Мало ли что снится. Я больше всего удивилась совпадению -
впервые за столько лет увидела тебя во сне, а через день ты сам явился...
Воронцов постукивал пальцами по подлокотнику, смотрел в пол, и Наташа
вновь ощутила неясную тревогу. Все же слишком сильно изменился Дмитрий,
почти ничего в нем не осталось от того давнего, мягкого и доброго ее
друга. Она была рада, даже счастлива, вновь его увидев, но это был совсем
другой человек, к которому надо было привыкать совсем заново.
Он медленно, словно сомневаясь в необходимости того, что делал, вынул
из внутреннего кармана коричневый тисненый бумажник, раскрыл его и
протянул Наташе несколько пластиковых квадратиков моментальных кодаковских
фотографий.
Наташа взяла их, взглянула.
- Что это такое? - прошептала она.
На снимках, словно на рекламных кадрах какого-то фильма, она увидела
себя. В одеждах и декорациях того самого сна. Стоящей во весь рост посреди
комнаты, сидящей у журнального столика в кресле, и даже едва прикрытую
прозрачным пеньюаром, рядом с Дмитрием, одетым в старинную военную форму.
- Как это может быть? Не понимаю... - Она с недоумением и даже
мольбой в глазах подалась к Воронцову.
- Ну, вспоминай, Наташа... Ты же все помнишь. Постарайся...
И она вдруг вспомнила. Все сразу. В мельчайших подробностях. Уронила
фотография на ковер.
Воронцов аккуратно их подобрал и вложил обратно в бумажник.
- Вот теперь порядок. Оно, конечно, все равно сон, но документально
подтвержденный. Реальность высшего порядка. И успокойся ты наконец. Вдвоем
как-нибудь выкрутимся. В Замке ты лучше держалась... Может, тебе кофе
принести? Или бокал шампанского? Стрессы хорошо снимает...
Воронцов, несмотря на всю его проницательность, ошибся. Потому что
привык за последние годы проницать по преимуществу в душах грубых и
жуликоватых, всегда готовых сачкануть, объегорить и выгадать. Потому и
наверно понял настроение Наталии Андреевны. Он вообразил, что она
потрясена и напугана открывшейся истиной. На самом деле совсем иные
чувства охватили ее.
С детства ее больше всего привлекали книги и фильмы, где героинями
оказывались женщины, отважные, сильные и решительные, переживающие
необыкновенные приключения.
Оттого, не в последнюю очередь, она и порвала с Воронцовым, ибо что
могло ей сулить супружество с флотским лейтенантом? Жизнь на базе и
многомесячные ожидания? Вариант с мужем-внешторговцем сулил гораздо более
яркие впечатления. Но действительность и здесь оказалась, увы, гораздо
прозаичнее. Два года в прокаленном солнце Адене, в замкнутом и жестко
регламентированном мирке советской колонии, потом год в Москве и еще два
года в Аддис-Абебе, где было ничуть не веселее...
А потом и совсем тоска. Развод и монотонная, отупляющая жизнь
служащей женщины. Вопреки распространенному мнению, жизнь в столице во
многом еще унылей и однообразней, чем в провинции. Два часа ежедневно в
метро и троллейбусе, дефицит общения, сенсорный, если хотите, голод. Какие
там театры, концерты и вернисажи, если, добравшись в полвосьмого вечера до
своей квартиры, не можешь и не хочешь уже ничего. И так каждый день, без
надежды и просвета...
Жизнь, считай, кончена, но вдруг - резкий перелом: сначала появляется
давно вычеркнутый из жизни Воронцов, радость встречи, "свет в конце
тоннеля", а теперь и вот это...
Прошли какие-то сутки, а она уже ощущает себя не той, замученной
жизнью одинокой женщиной, а совсем другой, молодой, красивой, сильной и
энергичной - какой и мечтала быть, готовой к приключениям, острым
ситуациям и бурным страстям. Словно кто-то резким взмахом стер пыль и муть
со стекла, через которое она смотрела на мир, и он засверкал яркими и
сочными красками.
Она встала с дивана, и только тут Воронцов, увидев, как изменилось
выражение ее лица, осанка, взгляд, кажется, начал догадываться, что с ней
происходит. Абсолютно другая женщина стояла перед ним.
...Как всегда в конце долгого и насыщенного вечера, компания начала
рассылаться. Групповые развлечения иссякли, брала свое усталость,
появились проблемы, которые необходимо решать с глазу на глаз.
Когда часы пробили два, Левашов увидел, что они с Ларисой остались в
кают-компании вдвоем. Кто, когда и куда исчез, они не заметили.
А у них разговор, внезапно начавшийся, перешел в самую острую стадию.
Смуглое лицо Ларисы раскраснелось, глаза блестели, и говорила она зло и
взвинченно.
- Если бы вы знали, как я не выношу таких вот людей, как вы. Не вы
лично, Олег, а все вместе... Богатые, благополучные, утонченные и
рафинированные якобы. Все у вас есть, все вы можете. Напитки - самые
заграничные, закуски - не иначе, как из подсобок Елисеевского, аппаратура
- "Акаи", телевизор - "Сони", книги - и те читаете напоказ, обязательно
вам Джойс, Марк Аврелий, Набоков, стихи - так не Асадов, не Евтушенко
даже, а чтоб непременно Мандельштам, Гумилев, Ходасевич с Анненским... И
женщин себе выискиваете штучных - Ирина эта, Наталья... Так не пойдет -
заплатим, сколько скажет...
"Что с ней? - подумал Левашов, - откуда вдруг такой срыв?"
Он положил руку на ее ладонь, чтобы успокоить, без всякой задней
мысли, но она резко выдернула руку.
- Вот! И вы туда же... - вскочила, готовая убежать или сказать что-то
еще более резкое, и Олегу пришлось применить силу.
- Сядьте! И успокойтесь! Если вам вино пить вредно, так валерьянки
сейчас принесу! А влиться не надо. И не убегайте. Безопасность я вам уже
гарантировал. Чем мы вас так обидели? Давайте поговорим спокойно. По
пунктам...
Лариса и сама, кажется, устыдилась своей выходки, молча приняла из
рук Левашова бокал вермута с лимонным соком и льдом.
- Прежде всего - вы форму принимаете за суть. Смешно, но здесь нет ни
одного, в вашем понимании, благополучного человека. Смотрите: Воронцов. По
всем данным мог бы и должен занимать самые высокие посты в ВМФ. Все у него
есть - верность идее, преданность делу, талант, способность принимать
ответственные и верные решения. Готовый командующий флотом. Именно такие,
как он, в переломные моменты истории и становятся вершителями... Да вы же
сама историк, вспомните... А он чем занимается? Да и то все время кому-то
на мозоль наступает и настроение портит. Потому что судьбу его решают
люди, в присутствии которых просто невежливо быть талантливым.
Дальше - Новиков. Журналист типа и класса Стенли. У нас этот тип
вообще не имеет права на существование, к сожалению, Мог бы быть "теневым
послом" - есть такой термин. Из-за ерунды вылетел с загранработы, а
причина та же, что и у Воронцова. Не отвечает критериям. Нам умные не
надобны, нам надобны верные... Шульгин. На вид из нас самый благополучный.
Занимается любимым делом, но если разобраться - процентов на пятнадцать
проектной мощности. Сами в науке трудитесь, понимаете, о чем я... Один
Берестин может картинки рисовать в свое удовольствие, да и то. Ни
выставляться, когда и где хочет, ни продать за настоящую цену... Обо мне
говорить не будем. Вот вам картинки нашего благополучия. А если вы на
барахло слишком много внимания обращаете... Почему человек, если имеет
желание и лишнюю валютную копейку, не может ту вещь купить, которая ему
нравится? Ерунда все это. Как будто, если у него вместо "Акаи" - "Маяк"
или "Юпитер", так он на порядок порядочнее... Прошу прощения за каламбур.
Не в ту сторону смотрите. Мерзавец и подонок может с таким же успехом в
ватнике ходить и щи лаптем хлебать. Известны прецеденты. Беда в другом. В
нашу историческую эпоху определенный круг подонков имеет облегченный
доступ к определенной категории товаров. И в целях социальной самозащиты
насаждает идею о пагубности "вещизма". Для всех, кроме себя. Конечно,
блюдя свою нравственную невинность, можно принципиально отказаться от
всего, что доступно подонкам. Только это уже было. Снобизм с обратным
знаком...
Левашов замолчал и сам удивился этой тираде. Прямо тебе Цицерон.
Лариса слушала его неожиданно внимательно.
- Над вашими словами стоит подумать... Пожалуй, кое в чем я
действительно не права. Однако... Вы мне довольно доходчиво изложили все
про вас и ваших друзей. Допустим, вы действительно все такие талантливые и
не понятые обществом. Честные и бескорыстные. Ужас как благородно. Прямо
пожалеть вас хочется. Но только это еще хуже. Те, другие, нас хоть не
презирают. С подонками у нас нормальные деловые отношения. Пусть наше
поколение, на ваш взгляд - циники и рационалисты. А вы вот на нас плюете и
умываете руки...
- Ерунду вы говорите, Лариса, - попробовал возразить Левашов. - С
чего вы это взяли?
- Не спорьте, знаю. Ах, мы о возвышенном думали, мы стихи на площадях
читали, романтические песни пели... В ваше время в МИФИ, в МФТИ конкурсы
по 15 человек на место, а сейчас в торговый да на курсы официантов...
- Ну, а если так, что из этого? У каждого поколения свои вкусы и
наклонности. Стоит из-за этого так расстраиваться? Вот вы же историк
все-таки, а не товаровед, так чего же? - Левашову не хотелось с ней
спорить, и тема была не его, здесь бы Андрей к месту пришелся, поговорил
бы на нужном языке. А Олега сейчас занимали другие проблемы.
Он думал о том, что его первое впечатление оказалось верным, девушка
Лариса действительно далеко неординарная, и жизнь у нее явно складывается
не лучшим образом, отсюда и нервно-взвинченный тон, и сама тема разговора,
совсем не подходящая к месту и времени, и ее предупреждение о степени
дозволенного поведения. И ему хотелось сделать для нее что-нибудь хорошее,
успокоить по крайней мере, убедить в том, что, несмотря ни на что,
доверять ему можно, и как раз здесь, у них, Лариса сможет избавиться от
одолевающих ее комплексов.
А комплексов у нее явно было в избытке. Почти все слова Левашова
наталкивались на непонимание или предубеждение, во всем она видела либо
лицемерие представителей старшего поколения, к которому она относила и
Левашова тоже, либо прямой корыстный умысел. И не воспринимала никаких
разумных доводов.
- Так что вы все-таки сказать хотите? Не пойму, - развел наконец Олег
руками. - Сами же согласились, что мы вас ничему плохому не учили, не
совращали малолетних, не вводили во искушение... Вы сами нашли свои
идеалы, да еще и гордились, насколько вы современнее и раскованнее нас...
Лариса с досадой ударила ладонью по перилам.
- Вот уж действительно... Представьте, есть у вас младшая сестра.
Связалась с плохой компанией, пить стала, курить, колоться. А вам
наплевать, вы со стороны посматриваете и губы кривите - взрослая, мол,
уже, что хочет, то и делает, сама выбирала, я в ее годы такой гадостью не
занимался... Вот ваша позиция!
Левашов пожал плечами.
- Сравнение яркое, конечно, но некорректное. Вы о частностях, а тут
проблема социальная. Если я правильно думаю. Мы выросли в свое время,
усвоили определенный набор принципов, сформировали свое мировоззрение, для
всех разное, заметьте. Как и любое другое поколение, до нас и после. Потом
времена изменились. Как известно, бытие определяет сознание. Как
правило... Нас, вернее некоторых из нас, это бытие испортить уже не
смогло. Сломать - да, ломало... А другие формировались уже по другой
колодке. И винить теперь сотню-другую из тех, кто сумел хоть кое-как
противостоять "террору среды" в том, что они не сумели саму эту среду
отменить... Помните, как Остап обещал Хворобьеву в "Золотом теленке"
устранить причину его дурных снов? А ваш пример с младшей сестрой...
Трогательно, впечатляет, а на практике... Проповеди старших братьев
никогда не срабатывали. Начни говорить, что так себя вести нехорошо, надо
книжки умные читать, а не по мальчикам бегать, а тебе в ответ: "Что ты
понимаешь, старик, ты несовременный, отвянь...", или как теперь у вас
говорят. Я не философ, я технарь, практик, и решения у меня технические...
Если время у вас есть, оставайтесь здесь, с нами, хоть недельки на две,
тогда, может быть, какие-то моменты вам станут яснее... Разумеется, все
условия остаются в силе.
Лариса помолчала, словно обдумывая его слова, потом устало сказала:
- Ладно, бросим это... Не знаю, что на меня нашло. Может, правда, вы
другие.
...По внутренней лестнице Олег подвел Ларису к двери отведенной ей
комнаты. Терем их был спланирован так, что ни одна жилая каюта не
соседствовала с другими, все они располагались по периметру холлов и
прочих общественных помещений, сообщались с ними и главными лестницами
отдельными коридорчиками, переходами, узкими потайными трапами.
- Ну вот ваша келья. Приятных снов. Тщусь надеждой, что, несмотря ни
на что, вечер показался вам приятным... - Олег прищелкнул каблуками и
наклонил голову, пародируя манеры Воронцова.
Лариса вдруг обняла его за шею и слегка коснулась губами его щеки.
Он подавил острое желание обнять ее тоже, прижать к себе что есть
силы, удержался. Слово есть слово, а она его от него не освобождала.
Понимая в то же время, что ведет себя по-дурацки. Лариса отстранилась, две
или три секунды смотрела ему в глаза, потом провела ладонью по той же
щеке, будто стирая след поцелуя.
- Спасибо, - шепнула чуть слышно и скрылась за дверью.
Олег спустился на три ступеньки, потом остановился у узкого, как
бойница, окошка, сел на лестницу, вытащил последнюю в пачке сигарету.
"Что за девушка? - думал он. - Что с ней происходит? Или они все
теперь такие? Все же десять лет - огромная разница. Когда мне было
двадцать, мы тоже... И за что спасибо? За утешение? За то, что удержался и
не стал хватать ее руками? Есть о чем подумать. Только зачем? Не имея
информации о ее характере и мыслях, ничего не надумаешь, и в любом случае
не тебе решать. Что за поколение мы такое дурацкое, действительно? Может,
лучше по-ихнему? Схватил за руку - и вперед! Сегодня ты моя девушка... Но
ведь как раз от этого она и предостерегала... Вот и сиди теперь, как
пацан-десятиклассник выпуска шестьдесят такого-то года на пороге чужого
подъезда. Ну и что? Я у себя дома, могу сидеть где угодно. Здесь в том
числе..."
Он сидел я представлял, как в нескольких шагах от него, за
бревенчатой переборкой, она раздевается сейчас, ложится в постель и, чем
черт не шутит, тоже думает о нем.
За спиной чуть скрипнула дверь. Он обернулся. Снизу вверх Олег увидел
Ларису. С дрожащим огоньком свечи в руке. Ему показалось, что длилась эта
немая сцена очень долго. Он успел, несмотря на полумрак, рассмотреть, что
она совсем раздета. Кроме наброшенной на плечи темной рубашки мужского
покроя, застегнутой на две пуговицы, на ней, кажется, ничего больше не
было.
Потом Лариса приложила палец к губам и чуть кивнула ему. Он поднялся
и вошел за ней в спальню. Она словно читала его мысли, пока он сидел под
дверью, потому что, поставив свечу на стол и сев на кровать, сказала
ровным тихим голосом:
- Ну что ты мучаешься? Дело совсем не в тебе. Хочешь послушать?
Отчетливо понимая, что совершенно не нужна сейчас ему ее исповедь, он
тем не менее слушал с несколько даже болезненным любопытством,
одновременно и жалея Ларису и презирая себя за то, что не может прервать
ее спокойных, не соответствующих смыслу слов. Она рассказывала о вещах,
сколь ужасных своей пошлостью и даже цинизмом, столь и банальных,
совершенно обыденных в затхлой, обесчещенной пустыми лозунгами атмосфере
общества "развитого социализма".
- ...Теперь ты понимаешь, отчего я так? И сегодня совсем не
собиралась ехать сюда с вами. Наталья уговорила. Ей уж очень хотелось. Ну,
черт с ней, думаю. Хоть вечер пройдет не в одиночестве. Надоело. А тут
вдруг ты. Не зазнавайся только, ничего сверхъестественного ты из себя не
представляешь, просто твоя застенчивость меня немного отогрела. В первый
раз я вдруг почувствовала себя легко. Не знаю, поймешь ли... Был давно
такой мальчик, в белом плаще с поднятым воротником... Стоял, под дождем
напротив моих окон и курил в кулак. А в школе краснел и отворачивался... И
с тобой я почувствовала, как отпускает... Ты пил сегодня, а я не
сдерживала, даже поощряла незаметно, чтобы проверить.
- "Джентльмен - это тот, кто ведет себя прилично, когда напьется".
Уайльд, - вставил Левашов.
- Но до самого конца я все же не была уверена. И когда поцеловала
тебя - тоже. Хотя благодарила вполне искренне. Давно мне не было так
хорошо. Если бы ты не сдержался - это уже не испортило бы моего мнения. На
сегодня. Но... Но ты вдобавок позволил мне уйти, не стал лезть в дверь,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг