- Зачем тебе стенография, хокарэм? - спросила Карми, обратив на эти
штрихи внимание.
- Мне нравится, - невозмутимо ответил Стэрр.
- Одному нравится механика, другому - стенография, - подтрунил
Мангурре. - Что в этом плохого?
- И правда, ничего, - мирно согласилась Карми, продолжая диктовать
письмо.
Оно получилось немного неуклюжее, простоватое и со многими
изъявлениями почтительного уважения - стиль посланий Пайры Карми
скопировала с блеском.
- Отлично, - одобрил Мангурре.
Пайру, однако, несколько смущало содержание письма.
- И верно, - согласился Мангурре, - что-то письмо получилось
двусмысленным, Карми. Если бы я почитал его, то решил бы, что господин
отсылает в монастырь свою любовницу - спрятать, чтобы не мозолила глаза
вельможной невесте.
- Похожа я на отставную любовницу? - с улыбкой спросила Карми.
Мангурре окинул ее критическим взглядом:
- Породы ты хорошей, аоликанской, да только господин красоток
предпочитает. А впрочем, если с тебя хокарэмское тряпье снять... Как,
Стэрр?
- Карми красивая, - убежденно сказал юноша. - Так Смирол говорит, а
он лучше знает.
Пайра маялся, не смея пресечь слишком вольный тон своих хокарэмов.
Карми эти вольности явно забавляли.
- Думаю, Стэрр должен проводить тебя до Ваунхо-гори, - проговорил
Мангурре.
- А ты?
- А я теперь - фигура слишком заметная, - усмехнулся он. - Ответ
придется давать, как я гостил у этих чужаков.
- Ответ? Кому?
- Ну... Логри, Высочайшему Союзу, королю... да всем и каждому,
госпожа моя. Шутка ли - молодой принц Руттул объявился.
Карми повернула голову к Пайре:
- Можно, Мангурре будет держать меня в курсе всех дел?
- Разумеется, госпожа. Распоряжайся им как хочешь. Карми
поблагодарила.
Мангурре с живостью поинтересовался:
- А ты что, в хокарэмской одежде в монастырь собралась?
Пайра предложил к услугам Карми весь гардероб недавно умершей жены:
покойница была одного роста с Карми, хотя и немного плотнее.
Карми выбрала из сундука серое простого покроя молитвенное платье.
- Не на праздник еду,- проговорила она, переодеваясь. - В корсетах
ходить, хоть убей, не буду.
Пайра, мучась от нарушения приличий, отводил потупленный взгляд к
стене - Карми, как привыкла, переодевалась, не обращая внимания на
присутствие мужчин. Она отобрала столько вещей, сколько необходимо было,
чтобы не бросалось в глаза, что благородная дама путешествует без багажа.
Мангурре, окинув взглядом отобранные вещи, добавил еще одну простыню
и легкое суконное одеяло. Подумав еще, он положил в сундучок расшитые
яркой вышивкой башмачки из беличьей замши и ларчик с палочкой сурьмы,
румянами и пудрой.
- Я этим мазаться не буду, - брезгливо предупредила Карми.
Мангурре понюхал баночку с помадой и решил, что ее, пожалуй,
действительно брать не стоит.
- Ох, не похожа ты на знатную даму, - с сомнением молвил он, качая
головой. - Что ты смыслишь во всех этих притираниях и лосьонах?
- Премудрые небеса! Они что, и в монастыре лица мажут? - ужаснулась
Карми.
- Тайком, разумеется, - проговорил Мангурре. - Чего же тут страшного.
И в монастыре красоты хочется.
Глава 13
Настоятельница монастыря Ваунхо-гори, что в северных землях княжества
Байланто-Киву, неприветливо встретила Карми (госпожу Иллик Тайор, как
отрекомендовала она себя в письме, будто бы написанном Пайрой): то ли сама
Карми поклонилась недостаточно почтительно, то ли у хозяйки было плохое
настроение, а может, просто потому, что считала старуха ниже своего
достоинства ласково привечать отставную любовницу какого-то Пайры.
Карми, однако, не собиралась специально искать ее расположения, но и
помыкать собой никому не позволяла.
- Тебе наговорили что-нибудь обо мне, госпожа? - спросила она прямо.
- Нет, девочка, - чуть помедлив с ответом, промолвила настоятельница.
- Я ничего не знаю о тебе. Да и имени никогда не слыхала такого - Иллик
Тайор. Надо полагать, оно ненастоящее ?
- Да, госпожа, - просто ответила Карми. - Красивое имя - Тайор, и
редко встречается, правда, госпожа?
- Наверное, ты любишь старинные песни, - более доброжелательно
заметила настоятельница. - Песнь о прекрасной Тайор Гехарн Ану и баллада
об Иллик, невесте королевича Корбу. Ты любишь петь?
- Люблю, - улыбнулась Карми. - Но разве можно петь в монастыре
светские песни?
- Почему нет? - удивилась старая монахиня. - В старинных балладах
поется о возвышенных чувствах - о чести, о долге...
- И о любви, госпожа, - добавила Карми.
- Ты молода, девочка моя, тебе можно петь и о любви, - ответила она.
- Какое твое домашнее имя?
Карми тут же перевела прозвище Сава с сургарского наречия:
- Сабад.
Настоятельнице понравилась эта юная девушка по имени Сабад -
понравилась ее простота и искренность, хотя, понимала старая госпожа, за
ее появлением в монастыре было что-то не вполне добропорядочное.
Письмо Пайры было слишком прозрачным, чтобы возникла необходимость
задавать вопросы, и судьба Сабад казалась совершенно незатейливой и
понятной. Девушка не отличается особенной красотой, но ее манеры казались
безупречно-естественными и придавали ее гибкой фигурке особую прелесть. .
Неудивительно, что Пайра обратил внимание на Сабад, хоть она и не была
идеалом красоты.
Однако кто она, эта девушка Сабад? Из какой семьи забрал ее
могущественный наместник земель Карэна? Из семьи благородной, это
очевидно, но семьи не очень значительной - ведь до монастыря не дошло
никакого шума, который непременно бы поднялся, если бы Пайра вздумал
забрать женщину из влиятельного и могущественного рода. Скорее всего Сабад
была сиротой, за которую не нашлось кому вступиться. А еще Пайра мог
забрать жену у какого-нибудь своего вассала. Но даже если это и было так,
Сабад не очень расстраивалась.
- Ты незамужняя, девочка моя? - спросила настоятельница. - Если у
тебя есть муж, он имеет право отозвать тебя из монастыря.
- Я вдова,- коротко ответила Карми, и старая монахиня, кивнув,
приняла это объяснение. По ее мнению, такая юная особа, как Сабад, имела
право не запираться в четырех стенах, а брать от жизни все, что та ей
предлагала. Жизнь предложила ей Готтиса Пайру - что ж, не так уж плохо.
Пайру нельзя обвинить в скупости: своим любовницам он всегда делал щедрые
подарки.
- Немного вина? - предложила старая монахиня. - Не стесняйся,
девочка.
- Ты очень добра ко мне, ясная госпожа, - отозвалась Карми.
Она встала и сняла ярко начищенный бронзовый чайник с крючка над
очагом.
Теплое вино полилось в серебряные стаканы - аромат вина и пряностей
наполнил келью.
Настоятельница не ограничивала себя в мирских удобствах и украшениях.
Келья была убрана коврами и гобеленами, на полу - коврик из сшитых волчьих
шкур; кровать занавешена златоткаными пологами, хотя сама настоятельница
ходила в обыкновенном монашеском балахоне, правда весьма хорошего сукна.
Образа, висевшие в келье, были знаменитой в Майяре восточно-ирауской
работы; священная книга "Тэ гемайо литти", в переплете из золотых полосок
и красного сафьяна, лежала на особом резном столике. И если стаканчики, в
которые Карми налила вино, были серебряными, то только потому, что
настоятельница, как многие в Северном Байланто, была убеждена, что есть и
пить здоровее из серебра, а не золота.
Сохраняя на лице непринужденную улыбку, Карми с поклоном подала
стакан с вином на небольшом подносе. В душе, однако, Карми сомневалась,
что все делает как полагается, - три года уже Карми была свободна от
обязанностей соблюдать этикет, кое-что могло и забыться. Видно, какие-то
ошибки Карми все-таки совершила, потому что настоятельница спросила:
- Тебе не часто доводилось прислуживать высоким господам, девочка?
- Да, госпожа, - призналась Карми.
- Не стоит смущаться, Сабад, - отозвалась настоятельница. - Главное -
уверенность, остальное неважно.
- Тебе просто советовать, ясная госпожа, - проговорила Карми. - А как
быть уверенной, когда не знаешь приличий? Я вот даже не знаю, могу ли я
уже сесть и выпить вина?
- Полагается сделать реверанс, спросить, не нужно ли еще чего, и
только потом, после еще одного реверанса, садиться. А пить ты можешь,
только когда я сделаю три глотка. Но сейчас всего этого не надо. Садись,
Сабад, и можешь пить - ведь ты не прислуга, а моя гостья.
Карми, изображая смущение, произнесла:
- О, я не смею...
Старая монахиня покровительственно похлопала ее по руке:
- Не стесняйся, девочка моя. Я уверена, мы с тобой хорошо поладим.
Настоятельница завела разговор о Южном Павильоне, где намерена была
поселить Карми:
- Боюсь, тебе покажется там скучно, Сабад. Павильон стоит на отшибе,
место тихое, а сейчас, зимой, даже угрюмое.
- Я как раз хочу сейчас тишины и одиночества, - сказала Карми. - Не
хочу, чтобы меня теребили и расспрашивали. Мне надо многое обдумать, ясная
госпожа.
- Зимними ночами там бывает жутко, - проговорила настоятельница. - Но
Ваунхо-гори - монастырь не очень просторный, скорее у нас тесно. А в Южном
Павильоне жить зимой никто не хочет. Как-то совестно отправлять тебя туда
одну, девочка.
- Я не одна, - ответила Карми. - Со мной лайгарка. Вдвоем не так
страшно.
Настоятельница подумала, что уединение с дикаркой в качестве
компаньонки ее устрашило бы больше одиночества, но ничего не сказала, раз
Сабад не видела в том никакой угрозы для себя.
- Кстати, о лайгарке, - вместо этого произнесла она. - Может быть,
стоит подумать о том, чтобы обратить ее в истинную веру?
Карми помолчала, обдумывая ответ.
- Госпожа моя, - сказала она, - майярцы отобрали у Джанай Кумет
родину, семью, честь, высокое положение... Было бы жестоко отбирать у нее
и веру предков.
Настоятельница уловила в словах Карми еще ни разу не прозвучавшую
жесткость. Но она уже определила "девушку Сабад" как сильный характер, и
лишнее подтверждение этого лишь позабавило ее.
- Что. ж, дитя мое, - молвила она, - может быть, ты права. Но что я
тебя задерживаю? Уж стемнело давно, а тебе еще надо устроиться в
павильоне... Прости старухе болтливость, детка. Иди, иди, ты, наверное,
устала с дороги...
Пока Карми беседовала, Джанай Кумет и две монахини приводили павильон
в жилой вид. Сквозь щели в ставне намело снегу; холод в комнатах стоял,
казалось, даже больший, чем снаружи.
Монахини выгребли снег из комнаты, где стояла кровать. Лайгарка
метелкой из хвойных веток смела сор и начала распаковывать узлы, с
которыми приехала Карми. Сначала она положила на доски кровати волосяной
тюфяк, сверху бросила пуховую перину, подложив изголовье, потом на перине
расстелила нежную меховую простыню и накинула поверх двухслойное одеяло из
рыжего лисьего меха.
Монахиня растопила очаг, но теплее в комнате не стало. Жаровню с
угольями поставили в ногах кровати. Из кладовки принесли огромный котел,
подвесили над очагом и набили его снегом.
Карми подошла к павильону как раз в то время, когда снег в котле
растаял. Джанай Кумет, выскочив во двор, нагребала в широкий противень
снег, чтобы добавить еще; Карми помогла ей занести противень в комнату.
- Искупаемся сегодня? - спросила Карми. - Уж очень я замерзла!
- Ох, вода еще не скоро нагреется, - с сомнением сказала Джанай
Кумет. - И я не думала, что ты, госпожа, тоже захочешь купаться.
- Я разбаловалась в Ралло, - проговорила Карми, подбрасывая в очаг
дрова. - В Ралло горячей воды много, ее боги греют. Купайся сколько хочешь
- трудов никаких.
- А у нас греть приходится, - вздохнула Джанай Кумет. - Хорошо еще, в
нашем доме служанок было много, они воду и таскали.
Пока вода грелась, девушки приготовили ужин и поели; потом наконец
Джанай Кумет, приподняв крышку, сказала:
- Ну вот, можно и искупаться.
Она поискала ведра, чтобы перетаскать горячую воду в стоящую рядом
высокую лохань, но Карми покачала головой - это делается не так. Она
прикрепила к специальному пазу в котле желоб и опустила другой его конец в
лохань. Налегая всем телом на рычаг так называемого хорайто-лоту,
направила груз, подвешенный к другому концу рычага, прямо в котел.
Опускаясь, груз вытеснял воду, и она побежала по желобу.
Джанай Кумет, поняв, в чем дело, принялась помогать. Грузом в
хорайто-лоту служил огромный глиняный кувшин, в который насыпали песка,
чтобы он не всплывал в котле. Кувшин заполнял вовсе не весь объем котла;
когда кувшин лег на дно, в котле оставалось еще около четверти объема
воды, но это было уже неважно - остаток воды девушки набрали в ведра.
Ежась от холода, девушки разделись, облились водой, быстро намылили
друг друга и еще раз облились водой. Места в лохани хватило обеим; обе
прыгнули в воду и замерли, нежась в горячей воде. Из лохани выбираться не
хотелось, но вода стыла быстро, и девушки с визгом перебежали на кровать
зарываясь в одеяла.
Утро было солнечное, приветливое; оно осветило убогие стены павильона
и беспорядок в комнате.
- Какой ужас! - вздохнула Карми.- Хо-олодно, студено.
Ей уже не раз приходилось бывать в северных краях; задерживая дыхание
она нырнула в промороженную одежду. Джанай Кумет последовала ее примеру.
Поспешно затягивая шнурки платья, она спросила:
- Убирать будем, госпожа?
- Да-а, - пробормотала Карми. - Будем убирать. Тщательно обмели от
паутины потолки и стены, устелили пол сухим камышом, для свежего запаха
набросали елового лапника. Ставню поправили, оконницу обтянули
промасленным полотном взамен того, что изгрызли мыши.
- Ну вот, теперь и жить можно, - с удовлетворением отметила Карми. -
А не искупаться ли нам?
Искупаться, впрочем, удалось не сразу. Вода не успела нагреться, а за
Карми прибежала вертлявая послушница - госпожа настоятельница звала гостью
к себе.
Оказалось, Карми допустила два промаха: во-первых, не была на
утренней молитве, во-вторых - не явилась и в трапезную.
- Ох, молодость, - качала головой настоятельница. - Проспала небось,
притомившись с дороги?
Карми, скромно потупившись, виновато кивнула.
- Так ты, верно, голодная по сию пору сидишь?
- Мы доели дорожные припасы, госпожа, - ответила Карми.
- Ну дело ли это - всухомятку жить? - укорила настоятельница.
Чувствуя к юной гостье истинное расположение, она приняла ее под свою
опеку. - Я пришлю тебе девушек прибрать в павильоне...
- Там уже убрано, ясная госпожа. Мы с утра как раз этим занимались, -
ответила Карми.
- О! - удивилась старая дама. - Быстра ты, девочка моя. И как тебе
новое жилье? Там, конечно, холодно, неуютно...
Карми, сравнивая монастырский павильон с башней в замке Ралло, не
видела никакого особенного неуюта. Она горячо заверила, что жилье ей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг