щеткой.
Коса у нее была всем на загляденье, толстая и пушистая, по колено.
Иногда вдовы в знак печали остригают волосы. Теперь Сава их понимала: ей
хотелось вцепиться в косу и рвать ее. Но Руттула этим не воскресишь.
В дверь постучали. Сава откликнулась.
Вошел Малтэр, для которого неожиданностью оказался вид Савы. Он
задумчиво оглядел ее.
- Пусть будет так, - пробормотал он после молчания. Сава подняла
сверток с арзрауским мечом, сняла грубую холстину.
- Дай я понесу, - предложил Малтэр.
- Нет, - качнула головой Сава. - Я сама. Веди к Руттулу.
Малтэр отворил перед ней двери. Сава пошла, поддерживаемая Малтэром
под локоток, в малую залу Руттуловых апартаментов.
Увидев безжизненное тело, она пошатнулась. Малтэр подхватил ее,
подвел к стулу и усадил. Но сколько он ни всматривался в лицо принцессы,
ни одной слезинки не заметил.
Сава взяла себя в руки. Она встала, драгоценный свой арзрауский
сверток оставила на стуле и подошла к Руттулу. Смерть изменила его лицо:
оно окаменело, погрубело, стало совсем чужим.
Сава поцеловала Руттула в лоб и с печалью стала смотреть на мертвого
сургарского принца.
- Ты, конечно, хочешь знать, как он умер... - произнес за спиной
почти неслышный голос Малтэра.
- Зачем мне знать? Я могу догадаться, - печально возразила Сава. В
тишине зала ее голос прозвучал пронзительно-резко. - Он внезапно тяжело
заболел и вчера умер. Мне этого достаточно. Надо ли мне знать больше?
Малтэр промолчал. Немного погодя он решился продолжить:
- Госпожа моя, как прикажешь похоронить его? В завещании принца нет
ни слова о способе погребения...
Ответа он не услышал. Сава смотрела на Руттула.
Малтэр мог кое-что разъяснить Саве. Высокий Майяр назначил за живого
или мертвого Руттула огромную награду. Предать живого - над этим Малтэр
еще, возможно, подумал бы, но выдавать тело мертвого на поругание врагам -
этого он допустить не мог. К таким делам Малтэр вообще относился
щепетильно и никогда не позволял своим людям глумиться над телами убитых
врагов. Руттул же последние пятнадцать лет был его другом, пусть не очень
близким, но другом, верным и надежным. И Малтэр понимал, что даже если б
над могилой Руттула вознесся курган в сто саженей высотой, майярские
высокие принцы, чтобы отомстить за свое многолетнее унижение, все равно бы
его срыли, только чтобы добраться до тела ненавистного врага...
Малтэр подумывал об огненном погребении - как в древние времена. Но
каковы на этот счет были обычаи той страны, откуда пришел Руттул? Вдруг он
действительно вышел из народа огнепоклонников, подобных кринассцам,
почитающих предание мертвого огню осквернением божества? Малтэр, правда,
припоминал, что Руттул скорее поклонялся одной из звезд в созвездии
Горного Льва и часто глядел на эту звезду в ясные ночи, она будто
неизменно притягивала его взгляд, или, может быть, он и молился ей
украдкой. Но все-таки, думал Малтэр, как же он отнесся бы к огненному
погребению? Малтэру вовсе не хотелось поступать кощунственно с его телом.
Сава отрешенно смотрела на мертвого принца.
Малтэр еще раз решил нарушить молчание:
- Хорошо ли будет предать его земле? Придут майярцы и разроют
могилу...
- Майярцы? - переспросила Сава. - Придут? Почему? - Она осеклась и,
глянув на Малтэра, глухо проговорила: - Нет, об этом после. А сейчас...
сейчас вели приготовить лодку и... прикажи Мирау подать черный плащ
Руттула - тот самый, праздничный.
- Лодку? Но, госпожа моя, на том берегу майярцы...
- Да? Потом расскажешь, - безразлично отозвалась Сава.
Малтэр поклонился. Когда он ушел, Сава развернула арзрауский меч и
подошла к Руттулу. В руках его, сложенных на груди, она вдруг заметила
странные четки, которых никогда не видела раньше в доме Руттула. Она
осторожно высвободила из его холодных пальцев нитку янтарных бус и
поднесла к глазам.
А ведь бусы-то эти ей знакомы. Сава видела их... Да что там, она
играла ими когда-то очень-очень давно. Потом они куда-то исчезли - и вот
объявились на другом конце страны, в руках покойного правителя Сургары.
Малтэр тихо появился рядом, заинтересованно кося взгляд на арзрауский
меч.
- Откуда это? - спросила Сава, показывая бусы.
- Это четки Руттула, - ответил негромко Малтэр. Сава обмотала бусы
вокруг запястья и указала на меч:
- Помоги мне...
Вдвоем они опоясали тело Руттула арзрауской раззолоченной перевязью.
Малтэр с уважением осмотрел меч, поцеловал его и вложил в ножны. Мирау
принес лучший плащ Руттула, которому предстояло стать его саваном.
Сургарского принца завернули в просторный плащ, и Сава, перед тем как
черная пушистая шерсть скрыла лицо Руттула, еще раз поцеловала его.
- Несите его в лодку, - приказала Сава.
Сама она последовала за телом. Когда вышли во двор, Сава машинально
подобрала подол, чтобы драгоценный бархат не пачкался о еще сырой ил,
нанесенный наводнением.
Тело положили в лодку, и Сава села рядом. Гребцы в предрассветных
сумерках отвели лодку согласно приказу к глубокому омуту.
- Бросайте, - приказала Сава. Один из гребцов привязал к телу Руттула
тяжелый кувшин с золотом. Главным предназначением этого кувшина было
снабжение сургарского принца в загробном мире наличными деньгами и,
конечно, он должен был послужить грузом, чтобы тело не всплыло.
Гребцы бережно опустили тело за борт. Сава в оцепенении смотрела на
уходящее в темную воду черное пятно. Она собиралась бросить вслед и бусы,
но что-то ее удержало, может быть, приятная теплота бусин, совсем
неказистых на вид. Теплота бусин...
Эти невзрачные бусы были в его руках, когда он умирал, они согревали
его пальцы, когда стыла кровь, они вобрали в себя его дыхание...
Нет, эти бусы Сава не выбросит.
- Здесь глубоко, - сказал один из гребцов, подумав, что она
сомневается, надежна ли могила. - Омут бездонный.
Бездонный? Нет, конечно. Но даже в самую сильную засуху глубина в
этом месте оставалась не менее двадцати саженей - Руттул когда-то промерял
озеро, подыскивая тайник для глайдера. Он еще отметил здесь толстый слой
ила. Глайдер тут держать было нельзя - он становился прямо-таки мохнатым
от грязи... Ах да, глайдер!
Сава вынула стажерский ключ и отправила глайдер в горы, в озеро
Праери, где глайдер прятался до прошлого вечера. Случайно она поднесла
ключ к бусам, и тот крепко прилепился к одной из бусин. Сава с силой
отцепила ключ, а потом опять вернула его на прежнее место. Похоже, одни
руки сделали и ключ, и бусы...
Лодка уткнулась в берег. Сава вышла из задумчивости. Малтэр,
встревоженный, расхаживал по берегу.
- Тебе, наверное, надо отдохнуть, госпожа моя, - сказал Малтэр, когда
они возвращались к дому.
- Я не хочу отдыхать, Малтэр, - проговорила Сава. Она остановилась и
глянула на него сухими глазами. - Я вообще не хочу жить, Малтэр.
- Так нельзя говорить, - ответил он быстро. - Тебе плохо, ты устала,
у тебя горе. Но так говорить нельзя. Не гневи богов. Поплачь, моя госпожа.
Слезы смягчают горе...
- Я знаю, Малтэр, - послушно кивнула Сава. - Но я не могу плакать,
хоть у меня на сердце камень. Тяжело, Малтэр. И знаешь, у меня сейчас
такое чувство, будто я не живу, а смотрю со стороны на себя, как на
постороннего человека.
- Пойдем, - протянул руку Малтэр. - Тебе надо ознакомиться с
завещанием.
Сава вошла в приемную Руттула и села в кресло для посетителей. Малтэр
подозвал нотариуса. Тот развернул свиток.
"Я, Эрих Кениг, именуемый Руттул, завещаю супруге моей государыне
Карэне Оль-Лааву владетельное право на Сургару. Также завещаю ей все, что
имею, и даю разрешение на повторный брак по собственному выбору, но не
ранее трех лет после моей смерти".
Сава глянула на пергамент. Подпись Руттула, печать Руттула, подписи
свидетелей и печать нотариуса. Какое короткое завещание... Иные господа,
знатные и не очень, перечисляют в завещании каждую подушку или ночную
сорочку, Руттул же обошелся двумя фразами...
А мог бы и не писать завещания вовсе, подумала Сава. К чему оно,
завещание? Что завещать-то, благородные господа? Страна разорена, в
верховьях Ландры рыскают саутханцы, а майярцами осажден полупустой после
наводнения Тавин.
Что, что теперь будет с высокой государыней Оль-Лааву? И что будет с
тобой, Сургара?
...Жила-была девочка. Но сейчас ей вовсе не хотелось жить...
Книга вторая
АНГЕЛ СУДЬБЫ
Глава 1
Сава выжидала время, удобное для побега. У нее все было готово:
длинная прочная веревка, рукавицы и небольшой узелок с необходимыми
вещами. Но последнее время стояла холодная ветреная погода, так что нечего
было и думать спускаться ночью со стены высотой в десять саженей и
двадцатисаженного утеса, на котором стоял монастырь.
Уже не первую неделю она притворялась безвольной, бессловесной,
сломленной - молчаливая покорность принцессы убаюкивала бдительность
святых сестер. Они продолжали считать ее больной, но она больной больше не
была или, может быть, была больна другим. Теперь она мрачно мечтала о
мести, она желала действовать. Возможно, это было неразумно, но
рассудительность вернулась к ней в достаточной степени, например, чтобы
удержать от безрассудных поступков.
Выздоровление пришло к ней внезапно: она однажды проснулась и
недоуменно огляделась вокруг. Было отчего недоумевать: неизвестно куда, в
черную пропасть беспамятства, провалился последний месяц. Смерть Руттула,
торопливые, неприличные похороны; договор, позор которого завоеватели
чуть-чуть подсластили лицемерным уважением к ее происхождению;
посуровевшее, едва скрывающее растерянность лицо Малтэра, - это она
помнила какими-то отдельными урывками, наползавшими один на другой.
Путешествие на Ваунхо вообще осталось в памяти единственным эпизодом:
тесная каютка корабля ужасающе пахла рыбой; от этой мучительной вони ее
чуть не вырвало, и служанка торопливо вывела принцессу на палубу, где
порывы морского ветра по крайней мере уносили запах прочь. Еще она помнила
удивленный голос:
"Какая вонь? Мы же не рыбаки какие-нибудь!" - "Молчи, дурак, -
ответил другой голос. - У ее милости носик нежненький, благородный, не то
что твой шнобель..."
Существовал ли на самом деле этот сводящий с ума запах, или же
больное сознание Савы создало его - Сава не стала бы сейчас выяснять;
такие мелкие подробности ее теперь не интересовали. Куда больше она сейчас
хотела узнать, чья рука и когда взяла из ее вялой ладони Руттуловы четки и
глайдерный ключ. Их она хотела вернуть во что бы то ни стало. Но прежде
Сава хотела вернуть себе свободу.
Веревки у нее было всего около двадцати саженей - больше она достать
не могла, не вызывая подозрений; и без того пропажа вызвала переполох на
хозяйственном дворе монастыря, и расстроенная сестра-келарница в конце
концов убедила себя, что эту веревку она сама лично отдала неделю назад
для починки сетей. Для спуска к подножию утеса веревки было явно маловато,
но ничего не поделаешь. К тому же этой длины для Савы было вполне
достаточно: она разработала хитроумный способ избавиться от розысков после
побега. Сава подготовила свое "самоубийство".
Когда настала ночь побега, Сава тихонько выскользнула из кельи;
загодя она приучила монахинь к мысли, что предпочитает спать одна и не
терпит в своей комнате постороннего присутствия. Поскольку темноты Сава
никогда не боялась и спала спокойно, монахини без опаски оставляли ее в
покое до того самого момента, когда гонг начинает звать к утренней
молитве.
Ночь была безветренной и не морозной - чувствовалось приближение
весны. Сава сняла с себя монашеское одеяние и сунула его в мешок; простую
серую шерстяную шаль старательно зацепила за стену - так, чтобы это
казалось ненамеренным, и в то же время достаточно крепко, чтобы
какой-нибудь случайно налетевший порыв ветра не сорвал ее. Сава не хотела,
чтобы ее тщательно разработанный план рухнул из-за мелочей.
Спускаться со стены она решила несколько поодаль. Там в стене торчал
крюк, за который можно было зацепить веревку, - Сава проверила его
заранее, в одну из предыдущих ночей: крюк держался надежно, и его не мог
вырвать из стены даже больший, чем у Савы, вес.
Вот с одеждой, подходящей для спуска по стене, было хуже. В иное
время Сава бы надела для подобных упражнений прочные хокарэмские штаны, но
их, как и вообще всякие штаны, негде было взять в женском монастыре, и
Саве пришлось спускаться в чем она ходила - в теплой шерстяной рубахе,
которую она укоротила примерно до коленей, и толстых вязаных чулках.
Башмаки, чтобы не свалились с ног во время спуска, она буквально
прибинтовала к ногам, и бинтами же обвязала колени, которые почти
наверняка могли пострадать во время спуска.
Веревку Сава сложила в кольцо, к узлу привязала импровизированное
сиденье из ремней - и получилось что-то вроде лифта.
Сава влезла в свою люльку, накинула веревку на крюк, на мгновение
замерла на гребне стены, молитвенно сложила ладони и глянула на небо.
"Вверяю себя вам, преблагие небеса!" - выговорила она через силу и,
зажмурившись, скользнула вниз, отталкиваясь от стены и регулируя спуск
торможением. Хорошо, что она заранее подумала о рукавицах, без них она бы
попросту обожгла руки.
Крюк выдержал. Веревки чуть-чуть не хватило. В темноте было видно
плохо, но скала, на которой стояли стены монастыря, была буквально под
ногами, и Карми рискнула - ножом перерезала веревку немного выше узла. Нож
был острый, а веревка туго натянута - перерезались в один момент две
пряди, а третья, последняя, лопнула сама, и Карми, спружинив ногами, упала
на скалу саженью ниже. Она не ушиблась. Посидев несколько секунд, придя в
себя, Сава встала и дернула за веревку; выскользнув из крюка, та упала к
ее ногам.
Половина дела была сделана. Сава полагала, что это была самая трудная
половина.
Она ошиблась. Спускаться ночью со скалы, в темноте, оказалось куда
труднее, чем просто скользнуть вдоль стены. И Сава изрядно намучилась,
пока не оказалась наконец у самого подножия скалы.
У нее дрожали руки и ноги, от бинтов остались одни лохмотья, рубаха и
чулки порвались, одну рукавицу она потеряла; у нее больше не было сил
двигаться. Но восток уже начинал светлеть, и надо было уходить, чтобы
найти убежище, где можно отдохнуть, прийти в себя.
Она перебралась с открытого пространства в лес, в укромном месте
развела крохотный костерок (благодарение небесам, Маву научил в свое время
жечь незаметные издали костры), отогрелась, даже подремала немного. Потом
начала приводить себя в надлежащий, не вызывающий подозрений вид. Более
всего ее беспокоило молитвенное платье: хоть они все и шьются одинаково,
что для принцесс, что для простых горожанок, но качество сукна у Савы было
лучше, а это бросалось в глаза. Плащ с этой точки зрения подходил больше,
он был простой выделки и уже поношен. Когда совсем рассвело и по дорогам
острова потянулись толпы паломников, Сава перебралась ближе к тракту и
внимательно разглядывала одежду богомолов. Наблюдения ее удовлетворили -
она расправила платье, повязала голову белым платком, завернулась в плащ и
вышла на дорогу.
Теперь надо было затеряться в толпе, а это оказалось вовсе не простым
делом. Передвижение паломников по Святому острову было слишком четко
организовано, чтобы можно было незаметно присоединиться к одной из групп.
Каждую такую группу сопровождал проводник из местных жителей, он во все
глаза следил за своими подопечными и отвечал за их поведение перед Святым
братством. Сава сделала вид, что нечаянно отстала от своей группы и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг