Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Соседи такое ходатайство подпишут,  еще  как  подпишут...  Соседям  совсем
нелишние три сотки сада возле дома Дарки.
     Стоп. А ведь они чего-то такое говорили... насчет решеток на окнах...
     Я бросилась обратно  в  клинику.  Но  Дара  на  месте  не  оказалось.
Главного врача - тоже. Но с ним все более-менее  ясно:  срочно  вызвали  в
горздравотдел. А вот куда девали Дарку?! Подать мне его немедленно!
     И меня швырнуло, закрутило, перевернуло через голову и  выбросило  на
желтый  кафельный  пол  ванной  -  "помывочного  пункта"  психиатрического
отделения клиники...
     Бессильно свесив руки с набухшими венами, стоял посреди комнаты голый
Дар. Казалось, уже ничто не интересует его в этом мире. Потухшими  глазами
смотрел он, как наполняется белая эмалевая купель -  для  крещения  его  в
новую жизнь.  Жизнь  безнадежного  психически  больного.  Толстая  румяная
санитарка пробовала воду локтем - точно как для младенца. Она  обернулась,
увидела меня и застыла с разинутым ртом. Потом быстро омахнулась  крестным
знамением. Ну этим нас не проймешь, тетенька!
     Я крепко тряхнула Дара за плечо:
     - Очнись! Ты меня узнаешь? Они тебя кололи? Отвечай! Хоть  один  укол
успели сделать?
     Дар с трудом разлепил ссохшиеся губы, улыбнулся жалко и прошептал:
     - Оля... забери меня отсюда...
     - Да конечно же, милый, за тем и пришла. Сейчас  мы  уйдем,  Дарочка,
потерпи, скоро все это кончится, все будет хорошо...
     Я обняла его и осторожно подтолкнула к  замазанному  бедой  волнистой
краской окну. Щелкнули тугие шпингалеты,  раскрылась  рама.  А  за  нею  -
узорная решетка... Эстеты чертовы... А ведь не справлюсь сама.
     - Дарочка, дай мне руку...
     Он доверчиво протянул ладонь, глядя на свои  растопыренные  пальцы  с
любопытством идиота. Я крепко  взяла  его  за  руку,  зажала  в  своей.  И
поднесла наши соединенные пальцы к железным прутьям решетки. Потек вонючий
дым, закапал расплавленный металл. Соединенные наши руки  -  это,  братцы,
сила. Решетка вывалилась наружу.
     Я заложила два пальца в рот и свистнула так, что листья посыпались  с
акаций больничного садика. Пусть еще спасибо скажут, что я им вообще  этот
желтый домик за высоким забором не разваляла.
     Через несколько мгновений верная моя метла из омелы круто спикировала
из поднебесья и зависла на уровне подоконника.
     - Давай, Дар, садись... Не бойся...
     А он и не думал бояться. Правда, сел  по-дамски,  боком.  Ну,  это  с
непривычки.
     Напоследок я оглянулась на  до  смерти  перепуганную  санитарку.  Она
сидела на кафеле пола, зажав в руке мочалку  и  шевелила  губами.  Молитву
вспомнила, что ли?
     - А ты, тетенька, уходи отсюда. Коль  еще  молитву  помнишь,  так  не
место тебе тут.
     Умница Стас - не закрыл  окно  в  мансарде.  Мне  было  бы  несколько
неловко приземляться во дворе с абсолютно голым Даром, а потом  вести  его
по лестнице наверх.
     Согласитесь, соседи могли не понять. А так нас никто и не увидел.
     Я завернула Дара в одеяло, напоила горячим  сладким  чаем.  Позвонила
Стасу - пусть принесет какую-нибудь рубашку  и  штаны.  К  утру.  И  пусть
Саньку приводит. Будем совет держать.
     Я села рядом с Даром, обняла его голову,  прижала  к  груди,  шептала
что-то, вязала слова бездумно - лишь бы голос мой звучал ровно и  ласково,
баюкая и успокаивая.
     Он тыкался мне в шею  жаркими  сухими  губами,  всхлипывал  и  что-то
бормотал, суетливо  двигался,  отыскивая  удобное  положение  тела.  Потом
затих, прижавшись ко мне. Голова  опущена,  руки  сложены  у  груди,  ноги
подобраны к животу... Поза младенца  в  чреве  матери.  Самая  безопасная,
бессознательно найденная поза...
     Бедный мой, бедный... Я поцеловала зажмуренные веки.  Дар  вздрогнул.
Потом  тихо-тихо  руки  его  поползли  по  моим  плечам.  Лицо  окрасилось
румянцем, затрепетали крылья ноздрей. Дар  принялся  исступленно  целовать
мои щеки, тыкаясь губами наощупь - глаз он не открывал. Его горячие пальцы
мяли мои плечи, как глину, может быть желая вылепить из моего тела  другое
- любимое, памятное. Ведь глаз он не  открывал...  Да  и  вообще  вряд  ли
сознавал, что делал.
     Дрожащие руки Дара робко скользнули вниз и замерли, боясь  окрика,  а
то и удара. Эх, дружочек... Это, пожалуй, единственное, что я сейчас  могу
для тебя сделать... Так бывает. Форма дружеской помощи,  и  это  вовсе  не
цинизм. Мы ведь друзья. И не могу я отказать тебе в том, что  тебе  сейчас
нужно, а у меня как раз имеется. Свинство это будет, и не по-дружески. Так
что...
     Дар ровно дышал у меня на плече, и лицо его было спокойным. А я снова
не могла уснуть, лежала, глядя в потолок без мыслей, без надежды.
     Перед рассветом небесная синева загустела, звезды вспыхнули  ярче.  С
востока  просочился  свет,  стал  расти,  шириться,  наливаться   яростным
блеском. Кровавая заря. Это к ветру.
     Я осторожно положила голову Дара на подушку и вылезла из-под  одеяла.
Пусть лучше он, когда проснется, не помнит о происшедшем. А то начнется...
комплекс вины, угрызения совести, неловкости всякие.
     Ему нужно хорошо поесть. Я  приготовлю  крепкий  бульон,  бифштекс  с
кровью. А еще полный стакан виноградного сока. И орехи.
     В комнате послышалось движение. Я выглянула. Дар  сидел  на  постели,
завернувшись в простыню и недоуменно разглядывал стены моего жилища. Вид у
него был совершенно здоровый, а глаза - определенно голодные.
     - Привет! Завтракать будешь?
     - И еще как буду... А где моя одежда? И как я сюда попал?
     Я присела на край кушетки и взъерошила волосы  Дара.  Между  пальцами
шелковисто скользнула совершенно седая прядь.
     - Ты, что ли, ничего не помнишь?
     - Нет, ну почему... Ну, я...  это...  -  и  вдруг  страшно  смутился,
покраснев кирпично, огнедышаще. - Я дурак, да, Оля?
     - Это еще с чего?
     - Я травился... пижон, мальчишка, ой, позорище... - Дар ткнулся носом
в подушку и застонал.
     - Брось, Дар. Бывает. Проехали. Захочешь -  потом  обсудим,  годочков
через пять. Сейчас, поверь мне, не стоит. Ну, а дальше что - помнишь?
     - Дальше? Спуталось как-то. Отрывками - больница  вроде...  Я  был  в
больнице?
     - Был, был.
     - В психушке? - вдруг  с  острым  интересом  спросил  он  и  принялся
рассматривать сгибы локтей, выискивая, очевидно, следы уколов.
     - Ну, видишь ли... в психушке, можно сказать, тоже был...
     - И что? Неужели меня выписали? А какое сегодня число?
     - Не то чтобы выписали... Число сегодня  третье.  Только,  знаешь,  я
подумала: ну чего тебе там делать? Ни родных, ни знакомых. Скучно.  Вот  я
тебя и забрала.
     Дар нюхом учуял приключение, глаза его заблестели,  и  он  затормошил
меня:
     - Ну! Ну! Я же знаю! Чего ты там натворила?
     - Ничего я  не  натворила.  Договорилась  со  знакомыми  ребятами  из
"Скорой", надела халат  и  стетоскоп,  сделала  умное  лицо  и  явилась  в
клинику. Вошла через черный ход. Смотрю: санитарка тебя ведет по коридору.
Я ей этак строго:  больного  перевозим  в  другую  клинику,  будьте  добры
проводить в машину. Она и рада стараться. Так что ребята нас прямо до дому
довезли. Чистый вестерн! Похищение младенца!
     Дар посмотрел на меня с сомнением. Я честно выдержала его вопрошающий
взгляд, в  котором  бродили  какие-то  неясные  ему  самому  воспоминания.
Ничего, все нормально. Если и вспомнит, спишет на бред.
     Дар завтракал  на  кухне,  а  я  порхала  вокруг  него  с  тарелками,
тарелявочками, тарелюшечками. Потом мы пили сок и неспешно беседовали. Дар
бездумно водил фломастером по бумажной салфетке. Я осторожно покосилась на
рисунок. На вафельной бумаге  была  изображена  женщина  с  развевающимися
волосами, летящая на метле.
     Сердце на мгновение замерло, потом зачастило по  ребрам.  Я  облизала
вдруг пересохшие губы и с деланным равнодушием поинтересовалась:
     - Чего это ты нацарапал? Маргарита, что ли?
     Дар удивленно посмотрел на свое произведение,  словно  только  сейчас
сообразив, что во время разговора он рисовал.
     - Что? А... ну да, кажется, Маргарита.
     Рисунок я потом потихоньку стянула,  чтобы  не  мозолил  Дару  глаза.
Зачем мне ассоциативные связи, могущие родиться в его мозгу...
     Стас и Санька появились очень рано, еще и дворники сны  досматривали.
В руках у Саньки был тощий рюкзак, который он осторожно поставил у  двери.
Стас в большом цветастом пакете принес одежку для Дара, и тот наконец смог
расстаться со своим  древнеримским  одеянием  -  намотанной  вокруг  торса
простыней.
     Я угостила ребят соком. Они выпили его молча, опустив глаза долу.  Мы
не разговаривали - все, в общем, было ясно.  Как-то  вот  так,  ничего  не
обсуждая, все мы пришли к одной и той же мысли.
     А поэтому вышли мы на тихую Сиреневую удочку,  пересекли  Почтовую  и
Госпитальную, прошли через пустынную площадь, поднялись в горку,  неспешно
проследовали Старым городом и оказались на склоне пологого холма.
     Здесь кончался город. Дальше - рыжая  выгоревшая  степь,  по  которой
вьется белая медовая тропинка, вьется,  теряясь  у  горизонта,  где  синей
грозовой тучей лежат горы.
     - Ну, что ж... - я и Стас пожали друзьям руки. Стас сунул  Санечке  в
карман сигареты и зажигалку, я - немного денег.
     И они пошли. Спустились с холма и побрели белой тропкой, уходящей  за
край земли.
     Мы долго смотрели им вслед, пока могли различать две чуть сгорбленные
фигурки.
     А потом вернулись  в  город  и  молча  слонялись  по  улицам,  ожидая
открытия кофейни на Архивном спуске. Тетя  Нина  налила  нам  по  глиняной
кружке кофе, но пить его уже не хотелось, и так во рту было горько.
     Стас огляделся и, жалко улыбнувшись, сказал:
     - А вот там, у окна, было любимое место Дара...
     - Да брось ты. Вернется, куда он денется. Мы тут  еще  такое  шумство
устроим...
     - Не знаю. У меня почему-то такое  чувство,  будто  мы  проводили  их
навсегда.
     - Перестань. Нельзя нам навсегда. Этак мы все разбежимся. И  кто  тут
останется? Эти два поэта да издательский боров?
     - Что ты несешь? Какой боров? Какие поэты?
     - Да это я так... фигурально...
     - Кстати... Следствие будет.
     - Чего?
     - Ну ты, мать, совсем уже. Дара из  клиники  ты  похитила?  Санитарка
тебя там видела? Вот и соображай.
     Мне стало как-то злобно весело.
     -  Следствие?  Давай  следствие.  Воображаю!  Да  если  санитарка  им
расскажет, как она меня видела, ее самое в психушку запрут!
     - Ой, темнишь ты что-то, и я тебя совсем не понимаю...
     - Плюнь, Стас. А давай мы  лучше  с  тобой  закатимся  на  побережье.
Отдыхать-то тоже надо!
     - Наконец хоть  одна  здравая  мысль.  Если  поторопимся,  успеем  на
одиннадцатичасовой троллейбус.
     - Вот и славно. Беги за  билетами,  а  я  -  домой,  за  купальником.
Завтрак брать?
     - Не надо! Сезон кончился, теперь на  побережье  перекусить  свободно
можно.
     Дома я лихорадочно собиралась.  Кинула  в  пляжную  сумку  купальник,
полотенце, резиновые тапки... и вдруг руки мои опустились, хлынули  слезы,
и я повалилась на свою кушетку.  Отчетливо  встала  передо  мною  картина:
сожженная степь, белая тропа, блестящая, как лезвие ножа, и две фигурки...
Ох, мальчишки!
     Вы вернетесь. Вы обязательно вернетесь. Но  только  не  дай  мне  бог
сквозь  милые  ваши,  любимые  черты  вдруг   увидеть   другие:   старшего
уполномоченного,  например,  или  его  серенького  напарника,  или   моего
издательского знакомца... Оставайтесь собой, мальчишки.
     Полыхнуло синим пламенем, ударило волной кипящего воздуха, и  на  под
мансарды  с  грохотом  свалился  роскошный  письменный   стол   начальницы
лицейской  канцелярии.  Сама  начальница  в   неизменном   синем   костюме
невозмутимо восседала за столом. Сколько ее помню - всегда вот так:  сидит
за столом, выложив локти, в руке вечный "паркер", в другой  -  надкусанное
яблоко.
     - Прекрати реветь, молчи, слушай! - гремнула она на меня. -  Что  это
еще за самоедство? Ты ни в  чем  не  виновата,  никто  тебя  винить  и  не
собирается. Подотри сопли, соберись и работай! У тебя вон еще два  десятка
гавриков. Понимаю, что тяжело. Пришлю помощницу.
     Снова порыв ветра, и начальница канцелярии исчезла.  Ну,  за  заботу,
конечно, спасибо, не забывают все-таки. А вот помощница... черт его знает.
Пришлют какую-нибудь грымзу, работай с ней потом.
     Троллейбус тяжело мотался по  горному  серпантину,  и  сердце  иногда
уходило в пятки - я впервые ехала по такой дороге. А  ну  как  загремим...
костей же не соберешь. Кипарисы мне не понравились - напоминали  могильные
обелиски  на  заброшенном  кладбище.  Невразумительное  какое-то   дерево,
ненастоящее. Декорация из плохой провинциальной пьесы. А море было теплым!
И шастала в нем рыбья мелочь, маленькие  крабики  сновали  на  мелководье,
бродили стайками прозрачные креветки,  и  на  отмели  блестел  черепаховый
гребень, потерянный моей зеленоокой сестрой нереидой.
     Я с разбегу бухнулась в воду. "...в мировом океане. И в каждой  капле
будет он..." Матвей! Я вылетела из воды, словно крапивой стегнули.  И  мне
почудилась  улыбка  Матвея  сквозь  зеленоватую  толщу.  Он   всегда   так
улыбался... словно знал, что рано уйдет.
     Не могу я в море... Отныне и навсегда запретно оно для меня. Так  же,
как запретна та белая тропа, по которой ушли Санька и Дар. Что-то много на
моей душе грехов набралось...
     В невеселые мои мысли вклинился радостный вопль:
     - Ольга! Вот здорово!  Ну  мистика  прямо,  я  тебе  сегодня  звонить
собирался. До чего ж ты кстати!
     Рядом со мной на пляжную гальку плюхнулся Славик - один из участников
недавнего литературного семинара. Он весь  светился  от  счастья  встречи.
Надо же...
     - Нет, ты подумай! Я вообще всегда тебя страшно рад  видеть,  но  вот
сегодня ты мне позарез нужна!
     Я покорно склонила голову:
     - Во-первых, не ори. Людей  перепугаешь.  А  во-вторых,  что  у  тебя
стряслось?
     Славик перешел на восторженный шепот:
     - Я гениальную штуку написал. Только, понимаешь, у  меня  сомнения  -
вроде финал не вытянул. Посмотри, а?
     - Что, прямо сейчас?
     - А чего? Ты не пугайся, там немного, страничек семьдесят всего.
     Он начал рыться  в  своей  сумке.  А  я  смотрела  на  него  почти  с
ненавистью. Вот сидишь ты сейчас в одних плавках,  золотистый  от  загара,
красивый, как  юный  бог,  жизнерадостный,  как  щенок,  гениальную  штуку
написал! А потом... кто тебя знает? Вешаться начнешь, в психушку попадать,
общественность тобой заинтересуется - мало ли чего еще. А  я  расхлебывай?
У-у, ироды, что ж вы со мной-то делаете?.
     Я читала Славкино произведение, а он бегал за  мороженым,  лимонадом,
горячими чебуреками, которые поглощал Стас, ворча  при  этом:  "Отдохнули,
называется..."
     - Ну, ясно, Славка. Есть тут момент благородного безумия. Но  сдается
мне - придется крепко пахать. Вот смотри...
     И начались специальные разговоры часа на два. Мы перестали ползать по
рукописи с карандашом в руках только ощутив дикий, зверский прямо голод.
     Тут выяснилось, что все принесенные  чебуреки  Стас  слопал.  А  я-то
думаю, отчего это он лежит на солнышке пузом кверху, жмурится  довольно  и
сарказмов не говорит, вопреки обыкновению. Но Славка оказался  запасливым.
Из своей сумки он извлек груши, пирожки, виноград. Мы обедали и  ругались,
потому что было совершенно необходимо выдрать из текста  абсолютно  лишний
кусок, а Славка бросался грудью  на  его  защиту  и  предлагал,  наоборот,
спорный эпизод расписать в самостоятельную сюжетную линию.
     Вернулись мы в город поздно, да и то благодаря тому, что  поймали  на

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг