Когда до помоста оставалось не более двух стадий, пепельный жеребец
начал сбавлять ход. Его ноги работали с прежней силой, отталкиваясь
копытами от избитой земли, но в движениях не чувствовалось былой страсти.
Казалось, животное и наездник решили поберечь силы. Словно почувствовав
это, парсийские кони ускорили свой бег. Вот они поравнялись с лидером,
затем обошли его и вихрем пронеслись мимо царского трона. Первым пришел
Благая весть. Воины и вельможи оглушительно кричали, приветствуя
победителя, Ксеркс не пытался сдержать радости. Все поздравляли царя,
словно это он одержал победу. Ксеркс отвечал на льстивые слова придворных
быстрыми кивками. Он пожаловал удачливому наезднику обещанную награду -
тот оказался достаточно умен, чтобы не покуситься на царских лошадей, и
выбрал себе серого фессалийца, - а также сотню дариков, после чего с
улыбкой заметил, обратившись к свите:
- Эти хваленые фессалийские кони не идут ни в какое сравнение с
моими!
Вельможи дружно согласились с царем. Лишь Мардоний, внимательно
разглядев серого жеребца, негромко сказал Артабану:
- Этот фессалиец выглядит так, словно готов пробежать по крайней мере
еще пять парасангов.
- Так и есть, - подтвердил Артабан.
- Почему же в таком случае он уступил?
Начальник стражи усмехнулся.
- Что не сделаешь ради того, чтобы доставить счастье повелителю.
Мардоний внимательно посмотрел в голубые глаза хазарапата и также
усмехнулся. Затем посерьезнел:
- Нам надо поговорить, сиятельный Артабан.
- Сейчас? - удивился фарский фаворит. - Стоит ли?
- Именно сейчас.
- Ну, хорошо.
Артабан наклонился к уху царя и что-то прошептал. Ксеркс кивнул
головой.
- Пойдем, - сказал хазарапат Мардонию.
Отвесив поклон, вельможи сошли с помоста и неторопливо зашагали вдоль
реки. Сотник Дитрав прищурившись смотрел им вслед до тех пор, пока
сановники не исчезли за ивовой порослью.
- Так ты серьезно полагаешь, что я не Артабан? - спросил хазарапат.
Вид у него был весьма озадаченный.
- Нет, ты Артабан, но только не тот.
- Объясни, - потребовал Артабан.
- У тебя лицо и весь облик Артабана, но ты не Артабан.
Начальник стражи состроил улыбку.
- Похож на курицу, но не курица. Кто же я в таком случае?
- Не знаю. Но этот посох кажется мне знакомым. - Мардоний кивнул
головой на бамбуковую палку, на которую опирался Артабан. - Раньше у тебя
не было привычки ходить с посохом.
- Старею, - вздохнул Артабан. - И только из-за этого посоха ты решил,
что я это не я?
- Нет, не только. - Мардоний немного подумал. - Ты здорово изменился,
Артабан. Ты стал иначе одеваться, иначе вести себя. Ты не похож на того
Артабана, которого я знал прежде. Кроме того, мне до сих пор непонятно,
почему вдруг ты перешел на нашу сторону и принялся настаивать на походе
против эллинов.
- Да, мы не объяснились, - согласился Артабан. - Но здесь все просто.
Я понял, что вы правы.
- Я не верю твоим словам, Артабан.
Хазарапат дернул уголком губ и принялся рассматривать носок сапога,
искусно скроенного из кусочков разноцветной мягкой кожи.
- Ну и что же тебе не нравится в новом Артабане? - спросил он через
несколько мгновений. - Ведь благодаря ему ты стоишь сейчас на земле
Эллады, своей будущей сатрапии.
- Я хочу знать, кто ты есть на самом деле.
- Зачем тебе это?
Мардоний не нашелся, что ответить. Вместо этого он потребовал:
- Тогда ответь мне: каковы твои замыслы?
- Они точь-в-точь совпадают с твоими. Я хочу захватить Элладу.
- Зачем?
- Странный вопрос. Чтобы положить ее к стопам великого царя.
- Быть может, я поверил бы тебе, - задумчиво произнес Мардоний, - но
в последнее время я замечаю, что ты приобрел полную власть над Ксерксом.
Неужели ты полагаешь, что я поверю в басню, будто власть в Парсе
принадлежит этому толстяку. Она в твоих руках, Артабан. И ты
распоряжаешься этой властью столь уверенно, как никогда. Подозреваю, что
ты замыслил расправиться с царем и занять трон.
- Идиот, - негромко проворчал Артабан, после чего поинтересовался:
- А что я этим выиграю? Дарий и шестеро великих убили Смердиса, и что
же? Империя на долгие годы была ввергнута в пучину раздоров. Поверь, я
хочу лишь одного. Я хочу, чтобы Парса была великой. И тогда она сумеет
покорить весь мир.
- А после этого ты завладеешь троном.
- Да не нужен мне этот трон! - рассердился Артабан. - Хочешь, я
возведу на него тебя?
Артабан с затаенной усмешкой посмотрел на Мардония. Тот, подозревая
ловушку, отрицательно покачал головой.
- Вот видишь. Тебя больше интересует воинская слава. А меня власть.
Но власть реальная, а не золоченый трон. Пока я Артабан, я обладаю этой
реальной властью. Если я стану царем, власть уйдет к тому, кто будет
стоять за моим троном.
- Чудны речи твои, - протянул Мардоний. Он посмотрел в глаза
хазарапату и потребовал:
- Верни мне мою женщину!
Артабан засмеялся.
- Так что же тебя интересует: женщина или Эллада?
- И то, и другое.
- Э-э-э... - протянул хазарапат, - так не пойдет. Или я отдаю тебе
Таллию, или ты получаешь Элладу.
Мардоний прикусил нижнюю губу. Артабан с любопытством наблюдал за
ним. Мардоний молчал слишком долго, и тогда хазарапат сказал:
- Если ты колеблешься, ты недостоин этой женщины. Глупец, да за ее
любовь, если б она и вправду могла меня полюбить, я отдал бы все
сокровища, какие только существуют на свете, я отдал бы все! Даже жизнь!
Это признание словно подстегнуло Мардония.
- Я выбираю женщину!
- Ты получишь Элладу! - отрезал Артабан.
Мардоний нервным жестом коснулся ладонью рукояти акинака.
- Если бы ты сейчас был при мече, я вызвал бы тебя на поединок.
Отныне ты мой заклятый враг!
Он еще не докончил последней фразы, как Артабан сделал стремительное
движение руками, и у горла Мардония оказалось стилетообразное острие,
выскользнувшее из рукояти посоха.
- Если бы это отвечало моим планам, ты был бы уже мертвее самого
мертвого покойника, но так как ты нужен мне, я дарю тебе жизнь. Но
берегись, - острие чуть вошло в кожу под подбородком остолбеневшего
вельможи, - если ты вздумаешь встать против меня, то мириад раз проклянешь
тот день, когда появился на свет. Ступай прочь!
Артабан сунул стилет обратно в бамбуковые ножны и направился к
городским воротам. По кадыку Мардония текла медленная струйка крови,
солоноватая и горячая, словно поцелуй той, за какую Мардоний согласился
отдать Элладу, а Артабан - жизнь.
Увы, Таллия не принимала такие мелкие ставки.
В тот день ничто не предвещало беды. Утро было радостно солнечным,
ветерок - попутным. Сотворив молитву светлоликому Ахурамазде, Посейдону,
Мелькарту, Ра и еще одиннадцати божествам, моряки подняли якоря и
продолжили свой путь вдоль берегов Магнесии. Они плыли до полудня, пока
ветер не начал стихать, а воздух не насытился огненным жаром, обжигающим
легкие жадно разевающих рты гребцов. Тогда Ариабигн и Ахемен,
посоветовавшись, приказали приставать к берегу. Со слов дозорных было
известно, что где-то поблизости находятся передовые эскадры эллинов,
потому навархам было велено держаться вместе, чтобы в случае опасности
дружно выступить на врага.
Бухты Магнесии невелики и причудливо изрезаны, близ оконечности
врезающихся в море мысов полно камней, а кое-где встречаются и рифы. По
совету тирийца Маттена для стоянки выбрали бухту близ мыса Сепиада, самую
большую из тех, что были поблизости. Первыми в нее вошли корабли
Ариабигна. Ионийцы и карийцы причалили к берегу и сноровисто вытянули свои
триеры на песок. Их примеру последовали финикияне. Прочим места на берегу
не хватило и они стали на якорях, повернув носы к морю на случай
внезапного нападения вражеского флота.
Духота становилась все сильнее. Воины даже не стали разжигать костры
для приготовления похлебки, удовольствовавшись вином, вяленым мясом и
сушеными фруктами. Опытные финикийские триерархи с тревогой поглядывали на
восток, где на горизонте у самого моря клубились тучки, несомые с
Геллеспонта. Давал знать о себе ветер. Легкий и игристый с утра,
совершенно умерший к полудню, он вновь набирал силу, вспенивая море
белоснежными волнами. Он грозно свистел меж мачт и играл жгутами канатов.
Воздушные струи сочно били в борта кораблей, делая палубу шаткой.
- Идет Геллеспонтий, - сказал своему помощнику Сиеннесий. Обычно
бесстрастное лицо пирата исказила тревожная гримаса, отчего оно стало еще
более ужасным. Киликийскому наварху было отчего волноваться. Геллеспонтием
в этих краях называли свирепый северо-восточный ветер, обычный для этого
времени года. Сиеннесию было известно не понаслышке, что такое
Геллеспонтий. Не дожидаясь приказа Мегабиза, в чью эскадру входили
киликийские корабли, Белый Тигр приказал сниматься с якоря и выходить в
море. Его примеру последовали триерархи прочих пиратских судов. Немного
спустя стали вытягивать якоря ликийцы и памфилы. Сиеннесий тем временем
орал на своих моряков, мертвой хваткой вцепившихся в рукоятки весел.
- Быстрее! Быстрее, сухопутные черви! Не засыпать! Или вы хотите
свидеться с морскими демонами?!
Но пираты выкладывались и без этих понуканий. Всем было ясно, что еще
несколько мгновений и придет шторм, такой яростный, какой может порождать
только Фракийское море, непредсказуемое и бурное, словно веселье Диониса.
Трещали весла, рвались перенапряженные сухожилия, но киликийцы гребли,
думая лишь об одном - успеть!
Они успели. Эпактрида Белого Тигра была на достаточном отдалении от
берега, когда на море обрушился первый шквал. Злобный Геллеспонтий ударил
в судно подобно массивному тарану. Жалобно затрещали кедровые борта,
взвизгнула мачта, двое моряков, неосторожно вставшие у самого борта, с
воплем полетели в воду. И началось! Волны бросали эпактриду, словно
крохотную щепку. Ее то крутило в чудовищных водоворотах, то подбрасывало с
такой силой, что судно почти летело по воздуху. Гигантские валы
захлестывали корабль, угрожая подмять его своей тяжестью. Смыло еще
несколько человек, сломались многие весла, порывы ветра изорвали такелаж.
Но корабль Белого Тигра находился куда в лучшем положении, чем те суда,
которые не успели выйти из бухты или отплыли от берега недостаточно
далеко. Волны обрывали якоря и со всего маху швыряли корабли на берег, где
суетились ионийцы и финикияне, пытавшиеся оттащить свои суда подальше от
бушующего моря. Триеры с грохотом падали на песок и разлетались на части.
Изуродованные тела моряков мешались с древесной щепой и обрывками
парусины. Накатывалась новая волна, и все это исчезало в пучине. Кричали
тонущие, но их вопли умирали в ужасном гуле бури.
В столь же бедственном положении оказались и те корабли, что вышли из
бухты, но не успели отойти достаточно далеко в море. Геллеспонтий
подхватывал их и нес на утесы Пелиона [Пелион - гора в Фессалии]. Напрасно
мидяне хватались за весла. Ужасные волны ломали их, словно соломинки.
Напрасно моряки пытались ставить парус. Ветер с хрустом переламывал мачту
или опрокидывал судно, накрывавшее вопящих людей своей деревянной плотью.
Бушующее море несло корабли прямо на огромные утесы. Раздавался грохот и
обломки очередной триеры исчезали в водоворотах, закрученных бурей и морем
у скалистых откосов Пелиона.
Иных относило в сторону, к мысу Сепиады. Но и здесь не было спасения.
Свирепые валы гнали суда на рифы, пронзавшие кедровую плоть подобно
каменным мечам. Под ужасающий вой бури моряки боролись с мутно-серой,
наполненной грязными обломками и поднятыми со дна водорослями водой и
тонули, не в силах совладать с ее дикой мощью.
С неба спустилась тьма. Иссиня-черные тучи пролились дождем, более
напоминавшим водяной шквал. Мириады колких струй пронзали воздух,
превратив его в кипящее море. Стало трудно дышать, за стеной дождя не было
видно даже собственной, вытянутой вперед руки. Рев бури и грохот дождя
слились в раздирающий уши визг. Казалось, тысячи морских демонов поднялись
из глубин моря и, торжествующе крича, топят избитые волнами корабли.
Те, кому удалось вовремя вытащить свои суда на берег, с ужасом
внимали этому дикому разгулу стихии. Многие бегали вдоль кромки бушующих
волн, подхватывая выброшенные на берег остатки судов и бездыханные тела
товарищей. Но большинство, сознающее суетность подобных усилий, сидели у
бортов кораблей, тщетно пытаясь спрятаться от беспощадно секущего дождя.
Ближе к вечеру дождь приутих. Тогда зашевелились маги. Они развели
костры и принесли жертву светлоликому Ахурамазде, моля его обуздать
взбунтовавшуюся стихию. Однако Ахурамазда не внял этим мольбам, и маги
принесли новые жертвы - Митре, Рашну и даже Ариману. Они молились день, и
два, и три. Три ужасных дня, наполненных тьмою, воем ветра и грохотом
волн. Ночь смешалась с днем, хаос с миропорядком. И ничто, казалось, не
могло восстановить утраченной гармонии. Но маги не сдавались. На четвертый
день они призвали на помощь демонов, свергнутых Ахурамаздой.
На четвертый день буря утихла.
Когда море успокоилось, а небо обрело голубой цвет, моряки стащили
корабли на воду и вышли в море на поиски унесенных бурей. Их взорам
предстало страшное зрелище. Морская гладь, насколько хватало глаз, была
покрыта обломками судов и трупами. Мертвых тел было так много, что их
собирали не один день.
Итог катастрофы у берегов Магнесии был ужасающ. Погибло около
четырехсот судов, многие получили серьезные повреждения и требовали
ремонта. Лишь ионийцы, карийцы, финикияне, вытащившие суда на берег, а
также киликийцы, успевшие выплыть в открытое море, сохранили
боеспособность своих эскадр. Египтяне, киприоты, геллеспонтийцы и ликийцы
понесли большие потери и не представляли грозной силы, как прежде.
Известие о происшедшем быстро дошло до эллинов. Принеся жертвы Борею
и Посейдону, заступничеству которых была приписана эта бескровная для
сынов Эллады победа, аттические и пелопоннесские триеры оставили
гостеприимные гавани Эвбеи, в которых они пережидали бурю, и поспешно
отплыли к Артемиссию, надеясь застать там разбросанные стихией мидийские
корабли. Им сопутствовала удача, и они захватили пятнадцать вражеских
триер. Это была первая победа над доселе непобедимыми мидянами, и эллины
благодарили судьбу.
Но более всех был благодарен ей некто Аминокл, сын Кретина, хозяин
прибрежной земли, близ которой терпели крушение мидийские корабли. После
бури владения Аминокла оказались сплошь усыпаны добром с погибших судов.
Аминокл много дней бродил по берегу, подбирая золотые и серебряные кубки,
драгоценное оружие, ящики с денежной казной. Он стал несметно богат, но
это странным образом обретенное богатство не сделало его счастливым. Ведь
на нем была печать гибели шестидесяти тысяч моряков. Это лишь цифра. Но
вдумайтесь - шестьдесят тысяч жизней.
60 000.
И еще одно, оставшееся за рамками большой истории.
Буря у мыса Сепиада помешала мидийскому флоту вовремя прибыть в
Малийских залив и поддержать действия армии, штурмующей Фермопилы. Не
случись этой бури, быть может, нам осталось неведомо слово Фермопилы. Быть
может, мы даже не знали бы слова ЭЛЛАДА.
Но буря была. И были Фермопилы...
2. НАКАНУНЕ
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг