Слова псевдо-Кузи о грядущих больших неприятностях не давали мне покоя, и
я внутренне готовился к самому худшему...
Я вновь взял реликвию с собой, и весь день старался не думать ни о
чем, кроме того дела, за которое получал зарплату... но допускал ошибку за
ошибкой, а после обеденного перерыва и вовсе запорол задание - какая там
работа, если сидишь в постоянном напряжении и ждешь, что вот-вот обрушится
потолок или ворвутся в нас компьютерный центр лихие налетчики, паля из
автоматов по беззащитным котягам...
Ближе к вечеру меня позвали к телефону. Я с замиранием сердца взял
трубку, ожидая услышать какое-нибудь страшное известие, но это по
междугородке звонила Алена.
- Андрюшенька, что там у тебя? Все в порядке? Помогли твои меры?
Я, конечно же, не собирался плакаться ей по поводу своих проблем. Я
постарался придать голосу побольше бодрости и ответил:
- Полнейший порядок, Аленушка. Ноу проблемз.
- Ты что-нибудь выяснил?
- Попробую сегодня, проконсультируюсь у специалистов. А как твои
дела?
Алена ответила, что уже взяла билет на завтрашний автобус, приедет в
пятнадцать десять, но на работу, конечно, не пойдет - глупо, вернувшись из
командировки во второй половине дня, идти на работу, да еще и в пятницу.
Она предложила встретиться вечером и погулять (о моей квартире она даже не
упоминала), и мы договорились, что завтра в семь я буду ждать ее на
бульваре у швейной фабрики.
Алена была цела и невредима, но это не могло служить поводом для
излишнего оптимизма - возможно, полиморфы просто давали мне время для
принятия решения, прежде чем претворять в жизнь угрозу насчет больших
неприятностей.
Отбыв до конца трудовой день, я пришпорил "Агасфера" и направился к
тому человеку, который уже осматривал раньше мамино блюдо. Вадим Юрьевич,
так звали этого человека, когда-то преподавал в нашем пединституте, а
теперь, насколько мне было известно, был связан с каким-то международным
культурологическим фондом и слыл экспертом по раритетам (это вам не котяга
какой-нибудь!). Посредником в нашем знакомстве выступил года три-четыре
назад один мой приятель, и я время от времени оказывал Вадиму Юрьевичу
кое-какие компьютерные услуги. Собственно, именно для этого Вадиму
Юрьевичу и было нужно знакомство со мной. Разумеется, услуги я оказывал не
без корысти для себя.
Подогнав "Агасфера" под самое крыльцо, я взял завернутое в газету
блюдо и поднялся на третий этаж. Вадим Юрьевич открыл дверь, прикрикнул на
резвящегося в прихожей огромного бульдога, пожал мне руку и предложил
пройти в комнату. Был он высок, сухощав и седовлас и внешностью своей
всегда напоминал мне то ли шерифов, то ли ковбоев из старых вестернов.
- Да можно и здесь, Вадим Юрьевич. - Я извлек блюдо из газеты и
протянул эксперту. - Вот, посбивал с него облицовку.
Вадим Юрьевич осторожно принял блюдо кончиками пальцев (так
следователи обращаются с уликами-вещдоками, оставленными на месте
преступления), повернул к свету, заинтересованно оглядел письмена. Я
напряженно уставился на него, словно он должен был прямо сейчас, с ходу,
перевести этот текст. Неожиданно у меня мелькнула мысль о том, что текст
может оказаться чем-нибудь вроде: "этим полукреслом мастер Гамбс начинает
новую партию мебели..."
- Оч-чень интере... - начал было Вадим Юрьевич, медленно покрутил
блюдо, как корабельный штурвал, и посмотрел на меня каким-то отрешенным
взглядом. Я понял, что он, пожалуй, меня уже не видит. - Вы не возражаете,
Андрей, если я пока оставлю его у себя?
- Ради Бога, Вадим Юрьевич!
- Я потом вам позвоню, у меня ваш рабочий и домашний есть. - Вадим
Юрьевич вновь рассматривал письмена, склоняя голову то к левому, то к
правому плечу. - Тут, по-моему, очень интересные... очень интересные...
Я сообразил, что уже совершенно лишний здесь, в этой прихожей.
- До свидания, Вадим Юрьевич. Извините, что побеспокоил.
- Хорошо, хорошо, Андрей, - совершенно рефлекторно отозвался эксперт,
продолжая покручивать блюдо. - Я позвоню.
Я возвращался домой, и в душе моей трепетала слабая надежда на то,
что расшифрованные Вадимом Юрьевичем знаки подскажут мне выход из
невеселого моего положения. Я вел машину очень осторожно, я был предельно
внимательным и тащился со скоростью дорожного катка. Меня ждал наполненный
тревогой и ожиданием беды вечер, и сколько таких вечеров было впереди?..
Без трех минут семь я подошел к швейной фабрике и начал прогуливаться
по бульвару, в тени высоких лип. На бульваре было многолюдно, туда-сюда
сновали троллейбусы, за столиками под полосатыми тентами молодежь
баловалась мороженым, пивом и пепси-колой. Противники пока выжидали, не
вмешивались в события - три часа назад я позвонил Алене и узнал, что она
уже приехала и намерена отмыться от дорожной пыли и вообще привести себя в
порядок. А полчаса назад теперь уже она позвонила мне и сказала, что
только что вышла из парикмахерской и берет курс на бульвар.
Я бродил по бульвару, высматривая Алену среди гуляющих и спешащих по
своим делам людей. Первая волна беспокойства обдала меня в семь
пятнадцать. Потом волны покатили одна за другой, все более крутые, все
более настойчивые. Я пока еще отбивался от них, но следом за ними шел
девятый вал... Он обрушился на меня в семь сорок пять - со времени
Алениного звонка миновал уже час с четвертью, а за час с четвертью можно
было, не особенно спеша, пройти полгорода. Я понял, что Алена не придет.
Перебежав дорогу перед самым носом грузовика, я бросился к
телефону-автомату. Трубку подняла Аленина мама. На мой вопрос она
ответила, что Алена домой не звонила, и тут же встревоженно
поинтересовалась, что случилось. Я заверил ее, что ничего не случилось;
просто мы, вероятно, разминулись, сказал я. Я был почти уверен, что
охотники за блюдом приступили к исполнению своих обещаний.
Промаявшись еще минут сорок (за это время надежда сгорела
окончательно, и дым успел развеяться), я вновь набрал номер Алены.
Выслушал информацию взволнованной и расстроенной Алениной мамы и с тяжелым
сердцем отправился за "Агасфером". Противник произвел первый выстрел.
Оказывается, Алена уже позвонила маме. Из травмопункта. Спеша на
свидание, она спускалась по ступенькам сквера-каскада и подвернула ногу.
Да так, что не могла идти. Добрые люди помогли ей выбраться из сквера, а
до травмопункта она доехала на маршрутном такси. И выяснилось, что у нее
даже не вывих, а трещина... Ей уже наложили гипс, и теперь она ждала,
когда я заберу ее оттуда...
Я, наплевав на осторожность, гнал "москвич" к травмопункту, уныло и
обреченно думая о том, что это только начало, только первый, сравнительно
легкий удар (хотя для Алены он был, конечно, не таким уж и легким), и что
ни о каком случайном совпадении не может быть и речи. Будущее не сулило
ничего хорошего.
Алена сидела на скамейке возле травмопункта, еще больше похорошевшая
после парикмахерской, но не очень веселая; на ее правой ступне вместо
туфельки красовалась гипсовая нашлепка, а туфельку Алена держала в руке.
- Вот и сходили за хлебушком... - грустно сказала она, когда я
подошел к ней. - Ты становишься опасным, Андрюша, к тебе опасно ходить на
свидания.
Это она, конечно, пыталась шутить, но слова ее были сущей правдой;
началась пальба по близким мне людям. Вернее, пока еще не пальба, а
пристрелка... "То ли еще будет", - подумал я.
С моей помощью Алена доскакала до "Агасфера" и я повез ее домой. Не к
себе, конечно, а к ней.
- По-моему, там была кожура от банана, - удрученно сказала Алена,
морщась от боли. - Елки-палки, могла ли я подумать лет десять назад, что в
своем родном, отнюдь не тропическом городе когда-нибудь переломаю кости
из-за кожуры от банана!
Я привез Алену домой, послушал охи и ахи ее родителей, в подробностях
узнал историю падения и накладывания гипса, а потом Алена приняла
снотворное, дабы сном заглушить боль.
Потом мы с Алениным папой посидели немного на кухне, выпили по рюмке
коньяка и я узнал о его политических симпатиях и антипатиях, а также о
том, какие меры нужно немедленно принять, чтобы попытаться вытащить страну
из экономической пропасти. Потом на кухню пришла Аленина мама, сообщила,
что Алена наконец заснула, и я откланялся.
Дома я с ногами залез на диван и уставился в пространство. Мне было
очень плохо. И чем больше я вот так бесцельно сидел, стараясь ни о чем не
думать, тем сильнее охватывало меня беспокойство, накладываясь на мое и
без того сквернейшее душевное состояние.
Я попытался отыскать причину беспокойства, и мне это удалось. Я
поднялся, вышел в прихожую и набрал номер своей бывшей жены.
- Я вас слушаю, - сказал в трубке голос Людмилы.
И только сейчас я сообразил, что совершенно не знаю, как вести
разговор. Но просто взять и положить трубку я тоже не мог. Я должен был
проверить.
- Здравствуй, Люда, - сказал я после короткой внутренней борьбы. -
Это Андрей.
- Здравствуй, - не сразу отозвалась она, и ее голос был подобен
никогда не тающим горным льдам. Потом воцарилось выжидательное молчание.
- У вас ничего не случилось? - выдавил я, чувствуя всю глупость
своего вопроса. С тех пор, как она ушла к маме, мы не звонили друг другу.
- С чего это вдруг такая забота? - холодно осведомилась Людмила. - И
что у нас должно случиться?
- Да нет, это я так, - торопливо ответил я. - Не случилось - и слава
Богу. До свидания.
Сигналы отбоя зазвучали в трубке сразу же после моих последних слов.
Я еще немного постоял возле телефона, а потом вернулся в комнату и включил
телевизор, уповая на то, что он хотя бы ненадолго приглушит чувство
обреченности, подавившее во мне все другие чувства.
Пресс наступавшей ночи все сильнее давил на землю, давил на грудь,
мешая дышать... Чьи-то тени маячили за окном, недобрые тени... Под кустами
прятались полулюди-полукошки с горящими глазами, тянули ко мне руки-лапы с
хищно шевелящимися пальцами, и пальцы заканчивались огромными кривыми
когтями...
Телефонный звонок прогнал дремоту с кошмарными видениями. На экране
телевизора кто-то в кого-то стрелял - выпученные глаза, кровавые пятна
поперек спины, залитые кровью подбородки...
- Слушаю, - сипло сказал я в телефонную трубку.
- Будь ты проклят!
Я не сразу узнал голос Людмилы. Уже не горные льды это были, а
вулканы, извергающие потоки огненной лавы.
- Что... что случилось?
- Будь ты проклят! Порчу решил навести, сволочь? Лесю только что на
"скорой"... С отравлением... Это ты позаботился, да?..
Утром меня разбудили глухие удары, доносящиеся со двора. Это значило,
что наступила последняя суббота месяца и сосед с третьего этажа выбивал
ковры под бдительным оком наблюдающей с балкона жены.
Вставать мне не хотелось - я был бы рад вообще не просыпаться,
навсегда переселиться в собственные сны...
Вчера, после звонка Людмилы, я заехал за ней и бывшей тещей, и мы до
двух часов ночи просидели в вестибюле больницы. Все обошлось. На этот раз
все обошлось... Пищевое отравление у дочки тоже, безусловно, было не
простым совпадением, а демонстрацией возможностей. Кто будет следующим - я
сам?..
Я лежал и думал, думал, думал... Как избавиться от блюда? Его нельзя
выбросить - оно все равно вернется ко мне. Его, скорее всего, нельзя
уничтожить - что-то подсказывало мне, что блюдо уцелеет даже в аду
атомного взрыва. Его можно только подарить. Слова лже-Кузи сбывались: я
действительно готов был подарить блюдо кому угодно... только не
полиморфам... Они (или он? или оно?) очень долго искали его - и вот
наконец нашли. Зачем оно им? Мне не верилось в то, что они так настойчиво
стремятся заполучить блюдо ради свершения добрых дел.
А что если подарить блюдо не конкретному человеку, а учреждению или
организации? Передать в музей или в тот же культурологический фонд... Но
где гарантия, что я не навлеку тем самым беду на сотрудников музея, на
организаторов фонда? Фонд... Как там дела у Вадима Юрьевича, вычитал ли он
что-нибудь из той надписи?..
Утро было солнечным и безмятежным, а мне хотелось выть от тоски.
Конечно, оставался еще один выход. Если предположить, что полиморфы
уже давно начали поиски блюда и только сейчас отыскали его, то, значит,
найти его было сложно. А коль так - я мог, в принципе, сменить место
жительства и спрятаться от них, лечь на дно, затеряться на просторах
родины моей. В принципе. И жить, каждый день жить в ожидании, принимая
окружающих тебя людей за полиморфов, никому не верить и ждать, ждать...
Нет, уж лучше бы такого выхода вообще не было...
Звонок телефона заставил меня вздрогнуть и я грустно отметил, что
начал бояться звонков. Я вздохнул и направился к телефону.
- Доброе утро, Андрей. - Я немного расслабился, потому что узнал
голос Вадима Юрьевича. - Если вы ничем таким не заняты, можете зайти - я
уже получил результаты.
- Какие результаты? - вновь насторожился я.
- Результаты экспертизы вашего текста, - несколько удивленно ответил
Вадим Юрьевич. - Или я не туда попал? Это двадцать три-пятнадцать-ноль
девять?
- Извините, Вадим Юрьевич, - смущенно отозвался я. - Я просто еще не
совсем проснулся. Сейчас я к вам приеду.
Прежде чем отправиться к эксперту, я позвонил Алене, а затем Людмиле.
Алена еще спала, как сообщила мне ее мама, а ночь провела плохо, часто
просыпалась от боли. Людмила была немногословна и холодна и посоветовала
мне не лезть со своей фальшивой заботливостью. Из чего я заключил, что
опасность пока миновала. Никакой радости мне эти разговоры не доставили, и
душа моя была как утопленник на дне реки с привязанным кем-то к ногам
камнем...
Вадим Юрьевич вновь, как и в прошлый раз, приступил разыгравшегося в
прихожей бульдога и провел меня в кабинет. Кабинет у него был солидный,
оборудованный словно по описаниям из книг о прошлых веках - с
застекленными шкафами темного дерева от пола до потолка, забитыми книгами;
с креслами и обширным письменным столом с антикварного вида лампой и
каменными статуэтками; с тяжелыми черными шторами, закрывающими окно, и
мрачного вида картиной на стене, изображающей, по-моему, что-то вроде
Страшного Суда; в интерьер не вписывалась, пожалуй, только портативная
пишущая электромашинка "Ятрань" на тумбочке у окна. Блюдо я заметил сразу
- оно находилось на столе, увенчивая собой стопку книг, окруженную
исписанными листами бумаги.
- Садитесь, Андрей. - Вадим Юрьевич указал на кресло, собрал со стола
эти исписанные листы и сел в кресло напротив. - Хотите кофе?
Я отрицательно качнул головой и нетерпеливо подался к нему. Эксперт
перебрал листы, взглянул на меня и неожиданно улыбнулся широкой улыбкой
ковбоя и шерифа.
- Могу вас поздравить, Андрей. Моя предыдущая оценка раритета
оказалась несколько поспешной. Мы имеем дело именно с раритетом. Даже не
прибегая к лабораторному исследованию, из анализа текста можно с очень
высокой степенью вероятности предположить, что возраст блюда никак не
менее трех тысяч лет. Истинного блюда, а не той оболочки, под которой
скрыт его первоначальный облик. Да, не менее трех тысяч лет, - повторил
Вадим Юрьевич, с удовольствием глядя на меня. - Можете сами убедиться;
сейчас я вам покажу ближневосточные источники, а потом сравним с
египетскими сообщениями.
Он потянулся было к книгам на столе, но я остановил его.
- Вадим Юрьевич, я не сомневаюсь в вашей правоте. Меня интересует
текст. Что там написано?
Эксперт не добрался до книг и вновь повернулся ко мне. У него было
несколько изумленное лицо, но потом он улыбнулся и притронулся ладонью ко
лбу.
- Ах, да, вы ведь специалист в несколько иной сфере. Видите ли,
Андрей... - Он пошевелил пальцами и задумчиво прищурился, глядя на пол; у
меня возникло впечатление, что он размышляет, как бы объяснить мне что-то
в доступной форме. - Может быть, сравнение будет неудачным, но мне
извинительно - в компьютерном деле я не профессионал. Вот, допустим,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг