Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
пеплом щеку и начал спускаться вниз, к кораблю.


     Рагара похоронили на склоне вулкана,  прорезав  толстый  слой  дерна,
продолбив неподатливый базальт; холмик над  могилой  получился  невысокий,
зато рядом, в десяти  шагах,  шумела  дубовая  роща.  Кряжистые  великаны,
закованные в темную кору, тянули ветви  к  своему  мертвому  предводителю,
негромко напевали что-то печальное, мерно  шелестя  листвой.  Над  рощицей
возносилась вершина вулкана; черная, оплавленная, гигантская, она казалась
памятником, воздвигнутым самим Митрой, желавшим почтить павшего слугу.
     "Громовая Стрела", подгоняемая ударами десяти пар весел,  уходила  от
берега, направляясь на юго-запад. Свежий ветерок раздувал  паруса,  галера
все ускоряла и ускоряла  бег,  горный  склон  откатывался  назад,  таял  в
беспредельной небесной синеве.  Однако  Конан,  обладавший  зрением  орла,
долго еще следил за крохотной фигуркой девушки, скорчившейся у  могильного
холмика. Она сидела там, пока солнце не  поднялось  на  четыре  локтя  над
кратером побежденного вулкана; затем встала, забросила за  спину  мешок  и
медленно  направилась  к  берегу,  к  плодородным  долинам,   к   городку,
раскинувшемуся у бухты, к людям, спасенным от гнева огненных демонов.  Она
шла, чтобы поведать им правду.
     Но захотят ли спасенные услышать истину о спасителе? Впрочем, аргосцу
Рагару по прозвищу Утес это было безразлично; он не  искал  славы  -  даже
посмертной.




                   ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ИСКУССТВО УБИВАТЬ


                             14. СТРАНСТВИЯ

     Границу меж степью и пустыней Конан преодолел  на  одиннадцатый  день
после выезда из Дамаста. Эта граница не была четкой и определенной; просто
последнее время равнина, по которой он  странствовал  верхом  на  мохнатом
гирканском  коньке,  становилась  все  более  засушливой   и   каменистой,
неприветливой, жаркой и угрюмой. Сочные травы жухли,  сменяясь  верблюжьей
колючкой и  жалким  кустарником;  деревья,  изредка  попадавшиеся  прежде,
исчезли совсем; зато теперь встречались большие  участки  почвы,  покрытые
песком или мелким щебнем. Даже небо изменилось: над травянистой степью оно
было голубовато-блеклым, сейчас же  цвет  его  начал  отдавать  желтизной,
словно в нем, как в огромном вогнутом  зеркале,  отражались  раскинувшиеся
где-то впереди застывшие волны барханов.
     И  все  же,  несмотря  на  постепенность  и   неопределенность   этих
изменений, существовал некий условный рубеж, отделявший степь от пустыни -
особенно обширная полоса каменистой  почвы,  протянувшаяся  с  востока  на
запад на несколько дней пути. Добравшись  до  нее,  Конан  разыскал  руины
старой башни, торчавшие подобно изломанным зубам на  плоской,  выровненной
человеческими руками вершине холма - знак, о котором рассказывал Рагар. От
этой разрушенной древней  твердыни,  сложенной  неведомо  кем  и  неведомо
когда, путь его лежал прямо  на  север.  По  утверждению  аргосца,  Конану
теперь предстояло идти день за днем, словно убегая от солнца - так,  чтобы
его лучи светили в затылок. Если он не собьется с дороги, не  высохнет  от
жажды, не умрет от голода или змеиного укуса, не станет  жертвой  внезапно
налетевшего самума, не канет в зыбучих песках - словом,  если  он  вынесет
все эти тяготы и мучения,  то  рано  или  поздно  увидит  вздымающуюся  на
горизонте горную цепь, будто бы подпирающую небеса, а перед ней - огромный
потухший вулкан с пологими коническими склонами и иззубренной вершиной. Он
будет серо-коричневым, угрюмым и бесплодным - таким же, как  раскинувшийся
за ним хребет; однако у самого подножья внимательный  глаз  заметит  яркую
полоску зелени, словно нанесенную исполинской кистью на  скальный  выступ.
Там - вода, деревья и травы; там - спасение от зноя, отдых  после  долгого
пути; там - обитель наставника, и добравшийся до нее будет жить.
     Конан давно вызубрил наизусть все эти приметы и, разбив под  курганом
свой последний лагерь в степи, уже не прикидывал про себя,  велик  ли  сад
Учителя и с какого расстояния можно его разглядеть. Уставившись  бездумным
взглядом в костер, он сидел, обхватив колени; в пламени  плясали  огненные
саламандры, пытаясь прогнать ночной мрак,  мохнатая  лошадка  похрустывала
травой, еле слышно журчал ручеек - последний источник воды  по  дороге  на
север. Темное небо нависало над его стоянкой, и звезды, горевшие в вышине,
казались искрами костра, улетевшими в безбрежную даль,  в  таинственное  и
непостижимое  пространство,  в  котором  властвовали  боги.  Благостные  и
злобные, ревнивые и безразличные, все они владели могуществом и  силой,  в
сравнении с коими  человек  не  значил  ничего.  Даже  властелин  огромной
державы, повелитель тысяч и тысяч!  Тем  более,  нищий  странник,  одиноко
бредущий в бескрайней степи...
     На миг острое ощущение собственного ничтожества охватило  киммерийца.
"Ты зрелый муж, но не свершил еще ничего великого..." - сказал ему  Рагар,
и это было правдой. В  юности  он  жаждал  благ,  которые  могло  принести
богатство - женщин, вина, хорошей одежды, драгоценного оружия, всего,  что
продавалось и покупалось за золото... Что ж, немало золота  прошло  с  тех
пор через его руки! Немало женщин делили с ним  постель,  немало  отличных
клинков обломал он о вражеские щиты!  Вино,  еда,  резвые  кони,  шелковые
плащи, увесистые кошельки - все это было, и все это он не сумел  удержать,
ибо полагался лишь на свою силу, храбрость и варварское хитроумие. Но силе
его  противостояла  еще  большая  сила,   храбрости   -   многочисленность
противников, а  природному  хитроумию  -  изощренное  коварство  и  тайные
искусства, в которых он был несведущ.
     Да, он побеждал! Он сражался не только  с  людьми,  но  и  с  жуткими
тварями, явившимися с потусторонних Серых Равнин  или  посланных  Сетом  в
наказание  миру!  Нередко  под  его  рукой  сбивалась  сотня-другая  лихих
молодцов,  и  он  на  время  превращался  в  князя,  капитана  или  вождя,
властителя горных перевалов, степного простора или морских дорог... Он вел
своих людей вперед, рубил и резал, захватывал крепости или  корабли,  брал
добычу!
     Но побеждал ли? На деле все его победы оборачивались поражениями, ибо
в конечном счете не приносили ни богатства, ни устойчивого  положения,  ни
власти...
     Власть!
     Он вкусил  этот  яд  в  полной  мере,  командуя  отрядами  наемников,
разбойничьими шайками или разгульной неистовой пиратской вольницей. Но  то
была малая власть - власть, позволявшая ограбить  караван  или  купеческое
судно, взять на щит небольшой  городок,  уничтожить  соперничающую  банду.
Однако он уже догадывался, что в этом мире власть  решала  все;  она  была
важней богатства, грубой силы и хитрости, важнее острых копий и закаленных
клинков. Правда, требовались  и  сила,  и  хитрость,  и  богатство,  чтобы
захватить власть - _н_а_с_т_о_я_щ_у_ю_ власть, позволявшую владычествовать
над душами людскими, над странами  и  городами,  над  богатыми  землями...
Воистину, достичь такой власти - великое деяние!
     Но для великого деяния  нужна  была  и  великая  Сила.  Возможно,  со
временем он обнаружил бы ее в себе самом, в  собственной  своей  душе,  но
сейчас ему казалось, что проще получить ее из рук  наставника,  обучавшего
достойных Искусству Убивать. Это мастерство также являлось великим  -  ибо
как еще проявляется истинная сила? Сила, в его  варварском  представлении,
была нерасторжимо связана с убийством, выражавшим телесную и духовную мощь
наиболее отчетливо и ярко. В хайборийском  мире  убивали  все:  солдаты  и
разбойники - сталью, камнем и бронзой, властители - клинками своих воинов,
маги - тайным чародейством, более страшным,  чем  разящее  железо.  Убитый
всегда был неправ, победитель же получал все - и богатство, и славу. Таков
был  порядок  вещей,  и  оставалось  лишь  гадать,  то  ли  его  установил
пресветлый Митра, то ли сам великий бог - как и все его союзники и враги -
подчинялся этому древнему распорядку. В конце концов, каким бы могуществом
он не обладал, и у него, похоже, не хватало сил тягаться со смертью...
     Вздрогнув, Конан передвинулся поближе к костру - несмотря на  палящий
дневной жар, ночи в степи были холодными. Пламя, быстро пожиравшее  тонкие
ветви кустарника и пучки сухой травы, металось перед ним, вытягивая  вверх
то жаркий рыжий язык, то колеблющийся трезубец; оно было жгучим, опасным -
и все бессильным против твердости камня и обманчивой мягкости песка. Не то
что молнии, которые умел исторгать Рагар!
     И не только он. Теперь киммериец  припомнил  еще  одно  имя,  скрытое
давностью лет, припорошенное пылью  времени...  Фарал!  Странник  в  сером
плаще, который встретился ему на берегах Вилайета то ли тринадцать, то  ли
пятнадцать лет назад... Правда, молнии его были нацелены не в  камень,  но
сраженный ими человек казался крепче гранитной скалы! Теперь, спустя  годы
и годы, Конан понимал, что почтенный Неджес из Шандарата, вполне возможно,
являлся не самым могучим чародеем - из тех, что  встречались  ему  в  иных
странах и в иные времена. Но с этим стигийцем его связывала память юности,
представление об ужасе и бессилии, испытанным едва ли не впервые...  Такое
не  забывается!  Лишь   дремлет   до   поры,   готовое   вспыхнуть   ярким
воспоминанием, жгучим, как пламя костра...
     Фарал убил колдуна огненной  стрелой,  беззвучно  вылетевшей  из  его
ладони...  А  Рагар  смог  усмирить  разбушевавшихся  подземных   богов...
Конечно, он и сам погиб, но разве можно сравнивать мощь тех, кто  способен
залить лавой целый остров, с жалким чародейством стигийца Неджеса!  Разные
силы, разный и результат... Фарал  раздавил  черного  мага  словно  крысу,
одним небрежным ударом - и остался жив; Рагар сражался с грозными демонами
вулканов,  и  погиб...  Но  он  сумел  загнать  их  обратно   в   огненную
преисподнюю!
     Между Фаралом и Рагаром маячила еще чья-то невысокая ладная  фигурка,
чье-то лицо с  веселой  улыбкой  на  пухловатых  губах.  Долгая  дорога  и
раздумья в одиночестве просветляют память,  и  Конану  уже  не  надо  было
напрягаться: он знал, кто пожаловал к нему в гости.
     Малыш! Бритунец, Маленький Брат!
     Этот, по-видимому, не владел таинственной Силой Митры, но был на диво
сообразительным. Сейчас он казался киммерийцу не  слабее  двух  остальных;
там, где  Фарал  с  Рагаром  добивались  своего  колдовством,  малыш  брал
ловкостью и редкостным хитроумием. К тому же, он превосходно владел мечом!
     Впрочем, все трое обращались с  оружием  так,  словно  клинки  еще  в
детстве приросли к их ладоням. Сейчас, будучи в зрелых  годах,  Конан  мог
оценить их мастерство, равного коему ему не  доводилось  видеть.  Да,  эта
троица смогла бы шутя разметать отряд немедийских меченосцев или  полсотни
телохранителей императора Турана!
     Киммерийца, однако, не столь  прельщало  это  неподражаемое  воинское
искусство, как сокрушительное могущество  молний  Митры.  Удастся  ли  ему
овладеть огненной стихией, частицей  божественной  силы,  которой  Великий
Податель Жизни делился с избранными? Да и  захочет  ли  наставник  обучить
сему?
     Ум варвара, практичный и здравый, расчислил все наперед,  подсказывая
цель, к которой  стоило  стремиться.  Конечно,  телесная  мощь,  ловкость,
неутомимость и совершенное владение оружием давали власть - ту, которой он
обладал уже не  раз,  власть  над  десятками  или  сотнями  людей,  власть
капитана, предводителя,  мелкого  вождя.  Но  молнии!  Таинственная  Сила,
нисходившая с  небес,  с  помощью  которой  можно  было  дробить  скалы  и
расправляться с черными колдунами! Да  и  не  только  с  ними  -  с  целым
воинством, если на то пошло!
     Подобное сказочное могущество делало доступной  уже  иную  власть,  к
коей он стремился в последние годы. Он мог сокрушить  любого  из  смертных
владык, забраться на любой трон! Зингары  или  Заморы,  Аргоса  или  Шема,
Немедии или Офира... Даже великого Турана или великой Аквилонии!
     Обеты... Да, Конан помнил об этой клятве, про которую  толковали  все
три Ученика - аквилонец Фарал, аргосец Рагар и  этот  малыш  из  Бритунии.
Наставник требует, чтобы овладевший Великим Искусством применял его только
при обороне либо уничтожая Зло... Но что есть Зло? Жестокий правитель, вне
всякого сомнения! Таких правителей вокруг  имелось  немало,  и  Конан  был
готов сменить любого. Каждого, кто обладал властью  над  десятком  богатых
городов, плодородными землями, замками и сильным войском!
     Кроме того, клятвы и обеты  его  не  пугали.  Слова  всегда  остаются
словами, и даже имя бога, как бы скрепляющее обещание, всего  лишь  слово,
не более того. Боги же, по большей части, невнимательны  к  мелочам;  даже
сам человек  значит  для  них  не  слишком  много  -  что  уж  говорить  о
произнесенных им обетах! Возможно, они имеют значение для магов и  жрецов,
но никак уж не для воинов! Деяния воина можно трактовать и так, и этак,  в
зависимости от ситуации и обстоятельств - тем более, воина-победителя... К
примеру, - думал Конан, сидя у костра в пустынной степи, - что произойдет,
если он, завладев Аргосом  или  Шемом,  двинется  с  армией  в  стигийские
пределы и разорит дотла страну проклятых колдунов? С  одной  стороны,  это
будет нападением; с другой - он  уничтожит  гнусных  поклонников  Сета  во
славу пресветлого Митры! Разве Податель Жизни покарает его за это?  Сочтет
учиненную им резню нарушением клятвы? Очень и очень сомнительно...  Ибо  в
одном боги похожи на людей: каждый из них алчет низвержения соперника.
     Кстати, ни Фарал, ни Маленький Брат ничего не ведали о каре,  которой
Митра подвергал провинившегося. Кара  существовала,  но  какой  она  была,
никто не знал - в том  числе  и  Рагар,  от  которого  киммерийцу  удалось
почерпнуть  большую  часть  сведений.  Рагар  однажды  проговорился,   что
конкретный вид божеского наказания  совсем  не  интересует  Учеников;  они
соблюдали клятвы не из страха перед Митрой, а из любви к нему.  Видно,  по
этой причине никто и никогда не был наказан, ибо обет принимался от  всего
сердца и нарушение его означало для Ученика  духовную  смерть  -  то  есть
такую участь, которая была страшней любой божественной кары.
     Конан не верил в эти бредни; он твердо знал, что за каждый  проступок
полагается совершенно определенное воздаяние.  Так,  конокрадов  в  Туране
разрывали  лошадьми,  грабителей  в  Немедии   вешали,   а   в   Аквилонии
четвертовали,  аргосские  власти  казнили   пиратов   путем   милосердного
усекновения головы, а в Шеме их сажали на кол.  Если  Митра  не  соизволил
объявить наказание отступнику, то, вероятней  всего,  такового  просто  не
существовало,  и  Великий  поступил  с  истинно  божественной   мудростью,
припугнув на всякий случай и кончив этим дело. Но даже если бы Он и  хотел
покарать, то откуда станет ему известно о проступке?  И  как  Он  выдернет
провинившегося из огромного человеческого муравейника, расплодившегося Его
попущением на земле?
     Такие мысли крутились в голове у  Конана  на  всем  длинном  пути  от
Аргоса до этого кургана с  разрушенной  башней,  торчавшего  в  гирканской
степи  в  одиннадцати  конных  переходах  от  Дамаста.  И  чем  дольше  он
раздумывал на подобные темы, тем больше уверялся,  что  может  не  бояться
карающей руки  пресветлого  бога.  Другое  дело,  если  сам  наставник  не
пожелает учить его Великому Искусству...  Тут  ему  оставалось  полагаться
только на свой дар убеждения или удачу.


     Три луны назад  Конан,  вернувшись  с  далекого  острова  в  Западном
океане, покинул "Громовую Стрелу" у аргосского  побережья,  неподалеку  от
Мессантии. Обратная  дорога  к  материку  оказалась  небесприбыльной:  ему
удалось взять пару купцов. У одного трюм  был  набит  винными  бочками,  и
киммериец его отпустил, пополнив лишь свои запасы спиртного; второй вез  в
Стигию шелка, жемчуг и дорогие изделия из бронзы  и  серебра,  по  каковой
причине  сначала  попытался  скрыться,   а   затем   оказал   ожесточенное
сопротивление. Конан  со  своими  людьми  вырезал  всех,  а  затем,  когда
драгоценный груз оказался на  борту  "Стрелы",  велел  поджечь  купеческий
барк.
     Пиратскую галеру, вместе  с  большей  частью  добычи,  он  оставил  в
наследство косоглазому  Сандаре.  Новому  капитану  досталась  все,  кроме
строптивицы Каллы, чем он был изрядно  огорчен;  но  в  Мессантии  нашлось
столько свободных красоток, что Сандара, добравшись туда, через  день  уже
не вспоминал о стигийке.
     Конан же полагал, что девушка, оставшись на Кардале, избавила его  от
множества хлопот. Возможно, ей  не  захотелось  бы  становиться  подружкой
Сандары,  и  она  пожелала  б  сопровождать   прежнего   возлюбленного   в
странствиях... Что бы он тогда делал? Попутчики - а тем более попутчицы  -
Конану были не нужны; он твердо  решил  добраться  до  Учителя  и  освоить
чудодейственные искусства, дававшие власть и над холодной  сталью,  и  над
огненными молниями. Ему предстоял долгий путь на восток, и Калла тут  была
лишней обузой. Действительно, что бы он  стал  с  ней  делать?  Разве  что
продал в хорошие руки на невольничьем рынке в Офире или Шеме...
     Итак, он отправился в дорогу один, с туго набитым кошельком у пояса и
мечами Рагара за спиной.  Клинки  он  почитал  главным  своим  богатством,
памятуя многозначительные слова аргосца -  мол,  это  не  простое  оружие;

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг