- Добрая слава об этом бежит впереди тебя верным псом, но страшная
кара за сделанное крадется за тобой по пятам, как медведь-людоед. Зачем
ждать, пока он встанет на дыбы за твоей спиной?
Синфьотли побелел и схватился за грудь. Но не страх был тому
причиной, смертная тоска по Соль вдруг овладела им, да так, что он
запрокинул голову и глухо простонал, невидящими глазами глядя в белесое
снежное небо. В этот миг он не был больше собой. Он словно вселился в тело
своего брата. Синфьотли не просто знал, что делает сейчас Сигмунд. Он
б_ы_л_ Сигмундом.
Он стоял посреди двора дома высокородной Сунильд над окровавленным
телом своей дочери и, не веря своим глазам, вглядывался в ее мертвые
черты. Нос уже заострился, скулы выступили, щеки ввалились. Снег как будто
исхлестан красной плеткой - это следы от окровавленных прядей волос.
Длинных золотых волос красавицы Соль.
Сигмунд закричал, падая в снег возле трупа девушки. Он обхватил
руками ее раскинутые ноги и прильнул ртом к коленям. Смертельный холод
встретили его губы там, где прежде встречали жар. Стройный белокурый
человек зарычал, - скаля зубы. Из угла его рта потекла слюна. Изнемогая от
тоски, тихо повизгивая, как пес, потерявший хозяина, Сигмунд скорчился
рядом с мертвой Соль. Судорогой свело его руки, жадно схватившие убитую за
плечи. Затем он приподнялся, вгляделся в ее прекрасное лицо и несколько
раз приложился к раскрытому рту, точно надеясь вдохнуть в нее жизнь. Соль
оставалась неподвижной.
- Кто убил тебя? - спросил он.
Она не ответила. Он знал, что она уже не ответит ему. И тогда он
сдался. Когда Сунильд вышла на крыльцо, она увидела, что Сигмунд, потеряв
голову, визжит и лижет зияющую рану на животе ее мертвой внучки.
- Что с ним, господин граф? - спросил один из дружинников, когда
Синфьотли безвольно опустился на снег возле ног лошади Амальрика.
Мальчик дернул поводья, и лошадь отступила на несколько шагов.
- Возьмите его в седло, - распорядился он. - Это обморок. Боюсь, что
рано или поздно вервольф придет за ним.
- Вервольф убит, - возразил кто-то.
Не оборачиваясь, Амальрик сказал:
- Их было двое. Я сам видел. Второй придет отомстить. Возьмите его в
седло, я сказал, и отвезите ко мне домой.
- Это неразумно... - начал тот же голос, но мальчик уже разворачивал
свою лошадь.
- Позвольте мне самому решать, - коротко бросил он на ходу.
Низко висела над равнинами ущербная луна. С кинжалом в руке Сигмунд
стоял на том самом месте, куда впервые вызвал к себе Соль. Точно так же
торчал перед ним пень, оставшийся от старого дерева, и ему показалось, что
еще немного - и появится вдали легкая тень бегущей девушки.
Он опустил веки, а когда снова поднял их, в глазах уже горел
дьявольский красный огонь. Не задумываясь больше, он поднял кинжал и
вскрыл себе вены. Кровь хлынула на камень, украшающий рукоять, и впиталась
в него, как в губку. Потоки алого света залили снега далеко вокруг
Сигмунда. Не обращая внимания на то, что кровь стекает по рукаву, он
воздел руки к луне и начал звать:
- Отец мой, Младший Бог, не имеющий еще мужского имени! Вот льется
твоя кровь, и клянусь, вся она уйдет в эти снега и растает под весенним
солнцем, если ты не откроешь мне того, что я хочу знать. Я уже мертв и мне
недолго осталось, но перед тем как уйти навсегда, я должен отомстить, и ты
мне поможешь...
Он замолчал. Горло у него перехватило. Ветром несла по равнине
поземку, и ему опять почудилась легкая, быстрая фигурка девушки, спешащей
на его зов. Тишина опустилась на равнину. Казалось, даже ветер смолк. И
вдруг под небом прокатился глухой, низкий голос, который проникал прямо в
душу, минуя слух. Мощные вибрации этого тяжелого голоса отдавались во всем
теле, и у Сигмунда было впечатление, будто даже кости загудели.
- Кто ты, посмевший угрожать мне?
- Я твой сын! - крикнул Сигмунд и снова прислушался.
Там, наверху, наступила пауза, как будто некто невидимый вглядывался
в маленькую человеческую фигурку, застывшую в неподвижности. Затем голос
вздохнул.
- Да, я узнал твою кровь. Твоя мать была холодна, как лед, и я не
захотел больше посещать ее. Ты - Сигмунд, сын похоти и безразличия.
- Да, это я, отец.
- Густа наша кровь, и негоже ей пропадать. Останови ее.
- Как мне сделать это, отец? Я вскрыл себе вену.
Младший Бог, казалось, задумался. Потом проговорил:
- Ты должен захотеть.
Сигмунд опустил голову.
- Я хочу, - тихо сказал он, обращаясь к черным каплям, бежавшим с его
запястья на снег. - Остановитесь. Я хочу сохранить вас в своих жилах.
Но капли продолжали падать одна за другой.
Сигмунд бросил кинжал и упал на колени, припадая губами к запястью.
- Остановись, - отчаянно крикнул он своей крови. - Отец, помоги мне!
- Нет, - пророкотал голос, разливаясь под небом. - Эта кровь старше
меня. Если она не слушается тебя, то и до моих приказов ей не будет
никакого дела.
- Отец, - прошептал Сигмунд. - Иди ко мне. Хоть раз в жизни я хотел
бы увидеть тебя...
Он замолчал, стиснув зубы, чтобы они не стучали. Прошло еще несколько
минут. Все вокруг молчало, но Сигмунд чувствовал на себе нечеловеческий
взгляд, от которого некуда было скрыться. Словно все небо, раскинувшееся
над ним, наблюдало за Сигмундом тысячами глаз.
Потом направление взгляда сместилось. Только что тот, кто следил за
ним, был наверху, и Сигмунд улавливал его присутствие макушкой, и вот уже
невидимые глаза смотрят ему в спину...
Вдали показалась человеческая фигура. Кто-то медленно шел по равнине,
и снег вился вокруг ног человека, точно он был закутан в необъятную мантию
и путался в просторном подоле. Чем ближе он подходил, тем более
внушительным и страшным казался. Сигмунд стоящий на коленях, смотрел, как
перед ним вырастает черный силуэт широкоплечего человека. Он был очень юн
и ослепительно красив. На тонком лице едва пробилась первая борода.
Сощуренные светлые глаза смотрели холодно и безучастно. И было что-то в
его лице такое, что заставляло вспомнить о Соль.
- Отец, - повторил Сигмунд.
Юный Бог казался намного младше своего смертного сына.
Он опустился рядом с Сигмундом на колоны и взял его за руку. Долго
всматривался он в беспрестанно бегущие тяжелые капли крови, улыбаясь, как
будто встретил после разлуки старого друга. Создавалось впечатление, что
до самого Сигмунда ему нет никакого дела.
- Спаси меня, отец, - прошептал Сигмунд. - Я должен отомстить.
- Говори, - велел Младший Бог и посмотрел ему в глаза. Мертвенный
холод пронзил Сигмунда, когда он встретил этот взгляд. Но он заговорил,
чувствуя, что слабеет с каждой минутой.
- У меня была дочь. Я зачал ее обманом, подобно тому, как много лет
назад зачал меня ты. Моя девочка, Соль с золотыми волосами.
- Да, - отозвался Младший Бог, - я помню ее. Слабое, несчастное
создание, обреченное на смерть.
- Она мертва. Они убили ее. Они вонзили деревянный - кол прямо ей в
живот. У нее был гладкий красивый живот, как чаша цветка, только что
расцветшего посреди реки... Я нашел ее на рассвете мертвую, и она уже не
ответила мне, кто сделал это.
- Я могу дать тебе ответ, - медленно проговорил Младший Бог. - Но
зачем? Какой прок тебе в том, чтобы узнать это?
- Я отомщу, - сквозь зубы процедил Сигмунд. - Клянусь, я отомщу.
- Ты уже не успеешь, - сказал Младший Бог и взял своего сына за руку.
- Ты умираешь, Сигмунд.
- Имя, - настойчиво повторил раненый, но божество, погруженное в свои
размышления, даже не расслышало его просьбы.
- Слишком много в тебе от человека, - задумчиво произнес Младший Бог.
- Странное, непонятное племя. Даже когда ты был волком, ты оставался
человеком. Ты не мог забыть этого ни на миг. Скажи мне, хорошо быть
человеком?
- Не знаю, - с трудом сказал Сигмунд. - Не понимаю.
- Что чувствуют люди? - продолжал допытываться юноша. - Я никогда не
понимал этого. Что ты чувствуешь, Сигмунд? Ответь мне - и я скажу тебе,
кто убил твою дочь!
Сигмунд слегка пошевелился и приложил ладонь ко рту, отирая слюну.
- Боль, - сказал он. - Я чувствую боль. Теперь твоя очередь отвечать.
Кто вонзил деревянный кол в живот моей дочери?
- Твой брат Синфьотли - вот кто сделал это.
Сигмунд вдруг разом ослабел и опустился всем телом на снег, уже не
ощущая холода. Младший Бог уложил его голову себе на колени.
- Да, ты похож на меня, - сказало юное божество, склоняясь над своим
умирающим сыном и рассматривая его лицо с холодным любопытством. - Жаль,
что я плохо знал тебя раньше..
Он приложил к губам раненое запястье и отпил немного крови.
Сигмунд забился, как пойманный зверь.
- Что ты делаешь, отец?
- Хочу узнать тебя поближе. - Прекрасное молодое лицо улыбнулось ему
ртом, который стал больше и утратил очертания, запачкавшись кровью.
Сигмунд вдруг заплакал. Слезы сами полились из его глаз, никогда
прежде не знакомых с их тягостной горечью, и удивительно было этому
суровому человеку плакать. Младший Бог отер его щеку и лизнул свою ладонь.
- Что это? - спросил он удивленно. - Мои дети никогда прежде не
источали такой жидкости.
- Наверное, слезы, - ответил Сигмунд. - Отец, помоги мне.
- Не могу. Говорю тебе, не все в мире мне подвластно. Скажи, твоя
дочь была красива?
- Она была похожа на тебя.
- Я никогда не видел ее. Только слышал. Тихий, слабый призыв. Иногда
я откликался. В последнее время призыв стал громче.
- Она пролила свою кровь на твой камень.
- А! Значит, я слышал истинный голос. Я хочу увидеть ее лицо,
Сигмунд.
- Отомсти за нас, - шепнул Сигмунд.
Младший Бог, не отвечая, встал на ноги. Голова умирающего бессильно
упала в снег. Юноша встал и повернулся к умирающему спиной. Новая мысль
целиком овладела им, и он успел забыть о своем сыне. Быстрым шагом он
двинулся прочь, направляясь в сторону города. Он шел легко, и казалось,
что его обутые в меховые сапоги ноги ступают не по снегу, а касаются
легкой поземки, не снисходя до соприкосновения с землей.
Лежа на боку и глядя на свою вытянутую вперед раненую руку, Сигмунд
смотрел и смотрел, как по капле уходит из его тела жизнь. Потом сладостная
легкость завладела им, он закрыл глаза, и тишина снизошла на его
беспокойную душу.
Дом высокородной Сунильд был полон света. В каждой комнате горела
лампа. Трещали факелы в пиршественном зале. Смрадно чадило масло в лампах
в узких переходах. Тонкий дым поднимался от сосновых лучинок, когда они
прогорали.
Соль, одетая в подвенечное платье, лежала на столе. Четыре золотые
чаши стояли по четырем углам тяжелого пиршественного стола, в них
искрилось красное вино - лучшее вино из погребов этого богатого дома.
Украшения - драгоценные камни, золотые броши, браслеты, перстни, наборные
пояса - лежали, наваленные кучей, в ногах мертвой девушки. Свет факелов
играл на гранях камней, отбрасывая разноцветные отблески на светлый подол
ее платья. Волосы девушки Сунильд своими руками спрятала под головной
убор, украшенный каменьями. Когда собралась вдевать тяжелые серьги,
вспомнила, что у Соль не проколоты уши. Осторожно, словно опасаясь
причинить покойнице боль, проткнула мочки ушей длинной иглой и украсила ее
серьгами, подарком покойного мужа.
Эта одежда и водопад драгоценностей немного смягчили выражение
смертной муки, застывшей на лице Соль. Сунильд не спешила. Завтра на
рассвете она запалит свой дом и предаст огню все, на чем лежало проклятие
богов. В том числе и себя самое. Но нынешняя ночь у нее еще осталась, и
есть время подумать, перебрать ушедшие годы, точно крупные жемчужины на
нитке.
Она села за стол, задумалась. В доме царила мертвенная тишина, и
треск факелов лишь подчеркивал ее, не нарушая. Неожиданно старая женщина
поняла, что кто-то смотрит на нее из темноты, и, не оборачиваясь, резко
приказала:
- Входи.
Почти мгновенно послышались тяжелые шаги. Кто-то массивный перешагнул
порог, постоял секунду-другую и двинулся к ней. Сунильд сидела не шевелясь
и смотрела, как на стене перед ней растет тень.
- Ты не мой сын, - сказала она наконец.
- Нет, - отозвался тяжелый голос, и старая женщина задрожала. -
Встань, Сунильд и обернись ко мне. Я хочу увидеть, какой ты стала.
Говорят, люди живут недолго и очень быстро стареют.
- Это правда, - сказала Сунильд, которую почему-то ничуть ни удивили
слова незнакомца. Она чувствовала их глубокую внутреннюю правду: тот, кто
говорил это, действительно был удивлен.
Сунильд поднялась и обернулась. В свете факелов она увидела лицо
юноши, почти мальчика, с широко расставленными глазами, светлыми и
наглыми. Было в нем что-то нечеловеческое. Может быть, это впечатление
вызывала пугающая правильность его черт. А может быть, то, что он был
немного крупнее любого человека. Самую малость, чуть-чуть, но именно это
неуловимое "чуть-чуть" и заставило ее содрогнуться.
- Подними голову, чтобы я мог получше рассмотреть тебя, - сказал он,
и она повиновалась. Он протянул руку и коснулся ее виска ледяным пальцем.
Сунильд показалось, что холод проник до мозга ее костей. Она стиснула
зубы, чтобы не закричать.
- Что это? - удивленно спросил юноша. - Здесь, возле глаз, какие-то
складочки.
- Это морщины, - сказала Сунильд. - Кто ты?
- Однажды ночью я пришел к тебе, и ты была моей, - сказал он просто,
и опять она почувствовала, что он не лжет ей и не хочет оскорбить. Он
просто констатирует.
- Я принадлежала только своему мужу.
- Я приходил к тебе после того, как твоего мужа задрал вепрь, -
возразил юноша. - Ты была очень красива, Сунильд. Видишь, я даже вспомнил
твое имя. Сунильд-Ледышка. Удивляюсь, как мое семя не превратилось в
сосульку, оказавшись в твоем лоне. Какая ты была холодная, женщина! Больше
я никогда не приходил к тебе.
- Как твое имя? Кто ты? - повторила она, слабея.
- У меня нет имени, - ответил юноша, - я всего лишь Младший Бог.
Много веков пройдет, прежде чем отрастет моя борода. А почему ты дрожишь?
Ты уже старая, ты скоро умрешь - я не трону тебя.
- Я не боюсь тебя, - ответила Сунильд - Мне уже все равно. Скажи,
мальчик, это от тебя я понесла Сигмунда?
- Да, - ответил он. - Из него получился хороший воин. Я доволен им.
- О да, - сказала Сунильд. - Он был моим любимым сыном. Но он погиб в
сражении с киммерийцами. А потом вернулся. И я возненавидела его.
Младший Бог смотрел на нее с интересом.
- За что? - спросил он и добавил совсем по-детски: - Я никогда не
понимал людей. Твой сын вернулся сильнее, чем ушел. Он стал великим. Он
преклонялся перед тобой. С его помощью ты могла бы стать владычицей этого
города.
- В нем было что-то нечистое, - сказала старая женщина. - И я
отвергла его. Он замарал мою внучку, несчастное, невинное дитя.
- Замарал? - Младший Бог выглядел растерянным. - Что ты хочешь этим
сказать?
- Я думаю, что он обесчестил ее, после чего она предалась ему душой и
телом и вместе с ним стала творить злодеяния.
Младший Бог покачал головой.
- Я не знаю, какие у них были отношения, - сказал он. - Когда они оба
были волками, они могли позабыть о том, что они родня. Но ему не нужно
было овладевать ею, чтобы вовлечь ее в круг своей жизни.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг