свою смерть. Конан не желал принимать помощи от врага.
Синфьотли в последний раз осмотрел повязку и выпрямился.
- Скоро все будет в порядке. На тебе все заживает быстро, как на
собаке.
Ноздри пленника дрогнули и раздулись - больше ничем он не мог
выразить свою злобу. В синих глазах полыхнул огонь. Синфьотли прищурился с
откровенной насмешкой.
- Я ведь все равно получу от тебя свое, малыш, - сказал он. - Не
воображай, что я добиваюсь твоего доверия. Мне вовсе не нужно, чтобы ты
меня любил. Мне нужно только одно: чтобы ты был здоров и хотел убивать. Не
хочешь ли перекусить?
Асир порылся в своем мешке и вытащил краюху серого хлеба. Он разломил
хлеб пополам и поднес к носу Конана.
- Это последний хлеб, мальчик. Ты недурно сэкономил мои припасы,
добровольно отказываясь от еды, но, по-моему, пора уже остановиться. Через
день или два мы будем уже в Халога. Поешь. Если ты действительно хочешь
убить меня, тебе понадобятся силы.
Конан скосил глаза на хлеб. Запах проникал в его сознание и сводил с
ума. Вся молодая, здоровая натура пятнадцатилетнего юноши бунтовала против
его упрямого стремления уморить себя голодом.
Синфьотли вынул кляп изо рта пленника.
- Так ты будешь есть? - повторил он свой вопрос.
- Будь ты проклят, - сипло, с трудом выговорил Конан, еле ворочая
распухшим языком. Он жадно схватил зубами хлеб и начал заглатывать кусок
целиком, содрогаясь всем телом и давясь как изголодавшийся пес. Асир,
усмехаясь в усы, поднес к его рту флягу с вином. Конан сделал большой
глоток и захлебнулся. Часть вина пролилась, запятнав покоробившуюся от
засохшей крови куртку варвара. Конан кашлял и задыхался, чувствуя, что его
вот-вот стошнит.
Щуря свои светлые, почти бесцветные глаза, асир наблюдал за юношей с
насмешливым сочувствием. Конан бесился под этим взглядом. Слюна потекла у
киммерийца по подбородку, но он даже не заметил этого.
- Еще хлеба? - предложил асир и опять поднес ко рту Конана краюху.
Тот потянулся и клацнул в воздухе зубами. Синфьотли засмеялся.
Асиры, готовившиеся к ночлегу и разводившие костры, на минуту
оторвались от повседневной работы, чтобы поглазеть на неожиданную потеху.
Громче других заливался толстый Торир.
- Эй, Синфьотли, тебе достался щенок от славной суки! - кричал он. -
Корми его получше, только и всего! Ишь как лязгает! Того и гляди, руку
откусит!
Конан метался, насколько позволяли путы. Из его горла вырывалось
глухое рычание. Запах хлеба все сильнее дразнил его. И, как еще вчера он
страстно мечтал о смерти, так в это мгновение он исступленно хотел жить.
Жить, чтобы набраться сил и в один дивный, желанный миг своими руками
разорвать желтоволосого асира. Ему нужно быть сытым. Он будет жить и
убивать.
Конан снова дернулся, стараясь ухватить кусок хлеба. На этот раз
Синфьотли оказался менее проворным, и острые зубы киммерийца вонзились и в
хлеб, и в державшую хлеб руку. Синфьотли закричал и разжал пальцы. Из
укуса потекла кровь. Под общий смех Конан проглотил отвоеванный кусок.
Вытирая кровь о штаны, Синфьотли левой рукой выломал сук с дерева, к
которому был привязан его пленник.
- Ах ты, Медвежонок, - выговорил он сквозь зубы. - Из тебя получится
добрый медведь. Мне нравится твоя строптивость, но это вовсе не значит,
что ты не будешь за нее наказан.
Асир размахнулся и огрел Конана палкой по здоровому боку. В ответ
молодой варвар вскинул голову и, глядя прямо в бешеные глаза Синфьотли,
громко и звонко расхохотался, блестя белыми крепкими зубами.
2
Стены Халога были уже видны в свете луны с холма - грубо сложенные
необработанным булыжником стены, за которыми притаились приземистые дома с
крошечными окошками, либо вовсе без окон, - когда в лагере асиров
послышался голос:
- Синфьотли! Тело твоего брата! Оно исчезло!
Пленивший Конана асир вскочил как подброшенный, хотя перед этим он
лежал, развалившись на теплом лапнике, и грыз хвою.
Арнульф Сверчок - тот самый тощий парень с изуродованным лицом, что
потешался над глухонемой девушкой, - стоял возле волокуш, к которым были
привязаны тяжелораненые, и растерянно смотрел на валявшийся в снегу плащ
убитого Сигмунда.
- Куда он мог деться, Синфьотли? - снова заговорил Арнульф. - Ведь
тело было крепко привязано. Не могли же мы потерять его.
Синфьотли побелел как полотно.
- Уже несколько дней миновало, как Сигмунд мертв, - прошептал он. -
Боги, не мог же он подняться и уйти...
Арнульф сморщил нос.
- Вот уж точно. Много я перевидал в жизни мертвецов, и ни один из них
не имел привычки разгуливать.
Синфьотли упал на колени возле волокуш и начал отчаянно разрывать
снег руками, однако поиски ничего не дали. Он осматривался по сторонам, но
никаких следов хищного зверя, который мог бы украсть тело, видно не было.
Наконец Синфьотли рухнул лицом вниз, словно хотел вцепиться в мать-землю
зубами, и глухо простонал:
- Сигмунд!..
- Кого это ты зовешь? - с любопытством поинтересовался другой асир,
немолодой приземистый человек по имени Ордегаст.
- Тсс! - отозвался вместо Синфьотли насмешник Арнульф. - Он призывает
своего сбежавшего брата. Просит перестать дурить и вернуться обратно, на
волокуши.
- Сбежавшего? Что ты мелешь Арнульф! Ведь Сигмунд умер... Что-то
случилось?
- Думаю, Синфьотли просто помешался от горя. Веревки, должно быть
ослабли от тряски, вот тело Сигмунда и потерялось где-то в дороге. Жаль,
что он не будет похоронен как положено. Уж кого-кого, а Сигмунда стоило бы
погрести по всем правилам...
- Точно, - кивнул его собеседник.
Арнульф потянул немолодого асира за рукав, многозначительно скосив
глаза на Синфьотли.
- Отойдем подальше, Ордегаст. Не годится нам мешать своей болтовней
безутешному горю.
Ордегаст, которому было хорошо известно, что Сверчок ничего не делает
просто так, пожал плечами и подчинился. Они отступили шагов на двадцать и
оказались неподалеку от связанного Конана. На пленника оба асира не
обращали никакого внимания - он был для них не более чем вещью. А между
тем ни одно слово из их приглушенного разговора не ускользнуло от чуткого
слуха варвара.
- Ну, и зачем ты отвел меня в сторону? - сердито спросил Ордегаст. -
Вечно у тебя какие-то секреты, Арнульф. Точно у женщины-сплетницы.
- Я думал, ты понимаешь, - удивился Сверчок. - Ведь ты сам сказал,
что уж кого-кого, а Сигмунда необходимо было похоронить по всем правилам -
с кровавыми игрищами, тризной и высоким курганом.
- Ну так и что с того? Любой смелый воин заслуживает этого, а Сигмунд
был не только отважен и свиреп, как подобает асиру, он еще и знатного
рода. Что же странного в том, что Синфьотли хотел почтить его погребальным
обрядом?
- Не в том дело, - досадливо отмахнулся Сверчок. - Много лет минуло с
того дня, как ты появился на белом свете, Ордегаст, покинув лоно своей
матери, но ума, как я погляжу, так и не набрался. Подумай сам.
Высокородная Сунильд родила их в один час - Сигмунда и Синфьотли?
- Это известно в Халога всем и каждому, - фыркнул Ордегаст. - Говори
прямо, к чему ты клонишь, Сверчок?
- А к тому я клоню, дружище Ордегаст, что двойня никогда не
появляется на свет просто так. Как от одного отца могут быть зачаты
одновременно два сына?
- Эй, эй, Арнульф, осторожнее. Высокородная Сунильд - одна из самых
строгих и чистых женщин в городе. И хоть она мне не родня, я готов
вступиться за ее честь. - С этими словами коренастый воин тронул рукоять
своего меча. Лицо его приняло свирепое выражение.
- Да нет же, ты не так понял, - Арнульф заговорил торопливо, видимо
испугавшись угрожающего тона своего собеседника. - У меня и в мыслях не
было бросить тень на чистое имя Сунильд. Она и прекрасна, и добродетельна.
Но ведь именно таких женщин и избирают себе в подруги Младшие Боги...
Тут испугался уже Ордегаст. Младшие Боги, беспутные сыновья старого
Игга, не достигшие еще зрелости и не носящие взрослых имен, любили
вмешиваться в людские дела, и даже упоминать о них было небезопасно.
Повисло молчание, в котором слышалось только, как оба асира переводят
дыхание. Наконец Ордегаст снова заговорил, стараясь, чтобы голос его
звучал приглушенно:
- Так ты думаешь, что один из двух братьев был зачат от Младшего
Бога?
Арнульф кивнул.
- Я знаю, тебе мои слова кажутся кощунством. Но сам подумай,
Ордегаст. Помнишь как погиб муж высокородной Сунильд? В лесу на охоте его
запорол клыками огромный вепрь, который скрылся из глаз охотников, точно
провалился в преисподнюю...
- Да, - прошептал Ордегаст. - Я был на той охоте. Зверь выскочил из
чащи совершенно неожиданно. Мы все растерялись. Не то что я - я был тогда
почти мальчиком, но даже опытные, бывалые воины не ожидали его появления.
Ведь даже кусты не трещали, хотя он продирался сквозь чащобу... После я
часто думал: уж не из ада ли он выскочил?..
- Вот видишь, - подхватил Арнульф. - А через девять месяцев родились
два брата, схожие между собой, как человек со своим отражением. Нет,
неспроста все это. Один из них - дитя, зачатое мужчиной, но второй - плод
от семени божества. Я в этом не сомневаюсь ни мгновения.
- Да, но кто? Кто из двоих? - жадно спросил Ордегаст.
Арнульф посмотрел на него с выражением снисходительного
превосходства. Наконец-то проняло этого неповоротливого, туповатого вояку!
Не зря он, Сверчок, вынюхивает, высматривает, выслеживает - копит чужие
тайны. А как иначе заставить соплеменников слушать себя? Природа обделила
Арнульфа силой, не дали ему боги и мудрости, и только один дар достался
ему от судьбы - хитрость: видно, богиня выронила его в спешке, а Арнульф
не погнушался нагнуться и подобрать. Торговать секретами и новостями,
обменивая их на интерес асиров, смешанный с легкой брезгливостью и
страхом, - вот что было излюбленным занятием Арнульфа.
- Ты хочешь знать, кто из двоих? - переспросил Сверчок, нарочно
оттягивая ответ, и пожал плечами. - Откуда мне знать, Ордегаст. При жизни
братья не слишком различались - ни в привычках, ни во внешности, да и
пристрастия были у них одинаковы. В сражении оба неистовы, на пьяном пиру
среди братьев оба не знали удержу, а что до женщин...
- Жена была только у одного Синфьотли, - вспомнил Ордегаст. - Он взял
Изулт совсем девочкой, да и сам был тогда почти ребенком...
- А через год Изулт умерла, - многозначительно произнес Арнульф. - И
Синфьотли больше не помышлял о женитьбе. А Сигмунд так и не выбрал себе
невесты.
Снова воцарилось молчание. Ордегаст соображал туго, мысли текли в его
голове под шлемом медленно. В конце концов он сдался:
- Говори ты толком, Сверчок, иначе я, клянусь Иггом, размажу твои
кишки по этому дубу. - Он с силой ударил кулаком по толстому дереву, к
которому был привязан Конан.
Боясь привлечь к себе внимание и не услышать продолжения столь
захватывающей беседы, Конан даже не пошевелился.
- Вот я и говорю, - снисходительно сказал Арнульф. - Рыжеволосая
Изулт считалась женой Синфьотли, но кто поручится за то, что она различала
братьев между собой? И от кого она понесла дочь - от Синфьотли или, может
быть, от Сигмунда? Почему девочка родилась глухой? Не покарал ли грозный
Игг ребенка в напоминание о грехах ее родителей?
- Ну вот что, хватит! - рассердился наконец Ордегаст. - Ты заходишь
слишком далеко, Сверчок. Сначала ты поливаешь грязью Сунильд, чуть ли не
потаскухой называешь высокородную даму...
- Вовсе нет! - вставил Сверчок. - Дети Игга, Младшие Боги,
сладострастны и очень изобретательны в том, чтобы удовлетворить свою
похоть, и коли глянулась им женщина, ей не устоять.
- ...А после замарал гнусной сплетней память бедной Изулт, которая
вот уже тринадцать лет, как покоится в могиле, оплаканная не только всей
своей родней, но и чужими людьми... - упрямо продолжал Ордегаст и заключил
с угрозой: - Гнусная ты все же тварь, Сверчок.
- Если я такая гнусная тварь, как ты говоришь, тогда почему же ты
потратил столько времени на разговоры со мной? - крикнул Арнульф в спину
удаляющемуся Ордегасту, но возмущенный асир не желал больше слушать.
Сверчок исподтишка стал наблюдать, как тот подходит к Синфьотли,
смотрит на сына Сунильд долгим, испытующим взглядом. Арнульф усмехнулся:
как бы то ни было, а ростки подозрения, которые он, Сверчок, заронил в
душе Ордегаста, сразу же дали о себе знать. Сверчок был уверен в том, что
теперь Ордегаст места себе не найдет, все будет гадать: кто из братьев сын
Младшего Бога? На ком проклятье греха и божественности? Не превратится ли
Синфьотли, старый товарищ, в дикого вепря, не распорет ли кому-нибудь
живот, как это сделал его божественный отец с отцом брата-близнеца? Ох,
долго предстоит маяться Ордегасту, теряясь в догадках. А за ответом он все
равно придет к Арнульфу.
Не скоро уснул в эту ночь Синфьотли. Его мучила неотвязная тоска по
брату, и он метался в своем меховом плаще по настеленному поверх кострища
лапнику и в тяжелом полусне все звал и звал его по имени. Конан,
привязанный поблизости, все время просыпался, как от толчка, и сильно
вздрагивал. Будили его вовсе не приглушенные стоны Синфьотли. При других
обстоятельствах молодой киммериец спал бы сном невинности даже в камере
пыток, под крики истязуемых. Нет, нечто иное заставляло его встряхиваться
и пристально вглядываться в синевато-серебристые снежные равнины, залитые
лунным сиянием. Точно у дикого зверя, волосы на загривке варвара вставали
дыбом: он ощущал близость какой-то невидимой, сверхъестественной силы. И
он почти догадывался, что это такое - подслушанный разговор многое
объяснил ему. Если в рассказе Сверчка хотя бы половина правды, то лучше не
терять осмотрительности. Как все дикари, Конан испытывал инстинктивный,
почти непреодолимый ужас перед сверхъестественным.
И наконец, когда луна поднялась высоко над горизонтом и стала белой и
далекой, окруженная дрожащим серебристым ореолом, Конан увидел тех, чье
присутствие уже давно не давало ему покоя.
Неслышно ступая по снегу босыми ногами, к спящему лагерю асиров шла
девушка. Распущенные золотые волосы ниспадали почти до колен мягкой
блестящей волной. Широко раскрытые глаза казались темными на бледном лице
и тонули в тени ресниц, и только зрачки, узкие, кошачьи, поблескивали
странными красноватыми огоньками. Длинное белое платье намокло от снега и
липло к ногам, обрисовывая колени и бедра девушки, но это ее не заботило.
Она была очень юной, почти ребенком. В неверном свете ночи Конан
различал ее тонкие черты. Рыжеватые ресницы, пушистые и длинные, слегка
подрагивали, и только это выдавало в девушке, похожей на изваяние, живое
существо.
Рядом с ней, так же бесшумно, ступал большой белый волк. Лунный свет,
казалось, стекал по его впалым бокам. Крупные лапы животного оставляли в
рыхлом снегу четкие следы, но никаких звуков до чуткого слуха варвара не
доносилось. Волк жался к ногам девушки, точно в испуге.
Она остановилась, легонько коснулась кончиками пальцев его светлой
шерсти на загривке, как будто желая успокоить. Волк повернул к ней морду,
сверкнув на мгновение такими же красными, горящими зрачками, а потом
вытянулся, поставил торчком острые уши и стал принюхиваться.
Девушка жестом велела ему сесть, а сама тихо пошла прямо к спящему
Синфьотли. Тот вновь заметался, застонал во сне. Тонкие белые руки девушки
простерлись над асиром, и он замер. До Конана донеслось его ровное
дыхание. Поразмыслив над этим мгновение, варвар тоже старательно засопел,
прикидываясь крепко спящим. Больше всего на свете ему бы хотелось не быть
сейчас связанным и беспомощным. Если ведьма заметит, что он бодрствует, то
неизвестно еще, чем все это закончится. Ведь Конан лишен возможности
защищаться. Не то чтобы он боялся смерти - скорее наоборот; но существуют
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг