Вспомнив пустые, мертвые дворы, откуда повымели даже кошек, я нервно
хихикнул.
- Вот желатин сложно. Достанешь желатин?
- Ага. Обязательно.
- Ты все-все-все достанешь?
- Все. Я скажу ребятам и они... принесут.
- А сверху украсим ягодами и... Помнишь, фирменная присыпка была,
разноцветная? Клевая штука!
- Жаль нет, - меня осенило. - О! Смотри!
Я вынул "Aquafresh".
- Это ж паста!
- И что? Если немножко выдавить сверху... точечками. Она цветная,
синяя, красная. Полосками. Красиво. И съедобная... мятой пахнет.
- Когда начнем? - Ирка потянулась к тюбику, но я осторожно отвел руку
и спрятал его в карман.
- Завтра. Или послезавтра. Как ребята желатин найдут, - я с трудом
сдерживался чтобы не засмеяться. Нервы.
- А вино... Здесь есть вино?
- Есть. Все есть.
Театр абсурда! Пора уходить. Я снял ее с колен и встал.
- Ты еще сегодня приди. Пожалуйста, - что-то она почувствовала,
занервничала. - Плохо тут... Плохо. Придешь?
- Ладно, - кивнув, я вышел.
Паралич конечно подслушивал.
- Что, капитан? Ежевичные торты?
- Молчи, сволочь, - равнодушно сказал я. - Слышал, так молчи.
Скучно это все, коллеги! Сливки в Приморском, ежевика осенью. Бред!
Сегодня ее расстреляют и никаких тортов больше не будет. Никогда.
Море не успокаивалось, штормило баллов на пять. Погодка! Облака
низкие, а толку-то? До Одессы я думал, в такую облачность не бомбят.
Многие думали... Милый сюрпризец! И ведь предупреждал Баринов, папашка его
в авиации служил. И точно, накрыли по приборам. Лучше солнце, веселее. Мэр
подождет, охоту на Гулько начинать рано. Вечером стреляют чаще, меньше
шансов засветиться. "Макаров" в такую работу не годится, "калаш" лучше, но
здоровая дура, куда я с ней попрусь? Пора доставать вещицу.
Дома, на дне мешка лежала моя заначка. Стоила она мне часов и трех
тысяч новых "гаврилок". Серьезная машинка неизвестной модели и калибра.
Продавец не знал, а я не спросил. На Симферопольском толчке не спрашивают.
Убедил ствол - арбуз пролетит. Мало патронов - половина ушла на
пристрелку. Ничего, много не потребуется. Попадешь в голову, черепушку не
соберут.
Дорогой мой заместитель, как тебя лучше перехватывать-то? Где ты
есть? Где бываешь и что делаешь... Никогда не задумывался. Интересно.
Поселок, пансионат, еще дом отдыха - повыше на горке, там теперь одни
развалины. Пойду-ка я тебя поищу.
Поселок угасал, хотя народу оставалось несколько тысяч - по нынешним
временам немало. Местные сбежали давно, но появились пришлые - с севера и
востока. Наивные люди, помнившие Крым курортом, с персиками и пляжами.
Персики-то остались, только сыт ими не будешь. Да и не до купаний, другие
заботы. Холера. Пресную воду приходится таскать за два километра и это
получается не часто. Все равно, приезжают на машинах, приходят пешком,
занимают пустые дома и оседают, а некоторые уходят дальше. Одни рвутся на
юг, другие на север, к запавшим в память магазинам Москвы и Питера.
Великое переселение народов. Всегда меня умиляли оптимизм и живучесть.
Дави, не дави... Копошатся, быт обустраивают. Эти, вон, собаку завели. Чем
кормят? И вообще, мне недоступно, как можно сажать картошку, не зная
доживешь ли до урожая. Ничего, одни сажают, другие копают... Едят третьи.
Развал.
Я шел по бывшей улице, с трудом выдирая ноги из мутного коричневого
киселя, с изредка попадавшимися в нем косточками гальки. Вдоль дороги
торчали покосившиеся фонарные столбы, с которых по утру под вой и плач
кого-нибудь снимали. Попадались скелеты машин - и поновее и совсем
развалившиеся. Увязшие в грязи, размолоченные гусеницами, перевернутые,
сброшенные на обочину, оставленные за ненадобностью... Дома стояли голые,
страшные, от заборов не осталось и воспоминания, даже дров. Битые окна,
умело и привычно занавешенные одеялами, а чаще драными лоскутными
тряпками. Пепелища, огородцы, грядочки и деляночки с кучами гниющей ботвы.
Взгляд натыкался на скрюченные серые фигуры с ведрами и лопатами.
Неразличимые, словно высохшие убогонькие старушки, просившие милостыню в
переходах московского метро.
На углу, где прежде стоял газетный киоск и сиживали местные алкаши,
двое грязных мужиков пилили грязное ободранное дерево. С тупой пилой
работа шла вяло. Странная мысль мелькнула вдруг в голове. Что если все эти
заскорузлые, пилящие и копающие уродцы хором набросятся на меня? Наши
далеко... Я замер, прислушиваясь к ощущениям. Тишина - ни мыслей, ни
эмоций. Бесконечная усталость и тошный мертвый запах давно покинутого
дома. Серое пустое пространство.
- Хреново шевелитесь, ребятки! Веселей давай!
Посмотрели и промолчали.
Потому они и здесь, что нет сил бежать и стремления выбираться.
Тупик, край земли. Братская могила.
Налетевший с моря ветер донес запах дыма. Горела солярка.
Принюхавшись, я зашагал быстрее.
У рынка жгли костер - ночки пекли картошку. Правда, солярки и в
помине не было, горели остатки мебели, краденные дрова, дымили сырые
ветки. Пламя гипнотизировало и я остановился, глядя в огонь. Крохотные
оранжевые саламандры плясали на углях и танец их складывался в картинку.
Далеко-далеко, за дымом, на склоне горы полыхал танк и черные фигурки
перебежками двигались по склону. Треск огня сливался с выстрелами и
криком... Что-то важное содержалось в этой картинке, но я никак не мог
понять что. А когда почти разобрался...
- Что тут ходи-луди?! Иди к фой!
Один из ночков поднялся и пошел на меня, бормоча на своем чудовищном
сленге, и тут же, будто по команде повернули ко мне ощеренные беззубые
рожи остальные. Я засунул руку в карман. Ночек остановился.
- Тебя копать-табать нет. Иди к фой!
Не успел я отойти в сторону, как они мгновенно потеряли ко мне
интерес, уставившись в костер, лопоча по-своему.
Смешной аристократ Уэллс - его фантазии хватило на дебильных
морлоков. Человек, либо зверь. Мозги - инстинкт. Легко придумать, еще
легче представить. Ночки - другое. Еще не звери, но уже не люди. Ума не
занимать. Морлоки охотились ночью, от них спасал свет. От этих не убежишь.
И не важно, что зовут их ночками. Они приходят когда хотят и берут то, что
им нужно. Иногда убивают.
Ничего привыкли, постепенно привыкаем ко всему. Живучие как падлы и
оптимисты редкие... Пропадает сахар, масло и мука - не страшно, хлеб-то не
подорожал! Торговля по паспортам - еще лучше, нам больше достанется. Потом
талоны. Пугают, но ненадолго, а когда и карточки не спасают от голода,
выходим на толкучки, на натуральный обмен. Все как должное... Зависают над
городами эскадрильи летающих тарелок, целители и чудотворцы избавляют от
любой напасти кроме недостатка денег, маги торгуют своим умением в
центральных гастрономах среди пустых полок и листовок зовущих на митинги.
Пророки сулят странные вещи, ползут слухи один нелепее и страшнее другого.
Верят, тем более, что некоторые оказываются правдой. А если ложь, все
равно верят как в правду, ожидая худшего, надеясь на лучшее. И очереди,
бесконечные очереди, за барахлом, которое больше никому не понадобится.
А рядом другое - автономии, суверенитеты, закрытые экономические
зоны, спец-области, буферные районы. Территориальные споры, конфликты
из-за городов, беспощадные и бессмысленные, дележ сотен метров ничейной
земли, где ничего никогда не построят и не посеют. Переходят из рук в руки
поселки и кварталы, сносятся церкви и вот католики жгут мусульман, не
слушая призывов папы, а над песками реет зеленое знамя джихада... Нет
согласия ни по одну сторону баррикад. Дворцовые перевороты, грызня за
власть, путчи и импичменты. Сытин вырезает, приведших его к власти
соратников и погибает сам - уцелевшие откусывают голову. Доброго
царя-батюшку, генерала Могилевского находят мертвым в походной постели при
странных обстоятельствах. Рейд на Москву откладывают, на престол вступает
триумвират "боевых офицеров штаба". Водка течет рекой, она еще есть -
водка.
И горят тюрьмы. Бунты в лагерях, на лесоповалах и зонах, восстания в
следственных изоляторах. Охрана бежит, бросая вышки, срывая погоны. Катит
с востока лавина... Беспредел. Уголовщина. То, что называется уголовщиной,
пока не возникнет новых названий - "аутизация", "реквизиция",
"вычистка"... Главное - придумать термин. Страшно поначалу, когда его нет,
когда не понял, что иного не будет, не принял новых правил игры. В конце
концов стреляют вроде не в тебя. Пока. Ничего, привыкли...
Я сидел в Москве с двумя сотнями долларов, кладовкой набитой жратвой
и боялся. Через полгода, удирая из обезумевшей столицы с "Макаровым" и
банкой "Сельди иваси" в кармане я был спокойнее Мэн Цзы и потому уцелел.
В незапамятные времена здесь был рынок. Давно исчезли прилавки и
навесы, от продмага осталась полуразрушенная кирпичная коробка. На
пятачке, засыпанном молочно-белой скрипучей крупой разбитой витрины,
толпились беженцы. Продавали часы, кассеты, пользованные шприцы, женские
сапожки, календари за давно минувшие годы, фотоаппараты. Покупали зимние
вещи, керосин, дрова, самогонку и еду, еду, еду... Скучно шла торговля,
вяло и невесело. Не продавали, перешептывались, испуганным стадом сбившись
в кучу. В стороне торчали мрачные, непохмеленные Малой и Пух. Перед ними,
не отрывая рук от лица, стоял на коленях скрюченный мужик. Хлестало
хорошо...
- Развлекаетесь?
Пух пробурчал неразборчивое, а Малой жизнерадостно сообщил:
- Это ж, гнида, спекулянт!
Спекулянт забормотал было, но, захлебнувшись, умолк.
- Гулько не видали?
Пух кивнул.
- Он у бабки яблоки покупал! - ухмыльнулся Малой.
- Покупал? - мне показалось, что я ослышался.
- Вот и я тоже, думаю, че он, сбрендил? Пошел, да взял - все дела.
- Он тут часто покупает для бабы своей... - Пух замолк, уставившись
под ноги.
- Бабы?
Ответа не было и я спросил:
- А куда он пошел?
- К бабе! - заржал Малой, а Пух выразительно кивнул головой за угол и
отвернулся.
Однако! Гулько, покупающий яблочки, Гулько с бабой... Холодок
прошелся по загривку, а в животе зашевелился студенистый комок предзнания.
Я вспомнил. Вот значит как... При костюме и в шляпе, с дамой под ручку...
Я уже понял, чувствовал ответ, а через два шага получил его.
Они сидели на ржавой тумбе спиною, ничего не замечая, а я, глянув на
них, нырнул в развалины и замер. Слышно было отлично - стена оказалась как
сито, да и говорили они не таясь.
- Я не могу до него добраться. Понимаешь, не могу! - вещал Гулько
обычным своим бледным голосом. - Он мысли читает... Да помнишь, сама же
говорила!
- Говорила! - девушка Галя звучно откусила от яблока и невнятно
закончила:
- А мне плевать! Делай, что хочешь, я больше с ним не могу! Он же
садист! Это выродок, шизофреник...
Усмехнувшись, я присел на корточки, устроился поудобнее. Разговор
предстоял долгий и интересный. Как я ее почувствовал, а?! Не-е-ет, не
обманула она меня своими нежностями. Боль и страх прятались за ними. А мне
что? Мне нравилось.
- Потерпи. Еще дня два, самое большее. Раскинь мозгами - не могу же я
его убрать в открытую. Гад, он повода не дает.
- Так подлови его!
- Все готово. Я же говорю - два дня. Они помолчали. Девушка Галя
грызла яблоко. Будто не кормили.
- А эта девушка, она как, красивая?
- Ничего, - раздался звук, будто хлопнули в ладоши - Гулько ударил
рукой по колену. - Негодяй! Я решил, он на ней хоть поломается. Мы бы его
шлепнули, ее отпустили... Плевать ему!
Фантастика! Врет, да как сладко! Послушаешь, решишь, он все знал с
самого начала. Про Ирку, про меня... Отпустил бы! Гуманист, благородный
дон!
Девушка Галя поверила. Очень ей хотелось ему верить - я это чуял
сквозь кирпич. Словно наяву увидел как она сморщилась.
- Говорю, выродок! Ты бы смог так, если меня?..
Он замялся, но только на секунду.
- Ты что?! Нет, конечно.
Обнял ее за плечи, Ромео из Красного Дома... Интересно, давно знают
друг друга?
- Ты что-нибудь делаешь еще? - спросила Галя.
Делает еще?! О-о-о, он много чего делает, повсюду успевает!
Неутомимый творец и гуманист...
- Так... Набрасываю...
"Доносы в Красный Дом?" - мелькнуло у меня, но тут я понял: писатель!
Каратель-мемуарист. А-ля, Борис Савинков...
- Набрасываешь... - странным голосом повторила Галя. Не картинка,
слайд мелькнул передо мной. Она будет любить его, умащать и вылизывать,
пока граница не останется за спиной. Транспортное средство одноразового
пользования.
- Материала полно! - радостно отозвался Гулько. Куда девалось
хваленое его чутье?
Помолчали.
- Ладно, - Гулько встал. - Пора. Не стоит нарываться. Бабахалку мне
дала...
Сволочь! Мой револьвер! Я дернулся, едва не загремев в кирпичи. Как
же я лопухнулся?!
- Солярки десять бочек... Все на ходу - я проверял. Шторма не будет,
доберемся. Пакуй вещички, а я пока с капитаном...
И они заворковали про то как уедут, устроятся, как заживут, два
голубка. Никуда они не денутся и никак не заживут, жить им осталось самую
малость. Теперь я обойдусь без оружия, слеплю их тепленькими. Они
раскрылись, они мои. Холодно и четко я прокручивал варианты. Садист,
видишь ли! Ничего, Петрович понравится ей на-а-амного больше! А Гулько...
Что ж, ему представится возможность проверить свою жертвенность. Только
девушку Галю я не отпущу в любом случае. Агентуру не отпускают.
Голубки давно исчезли, разлетелись в разные стороны, а я сидел на
корточках, смаковал придуманное и радовался тихо-тихо... Хотелось начать
сейчас, немедленно, но я удержался. Не суетиться - золотое правило.
Торопливые пошли на перегной. Шел и думал.
В такое тошнотное место я прежде не забирался. Ненавижу свалки.
Домашнего мусора было чуть, ржавая арматура, кирпичная пыль, дробленые
панели. Что тут стояло? Интересно, подвалы ведь должны остаться. Идеальное
место для подземного капища сатанистов-ленинцев.
За кучами щебня гугукали, перекликаясь с визгливым смехом, малолетки
- играли в свои странные игры. Рядом, уткнувшись бывшим лицом в камень,
прел мертвяк. Кто-то убил его, обобрал и оставил здесь. Или родственники
выкинули - сил не осталось яму копать, а может сам приполз и сдох. Ветер
дул от меня, идти дальше не хотелось, я сел и закурил. Малолетки кончили
резвиться, повылезли наверх. Собравшись в кучу, уставились на меня,
перешептываясь.
Щурясь сквозь дым, я пытался сосредоточиться. Мысли лезли
привычно-дурацкие, пустые - о связи, Симферополе, о том когда и чем я
кончусь. Надо было встать и уйти, но уже катила волна...
Мир обернулся пленкой, хрустящей, новенькой, аляповато размалеванной
сочными фломастерами радуги. Чистый и сытый, я хохотал и смех драл ознобом
затылок. Дурь-лопух - от него всегда так, и звон в ногах. Потех! Длинный
чок сидит на камне, пускает дым и гружит. Хорошая его сапа, за такую много
корней вывалят. Убой в кармане, подползти сзади и штырьнуть в спину. Не...
Закладно. Корни есть, напыряли у безухой старки из лысого дома. Жрать
утром - лопом отвалишься... Чок, пустыга, кислиться - ветер с убойки на
него попер. Че дуется, сладко! Убойки все так. Когда из черноты разроешь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг