пальцами, выпрямил их, сжал... В ладони оказалось что-то легкое, белое.
Да, это тот самый листок. Оружие, о котором говорил Леха.
- Ну вот, продолжал меж тем Санька. - Сейчас ты услышал правду. А
теперь быстро назови мне имя того, кто рассказал тебе про Город. Молчишь?
Ладно-ладно. Номер девятый! Ты готов? Накалил шило? Сейчас, Серый, мы
займемся Лешиными глазками. Начинай, девятый!
Все! Серега поднес листок к глазам и резким, прерывающимся голосом
начал читать крупные, написанные Лехой печатные буквы.
Время замерло. Застыл с раскрытым ртом Санька, остолбенел девятый с
раскаленным шилом в мохнатой ладони, застыли люди в нишах. Казалось,
затвердел и свет ламп, сделался вязким и тягучим воздух.
Наступила тишина. Могучая, беспредельная тишина. А потом вдруг
раздался Лехин голос.
- Ну все, теперь иди. Тебе пора возвращаться.
И Серега пошел по огромному голубому туннелю, в котором не было ни
верха, ни низа. Шаги его становились все быстрее и быстрее, он уже мчался
стрелой, но удивительно - сердце не дергалось, дыхание не прерывалось, ему
было легко и хорошо. А потом невидимые теплые волны подхватили его и
понесли ввысь...
11. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Серега открыл глаза. Слабый, холодный свет окутывал дом. За окнами
мутнело что-то неясное, серовато-зеленое. И еще какой-то шум доносился
отовсюду.
Серега потянулся и протер глаза кулаками. Где он? А, Ведьмин Дом!
Кажется, что-то такое ему только что снилось. Что-то страшное... Но никак
не удавалось вспомнить - ночной кошмар забылся начисто, точно мозги
ластиком вытерли.
Сколько же сейчас времени? Серега взглянул на часы. Ого, уже
полседьмого! Долго же он спал... Так можно и до горна опоздать в лагерь.
А что в лагере? Доказывать всем, что Санька книжку упер? Или
выполнить уговор, признать себя Санькиным рабом?
Если по-честному, так и надо делать. Книжки-то нет, по всем правилам
он считается проигравшим. И попадает до конца смены в Санькины лапы.
Это если он поступит честно. Да вот стоит ли? Почему он, Серега,
должен играть по правилам, если для Саньки этих правил вообще нет? Ведь
какая дрянь! Шухер устроил, всех наколол, чтобы спокойно книжку стырить.
Ему победа нужна, а на способы наплевать. Теперь будет до конца смены
издеваться. Ему же от этого удовольствие.
Серега плохо понимал, какое может тут быть удовольствие, но всеми
своими нервами чуял в Саньке странное, остренькое какое-то желание. Оно-то
и давало ему и хитрость, и силу.
Но все-таки зачем? Почему Саньке хорошо лишь от того, что другому
плохо? Какая ему в этом выгода? Если Серега станет его рабом, чем Санькина
жизнь сделается лучше? Ну, к примеру, будет он у Сереги полдники отнимать,
посылки... Чем еще-то он сможет воспользоваться? Это же не Америка, у него
здесь хлопковых плантаций нет. Но если бы стремился Санька к чужим
полдникам, на это бы и спорил. И такое пари было бы нормальным, уж его-то
Серега принял бы не задумываясь. В нем же ничего обидного...
Но Саньке нужно иное. Он, может, и свои-то полдники отдал бы, лишь бы
Серегу рабом сделать. Значит, хочется ему другого. Но как понять его
воспаленное желание? Откуда оно вообще берется в человеке? Наверное,
вползает ночью в голову, точно паук. А с другой стороны, почему к нему, к
Сереге, эти пауки не пристают? Хотя тоже как сказать... Пауков, может, и
нет, а червячки имеются. Хорошо хоть, он о червячках знает. Но зато ничего
не знает о Санькиных пауках. И поэтому Саньке всегда удается его
обхитрить.
Значит... Значит, надо понять, откуда в Саньке взялась эта дрянь. Что
именно в нем сидит. Тогда и сможет он Саньку победить... И не только
Саньку, но и других, таких же... Интересно, а каким был бы Санька без
пауков?
Но тогда для понта придется ему подчиниться. На какое-то время. А на
какое? Пока все не станет ясным? А может, оно до конца смены не
прояснится. Что тогда? Терпеть его власть?
Нет, наверное, надо просто вернуться в лагерь и набить ему морду. А
если ребята станут в него пальцами тыкать - что ж, придется перетерпеть.
Хотя это будет нелегко. Всякие же есть, ведь полно таких, кому лишь бы
поржать, неважно над кем и за что. А тут такой великолепный повод - Серега
Полосухин сдрейфил, слова не сдержал. Скажут - как в Ведьмин Дом ходить,
так воздух спортил, а как хилого Саньку вырубить - вот он, пожалуйста.
Молодец среди овец, как говорит тренер Дмитрий Иванович. Ловко пользуется
Санька своей слабостью.
Ну ладно, Леха-то его поймет, может, еще два-три пацана. А остальные
с Санькой связываться не захотят. Действительно, кому он нужен, этот самый
Серега, у которого еще с ночи перемазаны в саже ладони, у которого
исцарапаны коленки... Который вчера тут ревел как первоклашка, вытирал
слезы грязной майкой и вновь ревел.
В общем, на ребят из их отряда надеяться нечего. Они вообще-то ребята
нормальные, но тут ведь такое дело. Будет считаться, что он проспорил,
значит, заступаться за него - все равно что признать, будто в спорах можно
химичить. Будто можно слово свое не держать. И вообще, если нарушил он
слово в таком договоре, значит, и верить в серьезных делах ему нельзя. Вот
ведь как повернулось! И поди докажи, что жулил-то как раз не он, а Санька.
Нет у него никаких доказательств.
Что же делать? Надо сейчас выбирать. Или спокойная жизнь, или
спокойная совесть. И неизвестно, что лучше.
Во всяком случае, один человек точно будет за него. Это Леха. Значит,
уже не в одиночку придется действовать. Правда, что может Леха? Он же у
Саньки на цепочке... Надо, кстати, обязательно узнать, что это за цепочка.
Иначе Лехе не помочь.
И тогда выходит вот что. Если набить сейчас Саньке морду, Санька
обязательно развопится, что Серега слово не сдержал. И тогда над ним
Санькины холуи начнут ржать. А Леха станет заступаться, доказывать, что
Санька жулье, что Серега честно отсидел ночь в Доме. И тогда Санька
поймет, что Леха с Серегой заодно. И отомстит Лехе, и еще неизвестно, как.
Выходит, рыпаться против Саньки - это Леху под удар подставлять. Нет, так
нельзя.
А как можно? Наверное, так. Притвориться, будто слово держишь,
втереться к Саньке в доверие и узнать, что у него там с Лехой. А как
только он узнает - сразу же Саньку превратит в отбивную, но так, чтобы тот
на Лехе уже не смог отыграться. Противно будет, конечно, раба изображать,
но другого пути нет.
Серега слез со стола и подошел к окну. За окном лил дождь. Мелкая
водяная пыль заполняла все пространство, иногда в ней возникали капли
покрупнее, короткой дробью лупили по земле - и снова в воздухе одна
морось.
По небу ползли тяжелые, стального цвета облака. Мутные, скучные. Даже
просветов между ними не было. И всюду царил холод. По коже опять, как и
ночью, забегали мурашки.
Ночью, видно, дождь был сильнее, вон справа на полу здоровенная лужа,
с крыши натекло, крыша-то дырявая. А он даже и не почувствовал. Видно,
очень уж крепко спал. Что же ему такое снилось? Никак не удавалось
вспомнить. Единственное, что осталось в голове - лампы какие-то яркие, от
них еще глаза слезились.
Но хватит размышлять. Пора возвращаться в лагерь, и по-быстрому...
Лес, наверное, насквозь вымок. Значит, лучше босиком. Серега бросил
оба кеда с носками в пакет, сунул туда же огарок свечи и выскользнул за
дверь.
Ну и холодина! Зато приятно пробежаться босиком по хлюпающей под его
пятками траве. Такое удается нечасто.
Запахнув Лехин плащ, Серега быстро, временами переходя на бег, пошел
прочь от Ведьминого Дома. Вскоре тот скрылся из виду.
- Ну, Серый, с благополучным возвращеньицем, - произнес Санька,
ворочаясь в постели. - А то я уж думал, стряслось с тобой чего-то. Рассвет
уже давным-давно начался, а тебя все нет. Ну, как успехи? Принес книгу-то?
Детей капитанских?
...Серега сидел на своей койке, завернувшись в одеяло, и отогревался
после холодного утреннего леса. До подъема оставалось всего полчаса, в
холле уже начала стучать шваброй бабка Райка.
В лагерь Серега вернулся незамеченным, тихо влез в окно. А провозись
он еще минут пятнадцать - обязательно бы его кто-нибудь заловил. Лагерь
ведь рано жить начинает. Продукты в столовую уже в полшестого завозят.
Однако нужно отвечать Саньке. Что ж, пусть все будет как задумано.
- Книга? Хватит с тебя и свечки. Вон, видишь, почти до конца
обгорела.
- Это чудесно, что обгорела, - нетерпеливо перебил Санька. - Можешь
засунуть ее в одно место. Ты про главное говори! Книга-то где?
Серега выпрямился.
- Это тебе, Санек, лучше знать. Ты же сам вчера ее из дому спер.
Нарочно шухер для этого устроил!
- Я? Спер? Из Ведьминого Дома? Да ты что? Головка не бо-бо? - Санька
даже на койке подскочил. - Да мне в этот Дом и днем-то войти страшно. Да,
пацаны, честно говорю - боюсь. Я из себя героев не корчу, не то что
некоторые... Так что не надо ля-ля... Значит, книжечки у тебя нет? -
спросил он, помолчав.
- Нет книжки, - хмуро подтвердил Серега.
- И ты, значит, говоришь - всю ночь в Ведьмином Доме просидел?
- Да, всю ночь. И не было там никакой книжки, и нечистой силы тоже не
было. Вот так.
- А ты не забыл, какое условие? - пытаясь скрыть тревогу в голосе,
спросил Санька. - В доказательство ты приносишь свечку и книжку. Только
тогда считается, что ты победил. Свечка есть, книжки нет. Согласен?
- Ну, допустим, согласен.
- Я, Серый, правильно условия изложил?
- Правильно. Только все равно я там был.
- А раз правильно, - будто не замечая его слов, продолжал Санька, -
значит, ты проиграл. Так ведь?
- Ну, положим, так.
- Ну и что, не думаешь договор нарушать?
- Я свое слово держу. Не то что некоторые.
- Значит, с этой минуты ты мой раб! - радостно вскричал Санька. -
Понял?
- Понять-то я понял. Только все равно ты, Санька, гад и дерьмо.
- Это что же? - подозрительно осведомился Санька, - отказываешься
подчиняться?
- Подчиняться я буду, слово же давал, - утешил его Серега. - А только
я все равно тебе буду говорить, что ты сволочь и дерьмо.
- Ну, тогда лады, - сразу повеселел Санька. - Тогда за слова особо
получать будешь. Но сейчас я тебя прощаю. Только ты присягу должен дать.
- Это еще с какой радости?
- Так надо. В таких делах должен порядок быть. Вылезай из постели,
становись передо мной на колени и говори: "Я, Серега Полосухин, даю слово,
что до конца смены буду тебе, Саня, подчиняться и все делать, что ты
скажешь. А если я свое слово нарушу - пусть никто в лагере со мной
водиться не будет." Запомнил? А то могу повторить.
- А рожа у тебя не треснет?
- Не треснет. Так что давай исполняй.
...Ну что ж, можно и поиграть. Все равно ведь он сейчас притворяется.
Словно наш разведчик в немецком тылу.
Выбравшись из-под уютного одеяла, он встал коленками на холодный пол
и пробормотал глупые слова присяги.
- Ну вот и отлично, - одобрил Санька. - Можешь пока ложиться. Я
разрешаю. Мы с тобой еще после кое-о-чем поговорим.
Но только он закутался в натянул одеяло - раздался горн. Пришлось
снова вылезать и бежать на холод. А что тут такого? Физрук Жора не
признавал плохой погоды. Зарядка - дело святое.
Вот и сейчас он стоял на трибуне футбольного поля с желтым
рупором-матюгальником в рыжей волосатой руке. Стоял и ждал, когда стекутся
отряды на зарядку, то и дело поглядывая на секундомер. Пять минут пройдет
- и все. Зарядка начинается. Кто не успел, тот опоздал. Того уже к своему
отряду не пускают, те в специальном месте занимаются, как говорит Жора, на
"штрафной площадке". Потом, когда зарядка кончится, он будет их гонять.
...Жора стоял, сжимая матюгальник в мокрой волосатой руке. Огромный,
толстый, с мохнатым животом, голый по пояс. Очень уж он смахивал на
медведя. Казалось, стоит ему кого-нибудь слегка задеть - и у того череп
сплющится. Да что там казалось - так оно и было. В прошлом году заявились
на территорию деревенские парни, взрослые уже, поддатые. Начали борзеть,
вырубаться на вожатых. Начальница к ним вышла, Валентина Николаевна, так
они ее матом обложили и спасибо что не врезали. Вот тогда-то и послали за
Жорой. Тот спал в своей крохотной комнатушке за эстрадой. Спросонья он
лишь ругнулся, но потом все же до него дошло, что пора вставать. Сбросив
одеяло, встрепанный и злой, он вышел навстречу парням.
И весь лагерь глядел на то, как летели через забор здоровенные,
накачанные мужики. Жора ими как апельсинами жонглировал. После, говорят,
эти деревенские на него в суд подавали. Кому-то он руку сломал, кому-то
ногу... А может, и череп сплющил. Все может быть. Но Валентина Николаевна
запросто доказала суду, что это была всего лишь необходимая самооборона, а
также спасение детских жизней от разъяренных бандитов. И выписала Жоре
премию, одиннадцать рублей. "За особые заслуги в деле спортивного
воспитания подрастающего поколения." Во всяком случае, Миша именно так
рассказывал Свете. (А Серега все слышал.)
...Жора уставился на секундомер, словно обнаружил в столь знакомом
ему приборе нечто таинственное. И вот, лишь стрелка коснулась последней
отметки, Жора щелкнул пальцами.
- Все, голуби, начали. Основная стойка - ноги на ширине плеч, руки на
поясе...
И пошло, и поехало! Серега понимал, что Жора дает хорошую нагрузку.
Осенью в городе Дмитрий Иванович, тренер, пощупает Серегины мускулы.
Усмехнется в густые усы и скажет: "Я вижу, ты времени даром не терял.
Опять в лагере?" Серега кивнет. "Ну что ж, передай мое почтение этому
вашему Жоре..." Серега давно уже Дмитрию Ивановичу про Жору рассказал. И
вообще про лагерь.
...Наконец, процедура кончилась. Ребята прокричали традиционное:
"Здоровье в порядке - спасибо зарядке!" и помчались по корпусам. А Жора
остался с опоздавшими.
...В корпусе народ толпился в туалете. По двое, по трое лезли с
зубными щетками на один умывальник, отпихивали друг друга, плескали водой,
брызгались. Бабка Райка орала из коридора:
- А ну, прекратили фулюганство! Опять весь пол залили, паршивцы! А
кому подтирать, спрашивается? Бабе Рае! Ну, дождетесь вы у меня... Запру
туалет - забегаете тогда! Я вон вас сейчас тряпкой!
В палате были уже почти все. Санька, который на зарядку не ходил,
успел одеться и сидел теперь на тумбочке, уплетая печенье "Юбилейное".
Кровать его оставалась незастеленной, из-за чего бабка Райка, время от
времени просовывая в дверь голову, грозно вопила.
- А вот и Серый, - сказал Санька. - Ну что, раб мой, застели-ка мне
кровать. И получше, чтоб на пятерку. Кстати, сегодня за чистоту в палате
отвечаешь ты. И завтра тоже. И вообще. А то я смотрю, что-то устали пацаны
шваброй махать. Ладно, стели. А потом выйдешь на крыльцо, поговорим.
Едва Санька вышел из палаты, Леха тронул его за плечо.
- Не переживай, Серый, - шепнул он. - Как-нибудь выкрутимся. Не может
быть, чтобы выхода не нашлось. И вообще, я всегда с тобой дружить буду,
что бы этот Санька с тобой не сделал. Ты мне веришь?
Серега взглянул ему в глаза. Странные были у него глаза - огромные,
серые, и глядя в них, почему-то становилось хорошо, и даже хмурое небо
после его глаз уже не казалось таким мрачным.
- Конечно, верю, - ответил он. - Мы теперь всегда дружить будем. И в
лагере, и в городе. А Санька... Ты мне поверь - скоро он у нас соплями
умоется.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг