поводил бородой и сказал, что ничего похожего не видел, другое дело, что
торговцы, вернувшиеся с южных пределов, рассказывали о чем-то подобном, но
сам он торговцев тех тоже не видел и знает об этом через десятые уста.
Виктор вздохнул и поднялся. Ксения осталась в комнате, а он решил
пройтись, осмотреть дом. Конечно, надо было это сделать, как только вошли,
но Виктор сразу понял, что в доме никакой опасности нет, да и Ксения ее не
ощутила.
Старик взял плошку и увязался за ним.
Внизу все оставалось по-прежнему. Только картины, сваленные им в
угол, были развешаны по стенам, а техника, давно уже вышедшая из строя,
наоборот, в угол задвинута.
Проходя мимо больших, во всю стену и до потолка шкафов, старик
виновато улыбнулся. Раньше полки были забиты саморазогревающимися
консервами.
У последней комнаты старик похлопал по деревянным ветхим перилам и,
заговорщицки подмигнув, сказал:
- Зато здесь все в полном порядке!
Виктор не обратил внимания на его слова и пошел дальше. В конце
коридора, под лесенкой, ведущей к запасному выходу, он нащупал ящик,
набитый старым промасленным тряпьем. Вытянул и достал тяжелую кожаную
сумку. Старик с любопытством поглядел на нее, но ничего не сказал.
Поднявшись наверх, Виктор сел рядом с Ксенией. Задел ногой за скамью
и поморщился. Рядом со щиколоткой саднило. До того он не обращал внимания
на некоторое неудобство, но сейчас завернул штанину и стянул сапог.
Ну и ну! Лупила не только прокусил сапог, но и до крови разодрал
ногу. Кровь уже запеклась.
Старик перегнулся через стол, увидел рану и пробормотал что-то
непонятное. Протирая ее своей жгучей жидкостью, долго ругался, пугая
всякими напастями. Потом еще раз осмотрел рану, нахмурился и замолчал.
Как только перестало жечь, Виктор провел Ксению в комнату, где
находилась большая кровать. Через несколько минут к ним приполз старик с
ворохом мятых, но чистых простыней. Рассказал, как он наловчился кипятить
их в большом тазу. Потом вздохнул, пожелал спокойной ночи и ушел.
Виктор посмотрел на Ксению.
- Подожди немного, - сказала она и тихо рассмеялась, - я только
застелю кровать...
Утром он проснулся от негромкого пения. Сквозь щели окна
продавливались солнечные лучи. Одна из досок сорвана, и широкая светлая
полоса высветила край кресла, стену, обшитую деревянными панелями, и
Ксению, сидящую у стола. Она разглядывала себя в осколок зеркала и что-то
напевала.
Он зевнул, потянулся и тут же скривился от тянущей боли. Вчерашний
укус еще не зажил. Ксения положила зеркало, возникла рядом и поцеловала
его.
- Если все почистить и вытрясти, неплохой домишко будет, - сказала
она.
- Да, - согласился он и замолчал.
Он чуть не сказал, что долго в этом гнездышке им не сидеть, погоня
уже идет во все концы широким веером, а за его голову назначена цена. Но
утро начиналось безмятежно, и хлопоты дня еще впереди. К тому же он сам
разберется со своей головой.
Они прошли в столовую. Старик уже сидел на табурете и недоверчиво их
разглядывал, словно гадал - приснились вчерашние гости, проложившие к нему
дорогу по трупам, или все было наяву?
- Молоко почти остыло! - наконец сказал он. - Прошу завтракать!
Разжевывая подсохший хлеб и запивая его молоком, старик вдруг
спросил, правда ли, что между Москвой и Казанью война учинилась?
- Какая еще война! - недовольно сказал Виктор. - Так, сходили,
разобрались. Легкая прогулка.
Ксения улыбнулась, но ничего не сказала.
- Вояки! Нашли себе забаву! - Старик отставил чашку и сердито
посмотрел на Виктора. - Надо дома строить и людей лечить, а не сабельками
махать! Этот ваш Правитель...
- Что - Правитель? - с интересом спросил Виктор.
- Ладно, ладно, - добродушно сказал старик. - Я все помню. Сборище
ликующих горожан и он, дающий клятву. Тебя тоже помню, стоял рядом, а вид
был ужасно гордый. Я уже тогда знал, чем все это кончится.
- Разве все уже кончилось? - спросила Ксения.
- Нет, еще и не начиналось. Но эти разговорчики об ответственности за
всех, красивые слова и жесты... Сначала ответственность, потом власть, а
там - слово за слово, кончится, как всегда, большой кровью. Да вот уже и
сейчас потихоньку принялись убивать друг дружку, и ты, - он ткнул пальцем
в Виктора, - почему-то оказался здесь без свиты дурацкой. Я знаю, ты тоже
начальник. Или был? - Старик хитро прищурился.
Виктор допил молоко и сдвинул чашки в сторону. Поднял с пола кожаную
сумку и вывалил содержимое на столешницу. С глухим звяком посыпались
обернутые в тряпицы железяки. В первом свертке оказались слегка тронутые
ржавчиной болты для арбалета. Виктор тщательно протер их, смазал чуть-чуть
жиром, оставшимся на блюде от вчерашней курицы, и один за другим вложил в
магазин. В других свертках были найфы, пара стилетов, кастет без одного
шипа. Разворошив тряпки, он достал тяжелый сверток, туго обвязанный
бечевкой. Развернул. Рукоять удобно легла на ладонь, вороненый металл
тускло заблестел. Эту штуку он нашел давно, во время одной из ходок, через
год или два после исчезновения старого Гонты. Ни разу не пользовался.
Старое оружие. Пару раз сработает. Он нажал на шпенек сбоку - откинулся
барабан, и желтыми глазками на него уставились донышки патронов. Высыпал
их на ладонь, осмотрел - вроде все в порядке, только кое-где появились
маленькие зеленые пятна. Скрутил промасленную тряпицу фитилем и продернул
сквозь ствол. Чисто.
Ксения молча наблюдала за его действиями, а старик пробормотал:
"Вот-вот, именно это я и имел в виду", и, навалив на блюдо грязную посуду,
ушел.
Покончив с делами оружейными, Виктор позвал старика, спросил, скоро
ли придет его парнишка из деревни? На что старик пожал плечами. Тогда
Виктор спросил, что за деревня, раньше здесь не жили. Это точно,
согласился старик, они близ Ходынки обретались, да налогами допекли, вот и
ушли оттуда. Какие налоги, не понял Виктор, а старик и сам толком не знал.
Вроде как люди Правителя чуть ли не каждый месяц требовали то одного, то
другого.
Виктор задумался. Он не помнил, чтобы хоть раз на Сборах говорили о
налогах. Конечно, время от времени Мартын в своих государственных
рассуждениях и об этом толковал, но в очень отдаленном времени, когда все
установится. Скорее всего самозванцы объявились, или ловкачи.
"Нет, порядок навести непременно надо!" - в который раз подумал
Виктор.
- Что ж, - сказал он, - раз нет твоего парнишки, то придется самим.
Он подошел к двери и, осторожно приоткрыв, долго вслушивался. Шумел
лес, птицы пересвистывались, но человеческого голоса или стона слышно не
было. Тогда он распахнул дверь настежь и, зажмурившись от яркого света,
вышел на крыльцо.
Старик, выйдя за ним, охнул и схватился за дверной косяк.
- Извини, - еле слышно прошептал он, - но я тебе не помощник.
К полудню Виктор закончил. Нестерпимо ныла рана, знобило. Но четыре
десятка тел он оттащил далеко в лес и, найдя подходящий овражек, свалил
туда. Через пару дней вонища пойдет во все стороны, но он полагал, что к
этому времени они с Ксенией покинут убежище. Жаль лошадей! На них страшно
было смотреть - казалось, из их тел выгрызали огромные куски мяса. Может,
и выгрызали.
Солнце уже пекло в зените, когда он позвал старика на помощь, и
вдвоем они оттащили конские трупы за ограду.
Виктор, хромая, добрел до дома, вскарабкался на крыльцо, а в комнате
рухнул в кресло.
- Все в порядке? - обеспокоенно спросила Ксения.
Он кивнул головой, но старик вдруг потребовал, чтобы Виктор показал
ногу. Долго водил носом над раной, словно обнюхивал, цокал языком, но
ничего не сказал. Виктор заметил, как потом старик копался в угловом шкафу
и звенел стеклом. Достал несколько пузырьков и поднес к щелям в окнах,
разглядывая надписи.
Ксения разогрела на маленькой железной печке еду. Виктор ковырнул
овощное рагу и отложил ложку. Есть не хотелось.
Старик между тем ел и похваливал. А потом, довольно откинувшись к
стене, сказал, что так вкусно кормят только в деревне, хотя и там не
знают, что такое настоящая еда.
При этих словах он назидательно поднял палец. Ксения спросила его,
что же такое настоящая еда, но старик благодушно махнул рукой и сказал,
что незачем ворошить былое. Все равно не жизнь, а сплошная имитация.
Ксения не поняла, о чем говорит старик, но вопросов больше не
задавала. Старик закрыл глаза и несколько минут размеренно сопел носом.
Когда Виктор решил, что он спит, вдруг широко распахнул глаза и
внушительно сказал:
- Именно так! Мелкие игрища, возня у власти. Вся эта пародия на
феодализм кончится большой кровью. Но и ваши грандиозные битвы за
стратегически важные коровники и сортиры - всего лишь имитация, муляж,
химера...
- Что, что? - спросил Виктор, морщась от боли.
- Битое стекло! - снова вздел палец старик. - Старая трагедия только
сейчас заканчивается, а в ожидании конца все эти правители и присные их
пытаются склеить старое зеркало цивилизации. Под руки попадаются смешные
предметы, обломки вазы, бокала, писсуара... Но из них ничего не склеишь.
Чем больше пытаетесь вспомнить, тем больше забываете. И ваши опереточные
походы - возня с осколками. Когда повзрослеете, выбросьте к чертям осколки
и займитесь настоящим делом.
Виктор с трудом понимал, о чем говорит старик. Виной тому, наверно,
была стреляющая боль. Нога горела, светлые щели в окнах нестерпимо жгли
глаза, хотелось закрыть их и лечь.
- А ты, - еле разлепив губы, спросил он сипло, - а ты что делаешь?
Старик внимательно посмотрел на него, вздохнул.
- Чтоб я знал! - горько сказал он. - Порой мне кажется, что я -
последний из моего народа, кто остался на этом огромном пространстве между
двумя океанами. Еще в прошлом веке... Или в прошлом тысячелетии все, кто
еще обретался в сей юдоли, покинули эти пределы, ушли туда, где начиналась
история. А я остался у котлов мясных. Звала, звала меня родня во все
концы, во все пределы, у меня одних племянников на всех континентах не
счесть. Я, можно сказать, родовитый космополит... - Старик негромко
рассмеялся.
- Но я остался, - продолжал он. - И не потому, что мне было
интересно, как наступает судный день на этой земле, нет, я не настолько
бессердечен. Просто не успел. Или не захотел, не помню. Когда началась
пандемия, я уже не мог уехать отсюда. Помогал, делал все, что мог, а мог
очень мало. И вот я остался один! - Голос его окреп, плечи распрямились.
Он будто стал выше ростом. - Я остался один, но голос мой не будет услышан
в пустыне. Скоро я уйду, завершатся мои земные дела. Я даже рад, что не
увижу наступления новых времен. А новые времена набухли гроздьями, вот-вот
прорвет плотину, а старой истории и старым людям нет места в новом
потопе...
Виктор закрыл глаза. Голос старика гремел в ушах, острыми иглами
сыпался в голову.
- Я не знаю, где встречу свой последний день, - говорил старик, - но
я смежу веки свои с улыбкой. Может, я самый старый человек из всех
живущих. Я жил в двух веках и двух тысячелетиях, видел величие и падение
империй. У меня были друзья и враги. Все они давно мертвы. Умру и я.
Он умолк. Ксения подождала немного, а потом уважительно спросила:
- Ты из тех, кто видит будущее?
Старик улыбнулся и покачал головой.
- Спасибо тебе, девушка. Пророком меня еще никто не называл. Я
польщен. Но, увы, последние пророки умерли давно. Тысячу, две тысячи лет
назад! Теперь долго еще... - Он осекся и посмотрел на Виктора.
Тот не слышал ни старика, ни Ксении. Голова лежала на столе, он был
без сознания.
- Боже мой! - вскричал старик. - Надо немедленно перенести его в
кровать! Это все рана на ноге. Очень плохо, очень...
Ксения поднялась со скамьи и положила ладонь на голову Виктора.
Замерла, словно пыталась что-то услышать.
- Он болен, - сказала она наконец. - Но это не очень плохо. Это
гораздо хуже.
5
Он уходил в вязкую глухую муть, бесконечное падение изматывало, а
когда оно закончилось, сбоку из тьмы всплыли огромные соты, и вот он уже
брел, проламываясь сквозь липкие стены, которые дробились, рассыпались от
малейшего прикосновения. Тягучий мед вытекал из разбитых сот, обволакивал
его, душил...
И после того, как он вмерз, окаменел в янтарном шаре, все рассыпалось
песком, и он рассыпался тоже, а песок смыла холодная вода...
Временами, приходя в сознание, он видел склонившуюся к его изголовью
женщину. Кажется, он знал ее, но никак не мог вспомнить имя. Чужая, чужая,
чужая - монотонно крутилось в голове, а потом рядом с ней возникала
старческая голова, пальцы, оканчивающиеся длинной иглой, и вновь он падал
в муторное забытье.
Потом ему стало немного легче. Он лежал легкий и пустой, холодная
испарина покрывала тело, а Ксения полотенцем обтирала пот с его лба.
Сквозь полумрак и дрожащее пламя свечи он едва различал ее лицо. Глаза
были закрыты, она медленно качала головой из стороны в сторону и что-то
монотонно бормотала...
- ...вернись, вернись, возвращайся, душа. Не ходи на восток: там из
огненной ямы выплавляется солнце; там девять великанов несут раскаленное
светило, они унесут и тебя. Вернись, возвращайся, душа. Не ходи на север:
там большая вода и злые рыбы, они сожрут твое тело и обгложут кости, они
уходят в глубину и унесут тебя с собой. Вернись, возвращайся, душа. Не
ходи на запад: там живут черные змеи с шестью головами, им прислуживают
длинноголовые люди с синими зубами, они съедят тебя. Вернись, возвращайся,
душа. Не ходи на юг: там на огромных кольях гниют днем и ночью мертвецы,
они съедят тебя, а полосатые муравьи ростом с человека превратят в труху
твои кости. Вернись, возвращайся, душа. Не улетай на небо: там пустота и
холод, там ничьи глаза смотрят во все стороны, и те, кого они увидят,
рассыпаются в пыль, там восемь страшных солнц охотятся друг за другом,
пожирая и выплевывая друг друга, они съедят и тебя. Вернись, возвращайся,
душа. Не уходи под землю, там шестнадцать стражей ждут тебя, чтобы
пропустить через колесо, там полуголовый зверь, не имеющий имени, съест
тебя всю. Возвращайся, вернись, это я призываю тебя, вернись скорее ко
мне, ты еще не прошла свой путь до конца, вернись, вернись, вернись...
Голос Ксении таял, обволакивал. Виктор пошевелил тяжелой рукой, с
трудом нащупал ее ладонь и слабо пожал ее. И тут же заснул.
Он просыпался и снова засыпал, пил горячее и холодное, несколько раз
видел сквозь пелену Ксению, старика и незнакомого юношу, испуганно
смотревшего на него.
А однажды он проснулся и долго лежал с открытыми глазами,
всматриваясь в серый полумрак. Хотелось есть. Он понял, что
выздоравливает.
Хворь, неожиданно свалившая его, была подобна удару молнии. Не мог же
укус вонючего лупилы ввергнуть в ничейные земли между жизнью и смертью!
Наверно, судьба подавала ему знак. Он был испепелен, размышлял Виктор, а
сейчас как бы возродился в новом качестве. Долгие годы ему казалось, что
внутри сидит стальной еж, ощетиненный во все стороны жесткими прутьями. И
сейчас вдруг концы этих прутьев словно вошли в свои гнезда, и еж перестал
колотиться о его, Виктора, оболочку, и это дало хозяину тела совершенно
иную свободу и силу, большую, чем была у магов и есть у Ксении.
И как только он подумал о ней, она вошла в комнату.
Положила узкую прохладную ладонь ему на лоб и тихо сказала:
- Вот ты и вернулся.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг