сиденье, и только теперь Князь заметил, что около его головы поднимается,
словно цветущая лилия, широкая труба граммофона. Так же молча Тимофеев
сошел с машины. Он обогнул ее спереди и открыл правую дверцу. Женщина
продолжала сидеть. Тогда Тимофеев с силой схватил ее за руку, она нехотя
поднялась и, покачиваясь, вышла из автомобиля. Опять заиграла музыка.
Князь видел квадратный ящик и блестящий коготь собаки, налегающий на
бегущий диск.
Лихой быстрый мотив сменил траурную мелодию. В воздухе запорхала
скрипка. Кашляющий басок саксофона пытался ее поймать. Он ловил ее, она
убегала. Костлявые пальцы пианиста бегали взапуски по клавишам, потом
кто-то сильный и наглый ударял играющего по рукам, и звуку оборвавшихся
струн вторил на ксилофоне дятел.
В толпе началось движение. Лица продолжали быть мертвыми, но
выражение их поменялось. Люди сменили маски, что-то похожее на веселость
выглядывало из уголков губ. Но что оставалось прежним - это глаза. Глаза
их были пустыми.
Тимофеев подвел свою спутницу, или пленницу, к той машине, что
возглавляла колонну. Он постучал о борт, и задняя стенка кузова откинулась
на скрытой пружине. Из темной и узкой полости медленно, как во сне, стал
выползать на свет обитый атласом гроб. Он выдвинулся наполовину, музыка
продолжала играть. Люди, столпившиеся возле машины, близко к гробу не
подходили. Они дергались в такт звукам, которые соскакивали с пластинки,
толкали Князя коленями, словно и его хотели втянуть в веселую
кладбищенскую игру - чужого сделать своим.
Когда гроб почти вылез из кузова и торчал, как пушечный ствол, из-за
машины показался хилый на вид человек с закатанными по локоть рукавами и в
топорщащемся клеенчатом фартуке. В одной руке он держал большой
продолговатый футляр, в другой коптила на ветерке наполовину скуренная
сигарета. Он бросил футляр на землю и, легко подхватив гроб, перенес его
от машины в сторону.
Тимофеев ему кивнул. Человек в фартуке затянулся и, выпустив струю
дыма, вытер о фартук руки. Потом он вернулся к машине и, покрякивая от
натуги, вытащил из раскрытого кузова толстый деревянный чурбан. Края у
чурбана были разбиты и сглажены, а на середине с торца темнела круглая
вмятина. Он поставил чурбан стоймя и поправил его подошвой. Поднял футляр,
положил его на чурбан и раскрыл. В свете бледного дня сверкнуло
полукруглое лезвие.
Князь смотрел насупленным взглядом на эти странные приготовления. Он
уже догадался, что за всем этим произойдет. По бледному лицу женщины он
понял, кто будет жертвой, и следил глазами за палачом, который серым
бруском водил по стальному лезвию.
Женщина стояла, не шелохнувшись. Казалось, она была равнодушна ко
всему, что творится вокруг. Глаза ее смотрели поверх крестов, поверх
приплясывающей толпы, и что в них скрывалось - боль, страх, надежда, -
Князю не дано было знать.
Наконец, приготовления закончились. Тимофеев вышел вперед, толкая
перед собой женщину. Он подвел ее к деревянной плахе. Палач стоял,
подбоченясь, топорище упиралось в колено, сигарета во рту погасла и
торчала, как ржавый клык.
- Последнее желание приговоренной? - кивком показав на женщину,
спросил он у Тимофеева. Голос у палача был мягкий, мягче, чем сталь
топора.
- Не будет, - сказал Тимофеев. - Хватит с нее желаний.
Палач пожал плечами и с безразличной улыбкой перебросил топор на
плечо.
- Цербер! - Тимофеев повернулся к машине. - Концерт окончен.
Пес убрал коготь с пластинки и ленивым движением лапы захлопнул на
граммофоне крышку.
Князь стоял как на иголках, он перебрался за спины переднего ряда и
смотрел на слепящий отблеск, застывший на лезвии топора.
Время словно остановилось. Люди в толпе молчали. На крестах, на
граните памятников, на обвислых ветвях деревьев, медленно поводя головами,
сидели жирные птицы. Они ждали.
И тут женщина закричала.
Птицы вздрогнули, с шумом поднялись, и небо над кладбищем почернело
от яростного мелькания крыльев.
Крик перешел в плач. Она стояла и плакала - все тише, тише, и когда
плач стал совсем неслышным, Тимофеев пригнул ее плечи к плахе и показал
палачу на топор.
Колени у женщины подогнулись, голова ее легла на чурбан, и на белой
полоске шеи затрепетали тени.
- Мучаешься? - Голос прозвучал громко, хотя говорили шепотом. - Из
пистолета стрелять умеешь? "Смит и Вессон", тридцать восьмой калибр. Из
такого не промахнешься.
Князь скосил глаза в сторону и увидел стоящего рядом незнакомого
человека в плаще. Он был непохож на других, лицо его было живым и узких
блестящих глазах прыгали зеленые огоньки.
Князь не успел удивиться, пистолет был уже у него. Большая круглая
рукоятка показалась горячей, как чайник.
- Сначала в собаку, а потом уж - по обстоятельствам. Только не
стреляй в Тимофеева. Проку не будет и пулю зря изведешь.
Князь сглотнул и ничего не ответил.
Палач уже заносил топор, на лице играла улыбка. Князь прицелился,
грохнул выстрел, руку с пистолетом тряхнуло. Пес взвизгнул и, вскинув
голову, удивленно посмотрел на толпу. Вздохнул и замер, уткнувшись мордой
в сиденье.
Вторым выстрелом он уложил палача. Тот тихо повалился на землю, и
улыбочка его из веселой сделалась пустой и печальной.
Растолкав стоящих людей, Князь выбежал на открытое место. Тело
женщины было легким, как воздух. Краем глаза он заметил мелькающий на фоне
крестов железный плащ Тимофеева. За Князем никто не гнался. По утоптанной
песчаной дорожке он бросился к раскрытым воротам. Поровнявшись с первой
машиной, он увидел, как из кабины высунулась чья-то рука. Знакомые зеленые
огоньки плясали в глазах шофера. Машина уже разворачивалась. Со спасенной
женщиной на руках Князь втиснулся в открытую дверцу.
За стеклом замелькали кресты, высокая арка ворот ударила по глазам
тенью. Резко затормозив на выезде, машина сделала еще один поворот -
колеса затряслись на камнях, стекла заволокло пылью. Выскочив из пыльного
облака, машина на полном ходу врезалась в фанерную будку, разворотила
цветник и, яростно завывая мотором, вырвалась на большую дорогу.
18
- Куда мы едем? - Князь не переставал тереть зудящую от пистолета
ладонь. Сердце все еще колотилось. Под веками жгло, и когда он пытался
закрыть глаза, опять и опять ему виделось падающее на землю тело.
- Едем. - Водитель пожал плечами.
- А потом?
- Она знает, куда мы едем.
Женщина сидела, зажатая между шофером и Князем. За всю дорогу она не
вымолвила и слова - сидела, смотрела вдаль, руки сложены на коленях, плечи
подняты, на лице - безразличие и усталость.
Водитель крутил по городу, срезая углы поворотов. Их кидало от борта
к борту, красные круги светофоров грозили им с перекрестков. Водитель
только посвистывал да поплевывал в щель кабины.
- Фогеля благодари. Если бы не старик, было бы сейчас здесь на одну
голову меньше.
Звук пощечины слился со скрипом шин. Князь смотрел на косой фонарь,
метнувшийся от обочины на машину, и заметил лишь промельк ладони и
подавшееся вперед плечо. Щека водителя покраснела. Он хмыкнул и облизнул
губы.
- Хватит, мне нужно выйти, - сказала она громко и резко.
- Ручка у тебя еще та, только с виду игрушечная. Как тебе нравится? -
Шофер обернулся к Князю. - Ее спасают от смерти, и тебя же за это по
морде.
- Я не люблю повторять. Останови машину. - Она потянулась к рулю, но
водитель локтем остановил ее руку.
- И куда же ты собралась идти? Обратно на кладбище? - На всякий
случай он отклонил голову, ожидая, что она ударит опять. - С тобой не
соскучишься. - Он ухмыльнулся и плюнул через плечо за стекло. - Ладно, раз
тебе очень надо, могу и остановиться. Бензин нынче дорогой.
Он подрулил к обочине, и машина, затормозив, встала.
- Ты, я так понимаю, с ней?
Князь посмотрел на женщину, потом на ухмыляющегося водителя и кивнул.
- Тогда верни пистолет, мне он еще пригодится.
Князь достал пистолет и осторожно, чтобы не задеть спутницу, протянул
его на вытянутой ладони. Шофер хотел его взять, но сидящая между ними
женщина, резко выбросив руку, выхватила у Князя оружие. Князь и выдохнуть
не успел, а водитель с развороченной грудью уже лежал на руле и кровь
заливала кабину. Вороненое дуло было нацелено в голову Князя. Он сидел
вполоборота к женщине, горький колючий ком стоял поперек горла.
- Я еще тогда, на шоссе, догадалась, что ты из этих. Слишком уж у
тебя получается роль счастливого избавителя.
- Зачем вы его так? - Князь слушал ее и не слышал. Он смотрел на тело
убитого, на алые пятна крови, забрызгавшей лобовое стекло. Второй раз за
сегодня он видел смерть человека.
- Ты, действительно, идиот? Или притворяешься? Думаешь, я и вправду
поверила, что ты пристрелил собаку?
Князь посмотрел на нее. Щека у женщины дергалась, и губы дрожали.
Пистолет она держала нетвердо, ствол наклонился вниз, отогнутый
указательный палец едва касался спускового крючка.
- Как ты оказался на кладбище? Кто ты вообще такой? Князь? Тимофеев,
он тоже князь. Два князя на мою голову. - Она рассмеялась и уронила
пистолет на колени. - Запомни, мне твоя доброта не нужна. И женой твоей я
становиться не собираюсь.
- Пойдем. - Она ткнула Князя пистолетом под бок. - Вылезай из машины.
Я тебя убивать не стану. Хватит и одного добренького. Надо же - и кровь у
него настоящая. Красная, как у людей. Не пожалели послать живого.
Они выбрались из черной машины. Вылезая, Князь подал женщине руку.
Она странно на него посмотрела и протянула ладонь. Перед тем, как
захлопнуть дверцу, женщина бросила пистолет на сиденье и поморщилась,
словно выпустила с ладони змею.
Они стояли возле длинного деревянного дома, больше похожего на барак.
Облупившаяся краска крошилась, из щелей в каменном основании торчали пучки
травы. Половина окон была заколочена досками, а из тех, что смотрели
открыто, несло затхлостью и сырой землей. Они обогнули дом, и Князю всю
дорогу казалось, что из окон за ними подглядывают чьи-то невидимые глаза.
То и дело он озирался и тревожно смотрел на дом.
- Возьми меня под руку, я устала, - сказала спутница, когда они вышли
на соседнюю улицу.
Князь осторожно прижал ее руку к своей и почувствовал под одеждой
холод.
- Неприятно идти с убийцей? - Она нервно повела головой и искоса
взглянула на Князя.
Он помедлил с ответом, не зная, что говорить. Потом сказал тихо и
невпопад:
- Сегодня я убил человека.
- Хорошее начало для разговора, - сказала она с издевкой. - Ну и как?
Интересно было? Расскажи, как ты себя чувствовал, поплачься, мне нравится,
когда мужчина плачет.
Князь выпустил ее руку, но она схватила его сама и сильно потянула
рукав.
- Разве тебе нечем себя оправдать? Любой, кто хоть раз в жизни убил
человека, находит себе оправдание.
- Человек не сам себя судит.
- Это слова младенца. Бога нет, Тимофеев его убил. Или Бог убил себя
сам. Неважно, подробности не интересны. Зачем ты сбрил бороду? С бородой
ты мне нравился больше.
- Через месяц вырастет новая. - Князь заставил себя улыбнуться.
- Если будет на чем расти. - Она улыбнулась тоже. - Помнишь, тогда на
шоссе ты говорил, что любишь другую? Расскажи мне о ней. Она красивая?
- Не знаю. - Отвечать ему не хотелось.
- Красивей меня?
- Я не помню, что тогда говорил. Голова болит.
- Не помнишь, значит, не любишь.
Они перешли улицу. Наверное, со стороны они выглядели как
прогуливающаяся пара, то и дело заговаривающая о пустяках, немного нервно,
немного с надрывом, взрываясь и успокаиваясь, как и положено уставшим друг
от друга супругам.
- А меня? Меня бы ты полюбить смог?
"Теперь нет", - хотел ответить ей Князь, но сказал коротко:
- Нет.
- Ты мне нравишься. Я таких еще не встречала. Интересно, что я
сделаю, если вдруг тебя полюблю? Я ведь не желаю терпеть, когда мне
отвечают отказом.
Князь оглянулся назад, окидывая глазами дома.
- Надо было убрать с дороги машину.
- Без нас уберут. Забудь об этом юродивом. А любовником моим ты бы
стал? Так, без любви. На время.
- Он нам помог. - Князь как будто не услышал вопроса.
- Он нам помог в одном - на время скрыться от Тимофеева. - Она сжала
его руку сильнее. - И не потому, что дал тебе пистолет и увез с кладбища
на машине. Потому, что лежит сейчас мертвый и не может за нами следить. -
Она отпустила руку и остановилась, отступив от него. - Ты младенец. Ты
видишь только то, что тебе показывают. И веришь, когда тебя заставляют
верить. А я никому не верю. И тебе не верю. Ты - предатель. Все
жалостливые и совестливые - предатели. Ты предашь меня из-за своего
гуманизма. "Не убий", "не прелюбодействуй". Мерзость.
- Стой. - Она вгляделась в глубину улицы. - Видишь на углу человека?
Это из тимофеевских. Идем спокойно, он нас уже видел.
Князь посмотрел вперед. Там, где улица упиралась в площадь - ту самую
злосчастную площадь, в глубине которой возвышалось, как памятник его
бедам, невзрачное здание гостиницы, - топтался на углу человек. Тощий
папиросный дымок относило ветром в их сторону. Человек на них не смотрел,
но, когда они подошли ближе, он внезапно исчез, скрывшись за угловым
домом.
Князь замедлил шаг и нерешительно посмотрел на спутницу.
- Куда теперь?
- Идем, дорогу я знаю.
Они вышли на площадь. Ветер гонял по углам не по-весеннему сухую
листву. Мелко дрожали лужи. Скрипел на высокой башне одинокий петушок
флюгера. Диабаз был скользкий, как лед. Ноги скользили по камню, и узкие
каблучки спутницы мешали быстро идти. Из дальней боковой улицы, той, где
стояла гостиница, выскочил золотой "москвич", дал газу и пропал за углом.
- Я не предатель... - Пока они шли, Князь все подыскивал слово,
которое бы не выглядело пустым. Ему надо было, чтобы она ему верила, надо
было ей доказать, что не такой уж он наивный и скучный, как ей, должно
быть, кажется.
- Замолчи. - Она его оборвала. - Мои слова стоят дешево. И не бойся,
ты же мужчина. Посмотри. - Ее маленькая рука показывала вверх, за крыши.
Князь увидел, как по краю серого облачного покрова, что плотно
обволакивал город, разламывая небо на части, протянулась белая полоса.
- Тебя провожала луна, а встречает солнце. Так встречают царскую
кровь. Ты хотел бы, чтобы я стала царицей?
- Ты и сейчас царица.
- Да, без царства. Ты знаешь, что книга, которая сейчас у тебя,
принадлежит мне?
Князь тронул рукой твердую грань переплета и почувствовал легкий ток,
исходящий из-под одежды от книги. Раньше он такого не замечал или не
обращал внимания.
- Мне много говорили про книгу, про ее скрытую силу, про власть,
которую эта книга дает. Мне власть не нужна. Я человек свободный. Я плохо
понимаю все эти тайные тонкости. Она мне помогала. Но если вы говорите,
что книга принадлежит вам, возьмите, я буду рад.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг