Стемнело. Находившись за день по городу и наглотавшись скуки и пыли,
Князь порядком вымотался и устал. Из намеченных на сегодня объектов он
успел посетить два - типографию и библиотеку. Ни в хранилище мудрости, ни
в пропахшем типографскою краской цехе о книге и слыхом не слыхивали.
- Может, кто из стариков помнит, - посоветовала ему в типографии
барышня-заместитель, ВРИО уволенного директора. - Иван Иванович Козлов, он
еще при царе работал. Проживает на Данилкиной Даче, дом не помню, да там
его любая собака знает. ...Если старик не помер, - добавила она,
улыбнувшись.
Запасшись коммерческой водкой и банкой сельдей в томате, Князь
отправился пытать счастья у старика Козлова.
На площади возле злополучного "Коммунальщика" второй раз за день он
набрел на продавца кваса. Несмотря на сумеречные часы тот упрямо сидел у
бочки, уткнувшись лицом в газету. На Князя он даже не посмотрел. Князь
кашлянул в кулак, потом постучал о бочку, давая о себе знать. Читающий
продавец ни слова не говоря кивнул и, не глядя, наполнил кружку. Князь
выпил. Квасник продолжал читать. Если по совести, Князь подошел к нему
неспроста, а собирался узнать несколько полезных вещей: 1) последние
городские новости; 2) что такое Данилкина Дача, и как до нее добраться; и
3) вопрос о жилье. Надо же ему где-то ночь ночевать.
- Ветерок, - сказал Князь для зачина. - Гроза будет. Насчет жилья у
вас как? Сдают?
Продавец посмотрел на него, вздохнул и ничего не ответил.
- Я утром к вам подходил. Помните?
- Многие с утра подходили, - насупясь, сказал квасник. - Только с
утра и подходят.
Он согнулся и пробормотал еле слышно:
- Везде плохо. На одной Луне хорошо, где нас нет.
Князь ничего не понял, пожал плечами и собрался уходить с площади. Но
только он отошел, как услышал из-за газеты:
- Ты бы уезжал поскорей. Тут ко мне подходили, про тебя спрашивали -
что, да как, да не рассказывал ли я тебе про музей - музеем особенно
интересовались. А мне - что. Я им так и сказал: не знаю. Подошел человек,
квасу выпил, получил сдачу, и - все, привет. Но ты, борода, уезжай. Это
люди такие. Тимофеевские. Он у нас здесь хозяин.
6
Итак, он оказался в опале. Пес, жрущий человеческие останки.
Костлявая личность в плаще. Тимофеевские и сам Тимофеев - хозяин. Кто он
здесь? Мориарти каменьгородских масштабов? Душегуб-мэр? Главный рубака из
движения за чистоту нации? Мясник в магазине? Или начальник ОБХСС?
Предостережение продавца кваса поначалу огорошило Князя. Ему
вспомнился убитый и обворованный Фогель. Дыра с яйцо во лбу - не лучшее
украшение для головы. И все-таки Князь решил - сдаваться ему пока рано.
Музей. Первым делом надо попасть в музей. Старорежимный Иван Иванович
Козлов может и потерпеть. Раз при царе терпел, потерпит еще денек при
обновленном социализме. Все терпят.
День медленно угасал. Майские вечера тянутся в провинции долго.
Сирень почти отцвела и в сумерках отливала фосфором. Прохожих на улицах не
встречалось. На скамейках у молчаливых домов не дремали совы-старухи и не
хихикали влюбленные парочки. Город был похож на пустыню, и если бы не
редкие голоса из окон и не свистки на железнодорожной станции, в пору было
подумать, что в городе объявили эвакуацию.
От безлюдья и непокоя захотелось нырнуть в сирени, уйти от невидимых
глаз, что Князь и сделал немедля, свернув с улицы в сад. Музей, насколько
он помнил, находился где-то неподалеку. Князь выбрался на соседнюю улицу,
такую же сумеречную и пустую, опять окунулся в кусты и скоро за невысоким
забором увидел здание музея. Призрачные деревья бросали по сторонам тень.
Тени переплетались, воздух пропах сыростью и влажной древесной корой.
Князю сделалось зябко.
Стояла тишина. Где-то близко постукивали часы - тихо-тихо, чтобы
смертный не догадался, что это отмериваются минуты, которые ему остается
жить. Двухэтажное здание, в котором находился музей, задником выходило к
древним развалюхам-сараям и могучей куче угля, наваленной вперемешку с
мусором. Где-то там ближе к сараям должен быть запасной выход, а может
быть, и пожарная лестница.
Князь яко тать в нощи перебежками от дерева к дереву скоренько
пересек сад и спрятался за тощей поленницей. Он прислушался. Тихо. Пустые
окна смотрели на него со стены. От дома веяло смертью. Где-то там за
желтыми стенами нашли убитого Фогеля.
Лестница скрывалась в тени. Бесшумно, по-обезьяньи, Князь
вскарабкался под козырек крыши и посмотрел с высоты на город. Тусклая
полоса зари еще серебрила землю. В меркнущем свете вечера успокоенно и
неподвижно разлегся перед Князем зверь-город. Казалось, он уже спит. Улицы
тонули во мгле, и тонкие ребра антенн чернели над горбатыми крышами -
мертво, как кладбищенские кресты. На западе, на городской окраине
светились огни депо, там вздыхали и лязгали тепловозы; голос железной
дороги - единственное, что оставалось живого в этом сонном царстве теней.
Решетка на чердачном окне по счастью оказалась незапертой. Ползком,
чтобы не грохотать железом, Князь пробрался в теплую темноту и выждал,
чтобы успокоилось сердце. Чердак утопал в пыли. На ощупь, касаясь балок,
Князь сделал шаг в темноту, и в стороне что-то взвизгнуло, мелкие
шелестящие звуки заставили сердце подпрыгнуть. В нос ударила пыль. Князь
отпрянул от неожиданности, но тотчас взял себя в руки. Это были всего лишь
мыши.
Скоро его глаза притерпелись к темноте чердака, и он уже смог
различать туманные полосы окон, зарешеченных железом запоров. Он пошел
наугад вперед и, пройдя с десяток шагов, оказался у невысокой двери. Князь
толкнул ее осторожно, дверь скрипнула и открылась. Он ступил на короткую
лестницу и прошел в безлюдный музей.
Тихо постанывали половицы. Свет зари проникал внутрь и пятнами
растекался по стенам. Он выхватывал из застекленных рам какие-то точки и
линии; чтобы рассмотреть их получше, нужно было подойти вплотную к
картине, но когда Князь подходил, собственная его тень падала так плотно и
густо, что изображение исчезало совсем. Живопись Князя не интересовала,
тем более современная. Он и днем-то прошел бы мимо картин, зевая, сейчас и
вовсе было не до того. Князь мог себе примерно представить расположение
музейных залов. Все провинциальные музеи выглядят на одно лицо.
Князь и сам толком не знал, что он должен здесь отыскать, но особым
старательским нюхом чувствовал - попахивает удачей. Он прошел несколько
залов и ничего особенного не приметил. Картонные коробки и купола,
спичечные деревца и человеческие фигурки из воска. Перспективы развития
города. Не то, не то. А еще эта гнетущая темнота, когда из пустой стены
вылезает вдруг деревянная рука идолища, или глаз с закоптелой иконы
просверливает в спине дыру.
Еще один зал долой. Следующий. Паровоз братьев Черепановых, Юрий
Гагарин, двухголовый младенец в колбе, осколки греческой вазы, копия с
репинских "Бурлаков". Не то, не то.
Спускаясь на первый этаж, на лестнице Князь чуть не подвернул ногу.
Он с трудом удержался, схватившись за холодную стену. И ладонью угодил в
выключатель. Князь на секунду ослеп и от света прикрыл глаза. А когда
открыл, первое, что он увидел, - скрючившегося на полу человека и бурые
сгустки крови, запекшейся на мертвом лице.
Человек был стар, худые тонкие руки протянулись к большому шкафу,
занимавшему полстены напротив. В шкафу, тускло отсвечивая, висели воинские
доспехи.
Не спуская глаз с мертвеца, Князь стал отступать по лестнице. Если
его сейчас обнаружат - ночью, в пустом музее, один на один с покойником, -
веселенькая выйдет история. Он почти добрался до верха, когда мертвый на
полу шевельнулся и издал стон. Князь совсем упал духом. Ни жив ни мертв он
стоял на площадке лестницы. Внутри все вымерзло и охладело, словно он
наглотался снега. Хотелось волком завыть, плюнуть на эти страсти и бежать,
не раздумывая, из города - сейчас же, покуда цел, пока его не сглодали с
кожей трупоеды-собаки и оживающие по ночам мертвецы. На вокзал, забиться
на полку в вагоне и не открывать глаз, пока холодный ветер с равнины не
развеет страшный туман.
- Там... - Мертвец медленно оживал. Он с трудом поднял руку. Она была
высохшая и желтая, как у больного, умирающего от холеры. - Там...
Он показывал на шкаф у стены, где за толстым пыльным стеклом лежало
оружие воина.
- Меч... Скорей достань меч. - Рука лежащего опустилась. - Скорей,
осталась ровно минута.
С трудом соображая, что делает, Князь скатился вниз по ступеням и
подбежал к шкафу. Он дернул узкую ручку. Шкаф был заперт, а замочная
скважина опечатана запекшимся сургучом. В сургуче крупно и четко
отпечаталась буква Т.
- Заперто. - Князь обернулся. Старик смотрел на него. На лбу в
глубоких морщинах блестели алые капли. Волосы на голове спутались в
кровавый колтун. Губы едва шевелились.
- Меч... Разбей стекло и возьми.
Меч был странный, огромный - про такие Князь только в сказках читал,
а вживе видеть не приходилось. С длинной кованой рукоятью и с широким
лезвием из тронутой чернью стали. По лезвию, полустертая, шла узорная вязь
из слов. Некогда было читать, его торопил старик.
"Все одно, - тоскливо подумал Князь. - Пусть уж будет и это." Он
высадил каблуком стекло. Колкая стеклянная крошка мгновенно вонзилась в
щеку. Он хотел обтереть кровь, но сзади хрипел старик. Тогда он взялся
двумя руками за рукоять, с силой рванул на себя, но меч как висел, так
продолжал висеть, вросши намертво в стену. Князь бессильно развел руками.
- Не могу.
- Сможешь, напои его кровью.
Князь ладонью провел по лицу и наложил ее на холодное лезвие. Только
он это сделал, как меч сам скользнул ему в руку. Он стал легким, как
птичий пух, словно весу в нем не было никакого. Это был призрак меча, и в
то же время, когда Князь взмахнул им над головой, воздух рассекся со
свистом и в лицо ударило ветром.
В голосе у старика силы заметно прибавилось.
- Теперь разруби узел.
Князь с зажатым в руке клинком обернулся, не понимая приказа. И вдруг
увидел в ногах старика тяжелую железную цепь. Князь мог поклясться, что
еще минуту назад никакой цепи не было.
- Руби, или будет поздно.
Князь ударил мечом по цепи, и она разлетелась в пыль.
- Все, теперь я свободен. - Морщины на лице старика разгладились. Он
все еще продолжал лежать, но глаза светились покоем. - Князь - твое имя. Я
ждал, я знал, что ты должен придти. Сейчас я уйду к себе, а тебе еще
многое надо сделать. Меч и книга. Меч теперь твой. Ты - хозяин меча. Когда
он тебе понадобится, назови свое имя: Князь.
- Книга? - Князь услышал знакомое слово.
Старик не дал ему говорить.
- Все в книге. А теперь делай, что должен делать. Мне пора уходить.
Только он это сказал, как музейный зал опустел. Старик исчез, и пятна
крови исчезли; меч, что только что играл у Князя в руке, занял свое место
в витрине. Стекло было по-прежнему пыльным, и за ним на продранном бархате
висел самый обыкновенный клинок с инвентарным музейным номером.
7
Власть красит человека. Труд превращает его в раба. В камне сила, и
сила камня - во мне. Тимофеев сидел в кабинете и нервно набирал номер.
Словно драконий панцирь, тело его обтягивал плащ. Хозяин города чувствовал
себя скверно, всю ночь ворочались в печени тяжелые свинцовые камни и
снились чужие сны. На другом конце провода подняли, наконец, трубку. Голос
сказал:
- Сторожка.
Тимофеев помолчал, потом заговорил быстро, словно спешил:
- Плохие дела, Вдовец. Пришлый освободил Фогеля. Понимаешь, что это
значит? Это дурной пример. Того и гляди, что всякая двуногая сявка начнет
поднимать голову. Фогеля я проучил, Фогель похитил книгу. Свободу
почувствовал, старичок. Помирать собрался, решил перед смертью очиститься.
Еженощная пытка убийством - хорошее наказание предателю. Вдовец, пока этот
питерский здесь, не видать нам спокойной жизни. Печенка всю ночь болела.
Двести лет не болела, а тут схватило - хоть помирай. Хоть клещами
вытаскивай. Ладно, слушай. С Фогелем сделаешь так. Могилу старика
раскопай, тело залей цементом, а гроб со всех сторон обнеси железной
решеткой. И не забудь окропить железо водой из Змеева Яра. Как сделаешь,
дай мне знать.
Высунув горячий язык, у ног хозяина лежала собака. Он грел об нее
свои плоские ревматические ступни и рукой разглаживал шерсть. Не опуская
трубку и продолжая гладить собаку, Тимофеев набрал новый номер.
- Это отдел культуры? Баранова? Кто из ваших отвечает за городской
музей? Выходит, раз смотрителя нет, так и неси оттуда что хочешь?
Поставить сторожа. Провести инвентаризацию. Все проверить. По моим
сведениям из музея разворовывают экспонаты. Есть сигналы. Милиция в курсе.
Так что, милая моя, срочно примите к сведению. На ваше место всегда
найдутся желающие.
Тимофеев повесил трубку и откинулся на высоком кресле. Сверху над его
головой со спинки из резного картуша смотрела темная буква Т. Та же самая
буква была на перстне хозяина. Он прикрыл прозрачные веки и словно бы
задремал. В кабинете было не по-утренне сумрачно от наглухо задернутых
штор. Хозяин не любил света. Он не любил солнца, луны и звезд. Он
завидовал их покою. Он любил полумрак, и серый дождливый день, и ветер,
разбивающий птичьи стаи и с волн срывающий пену. Бурный, безумный ветер,
под которым сгибается человек. Как перед ним, хозяином.
Не открывая век, он сказал:
- Что-то не слышно вестей от моего должника Каменного.
8
Утро выдалось мирное. Город спал, ночные тени попрятались по углам и
подвалам, и сквозь серую дымку Востока пробивалось раннее солнце. После
событий ночи Князь чувствовал себя больным и разбитым. Тело ныло, в висках
покалывало, а во рту словно ночевала жаба. Он умылся прямо на улице из
какой-то допотопной колонки и теперь брел наугад мимо длинного
некрашенного забора.
Улица скоро кончилась, пошли клочки огородов, и за неглубокой
речушкой открылись пустеющие поля. Так он шел с полчаса, вдыхая утренний
воздух и распугивая на дороге ворон. На пути за лысым бугром он увидел
рощу деревьев - несколько старых ив, окружавших болотистую низину. У
обочины рядом с рощей лежал выгоревший на солнце валун, похожий на конский
череп. Князь почувствовал, что устал. Он сел на лежащий камень и вытянул
усталые ноги.
- Май, - подумал он грустно. - В Ленинграде уже белые ночи. Мосты
разводят, сиренью торгуют на набережной. Как-то там моя Галя-голубушка,
Галина Петровна?
Он вспомнил ее Галерную и белые занавески на окнах.
- Александр Викторович, вы? - Она выходит под козырек парадной и
поправляет сбившиеся очки. Значит, спешила.
- Здравствуйте, Галина Петровна. Вот прогуливаюсь перед сном. Светло.
Случайно проходил мимо. Может, вместе?
А она, дура дурой, скажет, будто не понимая:
- Ой, Александр Викторович, мама меня в аптеку послала.
- Я вас до аптеки.
Аптека, конечно, уже закрыта, дежурная - за мостом, и мы идем через
мост, обжигаясь друг о друга плечами. Потом обратно, над черной коркой
воды, по черному вечернему диабазу, по белому вечернему городу.
Белая занавеска гаснет, это Галина Петровна выключила на столе лампу.
Под лампой спит до утра последний номер "Отечественных архивов" со статьей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг