волновался; он, наверное, ощутил что-то, но вопрос был неуместен - Корабль
мог бы и не задавать его, потому что заранее знал ответ. Конечно же, знал,
ведь если бы не знал, то не мог бы и сказать то, что сказал:
- Ты жалеешь, Домингес?
Домингес пожал плечами. Внизу - или позади? - была Планета, и на ней
больше не было Президента, и это было счастьем для Домингеса, а то, что
все, оказывается, не так просто и теперь Домингесу нет нужды оставаться
Домингесом, - это было личным делом Омара Баррейру. И в этом вовсе не был
виноват Корабль, который сдержал слово и был теперь счастлив, и купался в
плывущей мгле пространства. И с какой стати Корабль должен волноваться
здесь, среди звезд, которые он любит? Домингес криво ухмыльнулся и
ответил:
- Наверное, жалею. Но ведь это неважно?
- Это очень важно! - Голос Корабля уже не светился, стены стали
тусклыми и перестали пульсировать. Они застыли и подернулись поволокой...
Из-за этой дымной поволоки сияние тьмы померкло - и так же померк Голос
Корабля. - Это важнее всего, Домингес! Нельзя лететь к звездам, если не
хочешь.
- Но я лечу.
- Нельзя лететь к звездам, если не хочешь! - в Голосе прорвался
страх, фразы зазвучали сбивчиво, неровно. - Тот, кто летит, но не хочет
лететь, - болен, его нужно лечить. Но ведь тот, кто не хочет увидеть
звезды, - тоже болен! А тебя не от чего лечить. Значит, ты здоров и
все-таки не хочешь к звездам...
Корабль почти плакал. Домингес вдруг понял, что Кораблю просто больно
- из-за него, по-шулерски нарушившего правила игры. Ему было очень жалко
Корабль, который страдает неведомо почему. В пространстве, среди звезд,
Корабль не должен страдать, но, несмотря на это, Голос срывается от боли,
потому что Домингес, который не хочет лететь к звездам, тоже летит, а это
неправильно. И, значит, счастье Корабля - не совсем счастье. Нет, Корабль,
конечно, не может так думать... но ведь этот Корабль не просто машина! И
Домингесу хотелось сказать Кораблю, что он ошибается, однако обманывать не
было никакого смысла, и поэтому Домингес промолчал.
- О чем ты жалеешь, Домингес?!
Корабль уже кричал, а спустя секунду кричал и Домингес, потому что на
стенах появились новые картины: вздыбились серые стены бараков, и колючая
проволока обвилась вокруг мраморного карьера, и Стервятник Пако шел вдоль
рядов, тыча в грудь каждому пятому неструганой палочкой, которую он
называл стеком. Домингес кричал, потому что на стенах прыгала Площадь, а
рамы мясорезок посреди нее топорщились косыми квадратами... солнечные
блики на стальных пластинах... к средней мясорезке была прикручена
Кристина. Пластины поднимались и опускались, сизо-красные лохмотья,
смешанные с пучками волос, уже не дергались, но это все-таки еще была
Кристина, потому что над Площадью висел тонкий рвущийся вой, и вой этот не
могли заглушить даже хрипы динамиков: "Согласие! Вера! Труд! Согласие!
Вера! Труд! Согласие! Вера! Труд!"
И нельзя было не видеть этого; тогда он закрыл глаза - и не видел, а
здесь бессмысленно было закрывать глаза: то, что корчилось на стене,
проникало и сквозь сжатые веки. И оставалось только кричать, кричать
вместе с Кристиной, которая все еще жила там, посреди Площади - на стене!
- под пластинами мясорезки. Только крик мог помочь не сойти с ума. И
Корабль, видимо, понял это. Стены пригасли, а Голос, уже не срывающийся, а
какой-то отрешенный, повторил:
- О чем ты жалеешь, Домингес?
И этому новому, спокойно-отрешенному Голосу можно было вовсе не
отвечать - уже все было понятно и без объяснений. Корабль умел знать без
слов, на то он и был не просто Кораблем.
Пространство распахивалось: синие луны опускались в багровый океан
неведомого мира, и сплошным ковром цветов были выстланы изумрудные
плоскогорья, но нигде не было сиреневых калл. А где-то внизу - или позади?
- уже вышли, наверное, из многоэтажных коробок люди, которые, собственно,
и были Планетой. Там уже горели мясорезки, и молодые парни, пугливо
озираясь, срывали с себя в подворотнях сиреневые форменки... Там можно
было, уже не таясь, пойти на Черное Кладбище и поискать могилу Кристины. И
наверняка останки Такэды выскребли из-под копыт верблюда, и сейчас над его
гробом, покрытым пурпурным полотнищем, клянутся в чем-то его сумрачные,
затянутые в скрипучие кожанки друзья... А Домингеса не было там, он летел
к звездам, и это было, пожалуй, самой большой несправедливостью - вот
почему Корабль больше не радовался, и стены его уже не ворчали, а
испуганно затихли.
- А может, не надо? А, Домингес?
Но Домингесу было уже все равно. Ему было плевать на Корабль и на его
счастье: у каждого, в конце концов, свое счастье, и Кораблю не понять
человека. И он не мог лететь к звездам, когда там вышли на улицы люди. Он
не хотел к звездам, он хотел на Планету, домой, туда, где уже нет
мясорезок и можно хоть каждый день ходить на Черное Кладбище... туда, где,
может быть, спустя годы Домингес снова сможет стать Омаром Баррейру.
А если и не сумеет, то все равно - Домингес тоже нужен на своей
Планете, потому что на всякого, сказавшего людям, что точно знает, как
д_о_л_ж_н_о_ быть, понадобится Домингес. Но всего этого не стоило говорить
Кораблю, потому что главным оказалось совсем другое...
- Послушай, Корабль, там у нас сейчас карнавал! Ты ведь не знаешь,
какие у нас были карнавалы... Там танцуют девушки, и парни тоже танцуют, и
Чаморро, если еще жив, вылез на Площадь со своим саксофоном! Корабль, ты
слышал когда-нибудь саксофон Чаморро?! Я хочу видеть карнавал, я хочу
танцевать... Я не танцевал двадцать лет, но я выдам такую самбу! Я одену
гирлянду из сиреневых калл, - ты слышишь, Корабль?! - а если она упадет,
возьму ее в зубы и все равно буду танцевать!
- Но звезды...
- Бери их себе! Все до одной - мне не жалко. Я хочу увидеть карнавал!
И услышать Чаморро, если старик еще жив... Корабль, мне не нужны звезды,
если внизу нет Президента!
Пуст был Корабль. Матовые стены отливали белизной, скорее даже не
белизной, а нездоровой бледностью. Голос умолк. Окна сжимались... они
стягивали края очень медленно, неохотно, но даже на глаз было заметно, что
они становятся все меньше и меньше... потом они превратились в узкие щели
и затянулись совсем. Корабль ослеп. И Домингес тоже ослеп, потому что в
потемневшем зале нельзя было различить ничего. Только телом чувствовал
Домингес, что Корабль разворачивается. Что-то жгло в груди, хотелось
плакать, но Домингес держался. Впереди - уже не внизу и не сбоку! - была
Планета, он не видел ее, но знал, что она совсем уже близко. И когда
движение прекратилось, а в белесой стене раздвинулись края люка, Домингес
тихо попросил:
- Не сердись на меня, Корабль...
ЭПИЛОГ
Мясорезки горели тяжелым густоватым пламенем. Время от времени
трещали рамы, и снопы искр подпрыгивали в тусклое небо, низко нависшее над
Площадью. Клочья сумерек впитывали в себя смрад от спекшихся лохмотьев,
висящих на стальных пластинах, а рядом продолжали работать другие,
неподожженные - их было больше, и, хотя низкого рядом не было, сизые
полосы вздымались и опадали, как заведенные, да, собственно, они и были
заведенными. Сумерки оседали на город, но ночь никак не наступала, потому
что ее отгоняло багровое зарево, хлещущее из горящих многоэтажек.
Где-то в предместьях гукали базуки, перекрывая дробный треск
автоматов, но здесь, у руин Дворца, было совсем тихо. Площадь была
безлюдна, на ней не осталось никого, все разбежались, остались только те,
кому было уже все равно. В их остановившихся глазах отражались дымные
блики, они лежали грудами, почти полностью закрывая бетон. На искромсанных
тел-ах с трудом различались остатки одежды: сиреневые форменки, джинсы,
кожанки, рабочие блузы - все это было смято, пережевано, как остатки
бронзовой статуи, скрученной взрывом. От нее остались только сапоги, а над
ними начиналось нечто оплавленное и искореженное.
А рядом с сапогами, возвышаясь над ними, серебрилась широкая игла с
плавно закругленными гранями. Она стояла посреди бетонной площади; это
было единственное чистое место на Площади, вернее - почти чистое, потому
что и на этой полоске, едва не касаясь ногами матовой поверхности иглы,
лежал лицом вниз человек, почти надвое перерубленный автоматной очередью.
Из-под тела широкой полосой вытекала кровь, кажущаяся в разорванных огнем
сумерках почти черной, а чуть выше щерилось темное отверстие, словно
прорезанное в поверхности серого металла.
Корабль ждал.
Й________________________________________________________________________»
є Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory є
є в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" є
З________________________________________________________________________¶
є Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент є
є (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov є
И________________________________________________________________________ј
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг