уехала. Офицер из газика в мокром плаще подошел ко мне и спросил:
- Других не было?
- Нет, - сказала я.
- Ты иди домой, - сказал офицер. - Иди, тебе здесь нечего делать.
Лил дождь, а лужа, в которой раньше лежал солдат, была красной.
Я пошла домой, но не дошла, а остановилась возле Огонька. Мне не было
жалко Кима, потому что это был чужой Ким.
- Вот видишь, к чему это приводит, - сказала я Огоньку.
Я была совсем мокрой, в рваном платье. И тут я увидела, что за то
время, как я не встречалась с Огоньком, у него появился младший братишка.
Я смотрела на железный столбик. Мой старый Огонек еще больше подрос, край
его залез за столбик, а малыш был совсем маленький, как мухоморенок рядом
с мухомором.
Идти в таком виде к маме в больницу - только пугать ее. Я вернулась
домой и почти сразу заснула - такая у меня была реакция.
Ночью я просыпалась от страха. Я задним числом перетрусила. Мне
казалось, что кто-то пробрался в дом и сейчас он со мной что-то сделает, а
может, убьет, но я не могла отогнать сон настолько, чтобы проверить,
заперта ли дверь.
Я проснулась поздно. Было тихо. И я целую минуту лежала совсем
спокойно, в хорошем настроении и думала: почему не надо идти в школу?
Потом минута прошла, и я все вспомнила. Я попыталась включить телевизор,
но он не работал. Было полутемно, хотя часы показывали девять часов. Я
выглянула в окно - над улицей нависла почти черная туча - вот-вот
выплеснется. Я стала быстро собираться. Кожаная кепка Кима лежала на полу.
Я выкинула ее в мусорное ведро. Потом собрала свою сумку - только самые
нужные вещи, словно собиралась на экскурсию. Я решила, что отнесу вещи, а
потом схожу к Сесе. Обязательно. Ведь я не боюсь заразится?
Но в больницу я не пошла. Я подумала, что пока я буду ходить в
больницу, Сесе может умереть. Я оделась потеплее, перерыла всю кухню, пока
нашла полпачки сахара - даже странно, что не видала ее раньше. Больше мне
нечего отнести Сесе.
Я поспешила к Сесе, пока не началась новая буря. Воздух был тяжелый,
и я сразу запыхалась, пришлось перейти на шаг. Сесе жил в трех кварталах,
рядом со школой, у него свой маленький дом - это дом его отца, который
когда-то был директором нашей школы, но умер.
У дома я встретила Шуру Окуневу, старшую сестру Даши. Она спросила,
не видела ли я ее Петьку. Петька убежал на улицу, а она волнуется. Я
сказала, что не видела. И спросила: Сесе дома? Это был глупый вопрос.
- Ты что, не знаешь? - спросила Шура. - У него же орор, может, он
помер.
- А ты к нему не ходила?
- Ты что! У меня ребенок. Мне бы его сохранить.
- Я к нему пойду.
- Олька, - сказала Шура убежденно. - Нельзя. Он все равно, что умер.
А это верное заражение, ты у любого спроси - сегодня орор хуже чумы.
- Я пойду.
- Тогда больше ко мне не подходи и вообще к людям не подходи! -
закричала Шура.
Я понимала, что она психует: в такие дни иметь ребенка - это вдвое
хуже.
Шурка побежала дальше, крича своего Петьку, а я пошла к Сесе.
Дверь к нему была открыта.
Я спросила, есть ли кто дома.
Сесе не ответил, и я вошла.
Он был совсем плохой. Страшно худой - скелет, а на лице и на руках
красные пятна. Руки покорно лежат на одеяле, и сам он покорный.
Он увидел меня - глаза расширились.
- Здравствуйте, - сказала я, - я пришла, может, надо что?
- Не подходи, Николаева, - сказал он. - Нельзя.
- Ничего, - сказала я, но осталась стоять у двери. Я даже не
подозревала, что человек может так измениться. Я понимала, что он скоро
умрет.
На столике стоял пустой стакан.
- Вы пить хотите? - спросила я, чтобы не стоять просто так.
- Не надо.
Я прошла к кровати, взяла стакан и пошла на кухню. На кухне было
запустение, но кто-то здесь недавно был. Значит, кто-то ходит. А я
боялась.
У плиты стоял газовый баллон, и в нем еще оставался газ. Я включила
его, поставила чайник, достала сахар. Вернулась к Сесе.
- Вот видишь, - тихо сказал Сесе. - Не повезло.
- Ничего, - сказала я, - вы еще поправитесь.
- Спасибо.
- А кто к вам приходит?
- Ты не знаешь?
- Нет.
- Холмов.
- Холмик? А мне он ничего не сказал.
- Это опасно. Вы, ребята, не понимаете, как опасно.
- Все очень опасно, - сказала я серьезно. - Потому что меняются люди.
- А как там огоньки? - спросил Сесе.
- Вчера новый родился за нашим домом, - сказала я. - Совсем
маленький.
Он закрыл глаза, потому что ему трудно было говорить.
- Я буду у мамы в больнице, возьму лекарств.
- Не надо, - еле слышно сказал Сесе. - они нужны живым.
Чайник закипел, я сделала сладкий напиток. Потом напоила его.
Сесе не разрешал, но он был такой слабый, почти невесомый, и я его
все равно напоила. Мне было бы стыдно этого не сделать. Он немного попил,
но больше не смог. Он закрыл глаза, а я ему что-то хотела сказать и никак
на могла придумать, что.
И я сказала ему, как я его люблю, как я всегда его любила, потому что
он самый красивый и умный. Еще с седьмого класса любила. Он вдруг начал
плакать - только слезами, лицо было неподвижно. Он велел мне уйти.
На улице меня поймал такой ливень, какого я еще не знала.
Было темно, как глубокой ночью, и я даже заблудилась. Я шла и все
время натыкалась на стены. Я плохо соображала. Но тут я увидела наш
Огонек. Я добралась до угла дома, стояла там и смотрела на Огонек с
ненавистью, как будто он был виноват в болезни Сесе.
Было все еще темно, но дождь вдруг ослаб. Я поглядела на железный
столбик - и увидела, что край Огонька не достает до него. А маленький
Огонек не увеличился.
Я стояла и глядела на Огонек, словно загипнотизированная. Не знаю,
сколько простояла. И тут услышала далекий крик. Почти сразу большой Огонек
съежился, а второй, малыш, мигнул и исчез.
Я обрадовалась. Значит, правда, они могут исчезать.
Потом забежала домой, взяла сумку и пошла в больницу.
По дороге встретила Шурку Окуневу.
Она поднималась от реки, еле живая, словно ее палками побили. Она
тащила на руках Петьку - Петьке уже шесть лет, тяжелый, она запыхалась.
Увидела меня и начала кричать, словно я была виновата:
- Я же звала! - кричала она. - Я же звала и никого!
- Нашла? - спросила я. - Вот и хорошо.
- Ты не понимаешь. - Холмик утонул! Он моего Петьку вытащил, а его
унесло! Я сама видела!
- Где? - Я бросила сумку и побежала к реке.
Вслед кричала Шурка, потом она бежала за мной, она не замечала, что
Петька тяжелый и мокрый, она все время повторяла:
- Я же не могла... Он за бревно держался, он Петьку вытолкнул, а река
- ты же знаешь... Я Петьку тащила...
Река была вздувшейся, громадной, по ней неслись бревна, какие-то
ящики... ни на берегу, ни в воде не было ни одного человека.
- Может, его выбросило на берег? - Я просто умоляла Шурку
подтвердить, а она не смогла.
- Я видела - его голова там, на середине, появилась - и все...
Я взяла у нее Петьку, он устало плакал.
Мы по очереди несли его на косогор. Уже наверху я спросила:
- Ты кричала?
- Ой, как я кричала! - ответила Шурка.
Я отдала ей Петьку.
- Согрей его, - сказала я.
- Я кричала - и никого, - повторила Шурка и ушла.
И тогда я решила, что к маме пока не пойду. Мне нужно поговорить с
кем-то серьезным, который захочет поверить.
Дошла до станции. Уж не помню, как.
На станции были люди. Солдаты и дружинники вытаскивали из вагонов
мешки. За путями, у стрелки горел Огонек.
Я увидела того лейтенанта, который говорил со мной вчера.
- Мне надо в Москву, - сказала я. - Обязательно. Может я ошибаюсь. Но
если я не ошибаюсь, тогда есть надежда.
- Поезда не ходят, - сказал он. - Ты же знаешь. И в Москве такие
пожары...
- Тогда я вам скажу.
Его позвали, но он посмотрел мне в глаза и крикнул:
- Погоди, без меня!
А мне сказал:
- Говори, девочка.
И я ему сказала про совпадения. Про то как увеличился Огонек, когда
пришел Ким, про то, как он чуть-чуть уменьшился, когда я пришла от Сесе,
как погас малыш, когда Холмик вытащил Петьку, а сам не смог выбраться из
реки.
Мы с лейтенантом добрались до Москвы на его газике.
И я все это повторила здесь.
Я знаю, что есть надежда. Никто раньше об этом не догадывался, потому
что не искал связи между нами и Огоньками. Если нет надежды, ее надо
искать там, где не искали.
Нет, я не смогу остаться здесь. Холмика нет, и некому даже напоить
Сесе. Вы просто не представляете, какой он человек.
И мама, наверное, уже с ума сходит.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг