любимцам, также обменяться приветствиями и новостями.
- Слышал, Тим, - спросил меня Иван Алексеевич из хозяйства
Плийбочико, - у Сени чесотка. Его на живодерню отвезли.
- Не может быть!
- Ты с ним не общался?
Иван Алексеевич мне неприятен. Всю жизнь он служит своим спонсорам за
пределами разумного. Он даже бегает для хозяйки в магазин и качает их
ребенка. Нельзя же так унижаться!
- Наверное, это преувеличение, - сказал я, а у самого сердце сжалось
от жалости к Сене, вежливому, воспитанному человеку.
Яйблочко неожиданно потянула меня дальше, и ошейник впился в горло.
Хорошо еще, что она не услышала о Сене. А то бы потащила к ветеринару!
Зрелище, открывшееся моим несчастным глазам, отвлекло меня от
физических страданий.
Навстречу нам по бульвару шел жабеныш и вел на золотой цепочке мою
возлюбленную!
Нет, я никогда не спутаю ее ни с кем на свете! Ее светлый образ
запечатлелся в моем мозгу до конца дней.
- Ты куда? - закричала Яйблочко и так дернула меня назад, что я
потерял равновесие и, чтобы не упасть на землю, был вынужден встать на
четвереньки.
Девица, которая улыбнулась было мне как старому знакомому, при виде
моего несчастья рассмеялась - мелодично, звонко и обидно. Ее спонсоренок
остановился и тоже принялся смеяться, как смеются они все - хрюкая и
выпячивая живот.
- За что? - только и спросил я, поднимаясь и стараясь сохранить
чувство собственного достоинства. - Неужели тот факт, что сто лет назад
вам удалось покорить Землю, дает вам основания так обидно и горько унижать
ее население?
Видно в сердце этой туши что-то шевельнулось, потому что Яйблочко
строгим голосом приказала жабенку-спонсоренку прекратить смех. У них с
дисциплиной строго.
Жабеныш замолчал и потащил мою возлюбленную на боковую дорожку. Она
так элегантно и легко бежала рядом с ним, чуть подпрыгивая на бегу, линия
ног столь плавно переходила в круглый задик, рыжие кудри так нежно и
игриво струились по узкой спине, что у меня перехватило дух. И все попытки
и потуги Яйблочко оторвать меня от этого волнующего зрелища были тщетны.
Ей пришлось подхватить меня на лапы и, прижимая к жесткой грудной чешуе,
отнести домой.
Мы больше не разговаривали с Яйблочкой. Она не скрывала своего
недовольства, я - обиды.
В хорошие дни меня кормят вместе со спонсорами, в гостиной, но тут
Яйблочко поставила мне миску на кухне в углу. Я взял ее, сел на
подоконник, чтобы похлебать, глядя в окно в надежде, что моя возлюбленная
вернулась с прогулки, но Яйблочко заглянула на кухню, дала мне
подзатыльник и согнала с подоконника. Я готов был отомстить ей и
отказаться от ужина, но страшно хотелось кушать, и я отложил месть на
следующий раз.
На этом мои несчастья не закончились. Ни с того ни с сего моя жабина
устроила уборку в чулане и отыскала там книжку комиксов про супермена
Иванова, которую я выменял у Вика за старую монету. И когда домой заявился
со службы мрачный спонсор Яйблочко, она еще до обеда подсунула ему свой
трофей.
Голодный и потому особо опасный для человечества пришелец Яйблочко
вытащил меня из-под дивана, куда я пытался забиться, и безжалостно избил
электрическим хлыстом. Его желтые глазки при этом горели яростным
садистским огнем, но при том он беседовал со мной, словно не причинял мне
немыслимую боль, а распивал чай.
- Неужели ты до сих пор не усвоил, хомо сервилиус, что чтение -
прерогатива разумных существ? Сегодня ты начал читать...
- Но это же только комикс!! Ой, больно!
- Будет еще больнее... Сегодня ты читаешь комикс, а завтра ты выйдешь
на улицу с пластиковой бомбой!
- Никогда я не посмею поднять руку на своего кормильца!
- Ты не поднимешь, пока ты нас боишься, но как только исчезнет страх,
ты станешь опасен.
Рассуждая, спонсор Яйблочко продолжал меня колотить.
Я уже захлебывался от слез и боли и был близок к тому, чтобы потерять
сознание, когда госпожа Яйблочко вырвала меня из рук супруга и отнесла на
подстилку.
Они говорили за дверью на своем зверском языке, который я знал как
собственный. Любопытно, что ни один спонсор не верит, что человек может
выучить их язык - это как бы за пределами наших умственных возможностей.
Хотя практически все домашние любимцы, кроме уж самых тупых, понимают
разговоры спонсоров. А как иначе? Они решат отправить тебя на живодерню, а
ты будешь хлопать глазами?
- Пожалуй, ты был с ним излишне жесток, мой повелитель, - сказала
госпожа Яйблочко.
Ее муж что-то прохрюкал в ответ.
- Ведь он же нам не чужой.
Опять неразборчиво.
Я подполз к двери, волоча за собой подстилку. Идиотский запрет людям
одеваться, который свел в могилу уже много тысяч человек, особенно ужасен,
когда тебя побьют. Тебя знобит, а накрыться нечем.
Кое-как натянув подстилку на синяки и царапины, я улегся у двери в их
комнату.
- Но мы взяли его малышом! Помнишь, какой он был забавный!
- Он уже не забавный. Надо думать, что делать с ним дальше.
- Он безобидный.
- Ты не думаешь о животном! У него тоже свои потребности, -
рассудительно и размеренно говорил спонсор. Но почему надо называть меня
животным, если давно уже доказано, что люди разумны?
- Какие потребности у Тимоши?
- Потребности взрослого кобеля!
- Ну уж!
Затем последовала пауза. Видно, спонсор доканчивал ужин, а его
супруга размышляла. Она размышляет со скоростью улитки.
- Ты прав, - услышал я ее голос. - Я сегодня уже об этом думала.
- А что случилось?
- При виде одной... особи женского пола он чуть было поводок не
оборвал.
- Я же говорил! Отвезем его в клинику. Пять минут - и больше не будет
проблем.
- Нет! - почти закричала госпожа спонсорша. - Только не это!
- Почему? Миллионы людей проходят через эту операцию. Она сразу
снижает уровень агрессивности, улучшает характер животного. Если операцию
вовремя не сделать, это может кончиться трагедией. Ты же знаешь, сколько
молодых самцов убегало из домов, попадало под машины, в облавы, на
живодерню!
- Только не это! Я не переживу. Я не знаю, как мне жить без моего
Тимошеньки!
- Не раскисай. Он тебе будет только благодарен.
За дверью наступила зловещая страшная тишина. Я физически ощущал, как
тяжело думает моя спонсорша. Она всерьез обдумывает проблему: не
уничтожить ли во мне мужчину? Она - существо, с которым мы вместе живем
уже около двадцати лет, она, которая вставала ко мне ночью, когда у меня
была скарлатина, которой я приношу ночные туфли и подогретый бульон, если
у нее бессонница... Неужели госпожа Яйблочко согласна на то, чтобы я,
самое близкое к ней существо, подвергся страшной операции. О, нет!
- Ну, ладно, - услышал я голос госпожи, - ложимся спать. Завтра еще
раз обсудим.
Дверь открылась, госпожа велела мне идти наверх в спальню, ложиться
на коврик у их постели. Я с трудом подчинился. Все тело ломило. Ужас
сковывал мои члены.
Господа заснули быстро, но я, разумеется, не спал. Они занесли топор
над самым важным даром природы, над моим естеством! Я знаю этих несчастных
рабов, этих домашних любимцев, лишенных мужского достоинства. Это
ничтожные счастливые тени людей, которые доживают свой растительный век,
не оставив следа на Земле.
Я бесшумно поднялся и подошел к окну.
Отсюда, со второго этажа, был виден газон, разделяющий наш дом и дом,
где живет Инна. И тут я увидел в ночной полутьме, как она легкая, душистая
вышла на этот газон, легла на спину и потянулась. Вот вся она - нега,
ожидание любви, томление, счастье!
Хлопнула дверь, высунулся ее жабенок. Позвал спать.
Моя возлюбленная лениво поднялась и вернулась в дом.
А я был готов умереть...
На следующее утро никто не вспоминал о вчерашних бурных событиях. И
я, проснувшись в ужасе от кошмара, который мне приснился, тут же пришел в
себя, услышав ласковый голос спонсорши:
- Тимоша, скорей мыться и за завтрак! Я тебе кашку сварила!
Она погладила меня по голове и сказала, что поведет на завивку, а я
ждал только момента, чтобы меня выпустили погулять в садик, и я там
увижу...
Как назло, она долго не отпускала меня. Сначала ей пришло в голову
сделать мне педикюр, потом ей показалось, что у меня жар, и она заставила
меня поставить градусник. А я старался не глядеть в окно, чтобы не вызвать
в ней подозрений.
- А на господина Яйблочко ты не сердись, - говорила спонсорша,
перебирая мои кудри, - он бывает груб, но он всегда справедлив. Ты же
знаешь, у него в части много организационных проблем, и он не может
позволить себе расслабиться. С вами, людьми, все время жди подвоха. Вы как
испорченные дети.
- Почему испорченные?
- Потому что норовите сделать гадость исподтишка, потому что не
помните добра, потому что лживы... потому что... миллион причин! А ты чего
на меня уставился? Наелся - иди погуляй. Но за забор - ни шагу.
Я послушно поклонился Яйблочке и подождал, пока ее зеленая чешуйчатая
туша уплывет из кухни. И тут же кинулся в сад. Сердце подсказывало мне,
что Инна ждет меня там или выглядывает из своего окошка, чтобы выйти, как
только я появлюсь.
Я прошел через газон, присел у бассейна, пощупал ступней воду. Вода
была холодной. Я прошел к кустам, что разрослись у изгороди и надежно
скрыли бы тех, кто пожелал уединиться от любопытных глаз.
Там было пусто. И пустота эта была насыщена звоном насекомых, щебетом
птах и подобными мирными, совсем не городскими звуками. Старшие говорят,
что раньше на Земле было не так тихо и красиво, но спонсоры запретили
вонючие двигатели и разрушили вредные заводы. Сами они не нуждаются во
многих вещах, производимых людьми, и люди тоже быстро отвыкли от таких
предметов, как ботинки или печки, даже от одежды, отчего теперь, как мне
рассказывали, люди живут только в теплых местах нашей планеты.
- Тим, - сказала Инна, заглядывая в кусты. - Я так и знала, что найду
тебя здесь.
- А я специально сюда пришел, - сказал я. Я был счастлив. Но не мог
объяснить мое чувство. Оно не было тем чувством, в котором меня так
подозревали хозяева. Мне хотелось смотреть на Инну и если дотронуться до
нее - то только кончиками пальцев.
- Тебя били? - спросила Инна.
- Вчера, - сказал я. - Из-за тебя.
- Из-за меня? - Глаза у нее были синие, ласковые.
- Они решили, что я слишком... слишком несдержанно себя веду. Что
пришло время меня... - и тут язык у меня не повернулся сказать, в чем
дело, хотя в этом не было тайны или чего-нибудь необычного - больше трех
четвертей мужчин после двадцати лет подвергались ампутации этих органов
для их собственного блага и в интересах демографии.
- Не может быть! - догадалась Инна. - Только не это!
- Почему? - вырвалось у меня. Мне хотелось услышать приятный для меня
ответ.
Инна отвернулась. Вопрос ей не понравился. Видно, показался циничным.
- Прости, - сказал я. Я почувствовал себя виноватым перед этой
девушкой. Я любовался ее профилем - у Инны был короткий нос, который чуть
подтягивал к себе верхнюю губу и приоткрывал белые зубки. - Прости,
зайчонок.
- Ты дурак, - сказала Инна. - У тебя, наверное, никогда девушки не
было.
- Откуда? - согласился я. - Меня ведь щенком взяли, из питомника. Так
и живу домашним любимцем. Я другой жизни и не знаю.
- А я помню мою маму! - сказала Инна.
- Не может быть!
Это было так удивительно. Никто не должен знать родителей. Это
преступление. Это аморально. Любимец принадлежит тому спонсору, который
первым сделал на него заявление.
- Она сама созналась, - прошептала Инна. - Рассказать?
- Конечно, расскажи.
Инна подсела ко мне поближе, так что наши плечи касались. Я положил
ладонь ей на коленку, и она не сердилась. Почему, подумал я, она упрекнула
меня тем, что у меня не было девушки? Значит, у нее кто-то уже был?
Эта мысль несла в себе горечь, какой мне никогда еще не приходилось
испытывать.
- У нас в доме была еще одна любимица, старше меня, - сказала Инна. -
Она меня многому научила. И она мне рассказывала о людях, которые живут на
воле.
- Ты об этом не знала?
- Я только знала, что плохо жить не в доме.
В этот момент совсем близко затрещали сучья, затопали тяжелые шаги. Я
даже не успел отскочить - отвратительный жабеныш, сынок спонсора Инны,
навалился на меня и стал заламывать мне руки.
- Вот чем ты занимаешься! - рычал он.
Я успел увидеть, как он наподдал ножищей в бок Инне, и она отлетела в
сторону. Но я был бессилен помочь ей - жабеныш уже тащил меня из кустов,
выворачивая руку, и я вопил от боли.
На мой вопль выскочила госпожа Яйблочко.
Она возмущенно заверещала:
- Как ты смеешь! Это не твой любимец! Сейчас же перестань мучить
Тимошку!
А жабеныш, не отпуская меня, верещал в ответ:
- А вы посмотрите, вы посмотрите, чем он в кустах занимался! Она у
нас еще девочка, она еще невинная, насильник проклятый! Ты от меня живым
не уйдешь.
Он наступил мне на живот, и я понял, что еще мгновение, и я погибну -
видно, это почувствовала и моя Яйблочко. И несмотря на пресловутую
сдержанность и рассудочность спонсоров, мысль о возможной потере любимца
настолько ее разгневала, что она кинулась на жабеныша и принялась
безжалостно молотить его зелеными чешуйчатыми лапами. Тот сопротивлялся,
но был всего детенышем, да еще детенышем, посмевшим на чужой территории
драться с хозяйкой дома, - так что я был спасен, и через несколько минут,
подвывающий от боли и унижения, наш сосед удалился в свой садик и принялся
оттуда ворчать:
- Где эта мерзавка, где эта тварь развратная? Я ей покажу... Мамаааа,
меня госпожа Яйблочко избила...
- Вот видишь, - сказала моя спонсорша, помогая мне подняться и дойти
до дома, чего без ее помощи я бы совершить никак не смог. - Мы были
совершенно правы: если тебе не сделать операцию, то ты и дальше будешь
попадать в неприятные истории. И не надо отворачиваться и плакать, не надо
слезок, мой дорогой. Это так быстро и под наркозом. Ты проснешься
счастливым, а я тебе испеку пирожок. Ты давно просил у меня пирожок с
капустой.
Я молчал, борясь со слезами. Она ведь была в сущности доброй
спонсоршей. У других людей хозяева бывают куда более жестокие и грубые.
Иной бы даже и говорить ничего не стал - отвезли куда надо, сделали что
надо - и ходи счастливый!
Я лежал на подстилке в своем углу, и странные, несвязные мысли
медленно кружились в голове. Вдруг я подумал, что у меня, наверное,
никогда не будет разноцветного электронного ошейника, как у Вика. Ведь
спонсоры мной недовольны. И тут же мысль перескочила на мое собственное
преступление, и я понял, что преступления не было. Я даже хотел было
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг