Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
голове кольчужная шапочка.
     - Начинаем! - закричал человек, поднося микрофон ко рту.  -  Начинаем
товарищескую встречу между "Черными Тиграми" из Сокольников и "Богатырями"
из Мытищ!
     Зрители в первых рядах начали кричать и хлопать в  ладоши,  будто  им
объявили какую-то интересную новость, а спонсоры замолчали и замерли.
     В проходе справа от нас открылись деревянные ворота, и оттуда выехали
мои новые товарищи - рыцари во главе с  Муромцем.  Их  латы  сверкали  под
ярким солнцем, копья были подняты к небу.
     Следом за рыцарями на арену вышли пешие воины с мечами  и  щитами.  Я
узнал среди них Батыя и Гургена.
     Кто же их противники?
     И как бы в ответ на мой немой  вопрос  отворились  ворота  на  другой
стороне стадиона, и оттуда появились совсем другие рыцари.
     Как я жалел в тот момент,  что  не  захотел  читать  старую  книгу  с
картинками, которую мы с Виком отыскали вместе  с  другими  сокровищами  в
подвале разрушенного дома на окраине  нашего  городка!  Я  отлично  помнил
картинки в той книге. Они изображали рыцарей, несколько  похожих  на  тех,
что составляли войско господина Ахмета.  А  вот  те,  другие,  были  одеты
совсем уж странно. На их головах  красовались  ведра  с  рогами.  То  есть
предметы, заменявшие им шлемы, более всего походили на  ведра.  Впереди  в
ведрах были сделаны прорези для глаз. Их  кольчуги  прикрывались  плащами,
белыми и длинными,  на  которых  были  нашиты  кресты,  но  из-под  плащей
высовывались ноги, обутые в железные чулки. Вот эти чудовища  и  вышли  на
состязание с моими товарищами, которые мне казались куда более красивыми -
шлемы на них  были  коническими,  и  лишь  вертикальная  железная  полоса,
предохраняющая нос, закрывала часть лица,  тело  было  покрыто  кольчужной
рубашкой, и на груди к ней были прикреплены небольшие щитки. Плащи у наших
были короткими, красными - я готов был любоваться нашими рыцарями.
     Оба маленьких войска остановились, не доходя друг  до  друга,  словно
изучая противника.
     С трибун донеслись крики  -  люди,  собравшиеся  там,  приветствовали
рыцарей.
     Судья уверенно стоял на своей платформе, а ее водитель, видно опытный
в делах такого рода, вывел машину в центр поля.  Судья  поднял  руку,  дал
свисток, и его автокар быстро попятился.
     Но никто из противников не сделал и шага вперед.
     Они начали осыпать друг друга проклятиями и угрозами.
     - Ты чего пришел? - кричал кому-то Добрыня. - Вали отсюда, пока цел!
     - Поешь дерьма собачьего! - кричал в ответ человек в ведре с рогами.
     Голос его из-под ведра доносился глухо. Его сосед, у которого тоже на
голове было ведро, но вместо бычьих рогов возвышался один -  лосиный,  бил
железными ногами по бокам тяжелого коня и монотонно вопил:
     - Забью, заколю, затопчу!
     В перебранку вмешались пешие воины.
     - Берегись, сокольничья шваль! - кричал Батый.
     - Молчи, желтопузый! - откликнулся вражеский  рыцарь,  одетый  похуже
прочих, на ведро которого не хватило  рогов,  и  потому  он  украсил  шлем
граблями. - А то заткну тебе халяву.
     - Что? Желтопузый? - возмущенный Батый кинулся на обидчика, хоть имел
лишь щит и копье, тогда как противник был вооружен мечом и закован в латы.
     Остальные участники боя в дело пока не вступали, ждали, видно, исхода
поединка и подбадривали участников его, присоединив свои крики  к  воплям,
что неслись с трибун. Даже  спонсоры,  которые  известны  мне  как  крайне
сдержанные  существа,  начали  колотить  жесткими  слоновьими  лапами   по
стальным загородкам своих лож.
     Батый делал короткие выпады копьем и быстро отпрыгивал  назад;  более
тяжелый его противник топал за ним, рассчитывая поразить мечом, и если это
даже ему удавалось, Батый успевал подставить щит. Мне  уже  казалось,  что
наш Батый сейчас вонзит копье в тело врага - и, что удивительно,  мне  уже
этого хотелось, как из толпы врагов  выбежал  еще  один  воин  в  круглом,
похожем на ночной горшок шлеме, и ударил  Батыя  сзади,  Батыю  пришел  бы
конец, если бы Гурген не заметил этого выпада, - а он, как я понимаю, ждал
от врагов подобного коварства.
     Гурген отбил удар, и стадион взревел - одни от радости, другие  -  от
огорчения.
     В то время я еще не знал, что под трибунами есть кассы  тотализатора,
и зрители делали ставки на всю команду или на некоторых  ее  воинов.  Люди
ходили  туда  сами  или  посылали  своих  слуг,   а   спонсоры,   которые,
оказывается, также участвовали в игре, но не могли ни по своему положению,
ни по размеру отправиться к  кассе,  обслуживались  специальными  гонцами,
которые дежурили за их ложами и по знаку того или иного спонсора бросались
к нему за указаниями. Я видел этих людей, но не мог понять их функций -  я
принял  их  за  консультантов,  которые  объясняют  доверчивым  и  наивным
спонсорам смысл происходящего на поле.
     Теперь уже на помощь к вражескому воину кинулись  все  его  товарищи.
Лишь самые рослые и тяжело вооруженные всадники оставались на месте, следя
за происходящим и ожидая того момента, когда в бой вступят наши ветераны.
     Вдруг я увидел, как конец меча коснулся обнаженной руки  Батыя,  и  в
это же мгновение, будто воздух из  воздушного  шарика,  из  руки  полилась
кровь. Батый выронил меч и пошатнулся. Один из рыцарей в ведре  с  орлиным
когтем кинулся к нему, чтобы нанести удар, но в  бой  ворвался  Добрыня  и
отвел удар, и сам стал сражаться с рыцарем. Оба тяжело дышали, и  звон  их
мечей долетал до нашего укрытия.
     - Сюда! - закричал  Фельдшер,  выбегая  на  край  поля  и  размахивая
тряпкой, чтобы привлечь внимание Батыя. Тот сообразил и побежал к нам.  За
ним кинулся было чужой воин, но Батый был резвее, а  Гурген,  увидев  это,
тоже вырвался из схватки и догнал воина, который был вынужден остановиться
и защищаться.
     Прерывисто дыша, Батый добежал до нас и скрылся за деревянным щитом.
     Предплечье было в крови, Батый морщился.
     - Черт, - повторял он, - больно!
     Фельдшер велел мне налить воды в таз, а сам намочил чистую  тряпку  и
начал вытирать кровь - к счастью, рана была длинная,  но  неглубокая,  раб
натер ее квасцами и намочил йодом - Батый взвыл и чуть было не  избил  нас
здоровой рукой. Фельдшер перевязал руку.
     - Теперь меч не смогу держать! -  Батый  ругался,  Фельдшер  насильно
посадил его на скамейку, откуда-то появился Прупис, спросил:
     - Ты как?
     Ответил раб:
     - Ничего не задето. Через неделю заживет.
     Прупис больше ничего не сказал и  поспешил  вокруг  поля  туда,  куда
переместился центр боя.
     Отвлекшись на раненого Батыя, я упустил тот момент, когда  все  воины
столпились, и затем каждый, найдя себе партнера,  стал  с  ним  сражаться.
Стадион ревел, спонсоры колотили по барьерам, агенты по  ставкам  носились
туда и сюда, а если прибавить к этому голоса продавцов мороженого и  пива,
которые сновали по стадиону  -  угощали  людей  пивом,  вы  представляете,
пивом! - то можно представить, какой бедлам царил на стадионе.
     Прозвучал свисток судьи.
     Нехотя, с трудом  переводя  дух,  бойцы  прекратили  бой.  Оказалось,
сцепившись мечами, нанесли друг другу раны  Добрыня  и  рыцарь  с  орлиной
лапой на шлеме. Обливаясь кровью, они упали друг на друга, будто  сплелись
в любовном объятии, и когда судья остановил бой, он позволил  Фельдшеру  и
Прупису осмотреть рану.  С  другой  стороны  к  рыцарю  с  орлиной  лапой,
потерявшему шлем и оказавшемуся  ярко-рыжим  человеком,  спешил  врач  или
тренер.
     Прупис выпрямился и закричал, чтобы принесли носилки. Я был свободен,
так что подхватил носилки и побежал через поле.
     Над полем висела тонкая светлая пыль. Мне пришлось  пробегать  совсем
рядом с врагами, и  я  услышал,  как  тяжело  они  дышат.  Они  совсем  не
разговаривали - ни о победе, ни о раненых. Они ждали,  когда  можно  будет
продолжать бой и надеялись, что  пауза  будет  достаточно  длинной,  чтобы
отдохнуть.
     Добрыня, видно, потерял сознание - он лежал в  луже  крови,  и  кровь
продолжала течь. Судья на своем автокаре подъехал близко и смотрел на  нас
сверху. Прупис поднял голову и сказал судье:
     - Не жилец!
     Добрыня странно, тонко, по-детски простонал.
     Я смотрел на его белое лицо и думал: тебе ведь была предсказана рана.
Что это - умение заглянуть в будущее или принесение в жертву?
     - Что стоишь? - прикрикнул на меня Прупис. - Каждая секунда на счету!
     Я тут же развернул носилки и поставил на землю.
     - На мой взгляд, его рана не смертельная, - сказал подъехавший судья.
     - Я тоже так думаю, - согласился Прупис.
     - Тогда убирайте  скорее  вашего  рыцаря,  -  сказал  судья.  -  Пора
продолжать. Время идет.
     - Ничего, продлите время.
     - Публика сердится.
     Только в этот момент я вновь услышал гул  стадиона  -  он  был  иной:
раздраженный, нетерпеливый.
     Квадратный, невероятно сильный Прупис подхватил  Добрыню  под  мышки.
Голова его бессильно  склонилась.  Я  взял  Добрыню  за  ноги.  Ноги  были
холодными. Мы положили его на носилки.
     Нести носилки было тяжело.
     Я видел, что рыцаря, сраженного Добрыней, тоже унесли на носилках.
     Мы еще не успели скрыться за деревянной стенкой, как  на  поле  вновь
начался бой. Задрожала земля от тяжелой поступи рыцарей, взвыл стадион.
     Добрыня приоткрыл один глаз.
     - Как наши? - спросил он слабым голосом.
     - Не вертись, - сказал Прупис. - И так тяжело тебя тащить.
     - Уж тебе-то тяжело! - проворчал Добрыня, но закрыл глаза и замолчал.
     Мы втащили Добрыню за деревянную загородку. Батый сидел там на земле,
прислонившись к бетонной стенке, и пил из кувшина, который  раб  держал  у
его рта.
     Поставив носилки на пол, Прупис тут же повернулся к  полю,  его  куда
более интересовала судьба боя, чем жизнь  Добрыни  и  Батыя,  и  мне  было
неприятно, что он так бессердечен.
     Но, проследив за его взглядом, я невольно вперился в картину боя - да
и как же иначе, если ты видишь, что твоих товарищей прижали к краю поля  и
теснят эти ничтожные рыцари в ведрах.
     Прупис выбежал на край поля и побежал по кромке, не смея  ступить  на
газон, потому что судья внимательно следил за такими  нарушениями.  Прупис
кричал, давал советы, и неизвестно, чем бы  закончился  этот  бой,  вернее
всего, позорным поражением и полным избиением наших черными тиграми,  если
бы Илья Муромец не услышал Пруписа и  не  рванулся  вперед  в  самую  гущу
вражеских рыцарей.
     Ужасные  удары  обрушились  на  него  с  двух  сторон  -  он  пытался
уклоняться от них, но  некоторые  все  же  достигали  цели.  Он  обливался
кровью,  но  продолжал  отчаянно  махать  мечом,  и,  воодушевленные   его
примером, остальные рыцари тоже  двинулись  вперед,  и  вскоре  битва  уже
кипела в центре поля.
     Но Муромец не увидел  конца  этой  схватки.  Пораженный  неисчислимым
количеством ударов, он, наконец, упал и остался недвижим.
     - Как там? - слабым голосом спросил сзади Добрыня.
     - Муромца ранили, - сказал я, не в силах скрыть печаль.
     - Не ранили - убили, - сказал Добрыня.
     В этот момент раздался долгий прерывистый свист.
     Подчиняясь  ему,  уставшие,  запыхавшиеся  воины   с   обеих   сторон
расходились, словно сразу забыв о существовании противника, а судья выехал
на центр поля и в микрофон объявил ничью.
     Объявление судьи, не вызвавшее у меня возражений,  вызвало  почему-то
дополнительную суету  посредников  и  слуг,  которые  бегали  к  кассам  и
разносили выигрыши.
     - А чего они? - спросил я Батыя, который уже подошел ко мне и  вместе
со мной наблюдал за завершением боя. Рука у него  была  перевязана,  но  в
остальном, как я понял, рана его не беспокоила.
     - Выигрыши и проигрыши. Люди и жабы ставят не только на победу - нашу
или ихнюю. Тут важно, сколько убитых и раненых. Все в счет идет.
     - Рука не болит? - спросил я.
     - Ночью будет болеть, - сказал Батый.
     С поля кричал Прупис, чтобы принесли носилки забрать Муромца.
     Мы с рабом понесли их туда. Бойцы уже расходились,  тащили  за  собой
оружие, словно косари уже ненужные  косы.  Носилки  были  измараны  кровью
Добрыни, и мне вдруг показалось, что я снова на  кондитерской  фабрике,  и
это не люди, а гусеницы, а носилки - это транспортер, который  выплевывает
ползунов.
     Я с трудом отогнал от себя воспоминания о запахе их крови.
     Прупис помог нам положить Муромца. Тот был недвижим.  Когда  мы  шли,
его рука волочилась по пыли, Прупис обогнал носилки, поднял руку и положил
ее на грудь погибшему воину.
     С трибун доносились крики.
     - Нами недовольны, - сказал Прупис,  -  кто-то  проиграл...  И  после
паузы он добавил: - А кто-то выиграл.
     - Может, его в больницу? - спросил я.
     - Откуда здесь больница, мы же не жабы, - сказал Прупис.
     Наше возвращение к  автобусу  было  медленным  и  печальным.  Добрыне
помогли  добраться  до  него  товарищи.  Хотя  мне   показалось   жестоким
заставлять его идти после таких ран. Муромца мы отнесли на носилках.
     За нами  наблюдала  толпа  зрителей,  которые  не  расходились  -  им
интересно было увидеть раненых и убитых. Из толпы кто-то крикнул:
     - Вы их бросьте, чего падаль таскать!
     - Заткнись, - зарычал Прупис.
     Мы отнесли Муромца в автобус.
     Меня удивило, что среди толпы  пьяных  от  запаха  крови  зрителей  я
увидел двух или трех спонсоров - они стояли чуть сзади и пожирали  глазами
нашу скорбную процессию.
     В автобусе сзади открывались двери, и я догадался, что специально для
таких случаев. Мы поставили носилки, забрались в автобус.
     Зрители расходились.
     - Все на месте? - спросил Прупис.
     - Господина Ахмета нет, - сказал я.
     - И не будет, - ответил Прупис, - он делит бабки.
     Раздался смех - прямо у меня из-под ног.
     Я вздрогнул и чуть не свалился со стула - мертвый Муромец поднялся  и
сел на носилках.
     - У кого-нибудь найдется закурить? - спросил он. - Я думал -  подохну
без курева.
     Все стали смеяться, но больше не над словами Муромца, а глядя на  мою
пораженную физиономию.
     Добрыня достал серебряный портсигар и раскрыл его.
     Муромец оторвал кусок бумаги от старой книжки, лежавшей  на  полу,  и
свернул самокрутку. Потом закурил от бензиновой зажигалки.
     Я понял, что все, кроме Батыя, здоровы и невредимы.
     - Как же так? - спросил я.
     - Так встреча же была товарищеская, - смеялся Прупис.
     - Главное, - сказал Добрыня, -  чтобы  зритель  видел,  что  все  без
обмана.
     - Я всегда боюсь людей, - сказал Прупис. - Жабы доверчивые.  Для  них
бой - всегда бой. И смерть - всегда смерть. Они как древние викинги -  над
смертью не смеются, с ней не шутят. Им даже в голову не приходит, что люди
такие лживые.
     Все засмеялись. Приятно было думать, что мы лживые.  Нет,  не  вообще
лживые, а лживые специально, чтобы провести этих жаб.
     - Сколько  мы  заработали?  -  спросил,  глядя  в  потолок  автобуса,
Муромец.
     - Сколько дадут, столько получишь.
     - Ты, мастер, давно не выходишь на  поле,  -  сказал  Муромец,  -  ты
думаешь как в старые времена. Наверное, твой кладенец затупился.
     Опять все засмеялись. И опять я понял, насколько я здесь чужой.
     - Не заступился, - сказал Прупис. Он тоже улыбался.
     Оказывается,  ветераны  получали  свою  долю  с  денег,  заработанных
школой. Школы сговаривались заранее  -  каким  будет  бой,  сколько  будет
раненых  и  убитых.  Причем  на   эти   роли   брали   только   ветеранов,
профессионалов - их бой и их смерть должны были быть убедительными. Бывали
случаи, что жульничество раскрывалось, но это плохо кончалось для школы  и

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг