Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Мы говорим с тобой  на  разных  языках,  как  всегда,  -  отозвался
Воланд, - но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются. Итак...
     - Он прочитал сочинение мастера, - заговорил Левий Матвей, - и просит
тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил  его  покоем.  Неужели  это
трудно тебе сделать, дух зла?
     - Мне ничего не трудно сделать, - ответил Воланд, - и тебе это хорошо
известно. - Он помолчал и добавил: - А что же вы не берете его к  себе,  в
свет?
     - Он не заслужил  света,  он  заслужил  покой,  -  печальным  голосом
проговорил Левий.
     - Передай, что будет сделано, - ответил  Воланд  и  прибавил,  причем
глаз его вспыхнул: - И покинь меня немедленно.
     - Он просит, чтобы ту, которая любила и страдала из-за него, вы взяли
бы тоже, - в первый раз моляще обратился Левий к Воланду.
     - Без тебя бы мы никак не догадались об этом. Уходи.
     Левий Матвей после этого исчез, а Воланд подозвал к себе  Азазелло  и
приказал ему:
     - Лети к ним и все устрой.
     Азазелло покинул террасу, и Воланд остался один. Но  одиночество  его
не было  продолжительным.  Послышался  на  плитах  террасы  стук  шагов  и
оживленные голоса, и перед  Воландом  предстали  Коровьев  и  Бегемот.  Но
теперь примуса при толстяке не было, а нагружен он был другими предметами.
Так, под мышкой у него находился  небольшой  ландшафтик  в  золотой  раме,
через руку был перекинут  поварской,  наполовину  обгоревший  халат,  а  в
другой руке он держал цельную семгу в шкуре и с хвостом.  От  Коровьева  и
Бегемота несло гарью, рожа  Бегемота  была  в  саже,  а  кепка  наполовину
обгорела.
     - Салют, мессир, - прокричала неугомонная парочка, и Бегемот  замахал
семгой.
     - Очень хороши, - сказал Воланд.
     - Мессир, вообразите, - закричал возбужденно и  радостно  Бегемот,  -
меня за мародера приняли!
     - Судя по принесенным тобою предметам, - ответил  Воланд,  поглядывая
на ландшафтик, - ты и есть мародер.
     - Верите ли мессир, - задушевным голосом начал Бегемот.
     - Нет, не верю, - коротко ответил Воланд.
     - Мессир, клянусь, я делал героические попытки спасти все  что,  было
можно, и вот все что удалось отстоять.
     - Ты лучше скажи, отчего Грибоедов загорелся? - спросил Воланд.  Оба,
и Коровьев и Бегемот, развели руками, подняли  глаза  к  небу,  а  Бегемот
вскричал:
     - Не постигаю! Сидели мирно, совершенно тихо, закусывали...
     - И вдруг - трах, трах! - подхватил Коровьев, - выстрелы! Обезумев от
страха, мы с Бегемотом кинулись бежать на бульвар, преследователи за нами,
мы кинулись к Тимирязеву!
     - Но чувство долга, -  вступил  Бегемот,  -  побороло  наш  постыдный
страх, и мы вернулись!
     - Ах, вы вернулись? - сказал Воланд,  -  ну,  конечно,  тогда  здание
сгорело дотла.
     - Дотла! - горестно подтвердил Коровьев, - то есть буквально, мессир,
дотла, как вы изволили метко выразиться. Одни головешки!
     - Я устремился, - рассказывал Бегемот,  -  в  зал  заседаний,  -  это
который с колоннами, мессир, - рассчитывая вытащить что-нибудь ценное. Ах,
мессир, моя жена, если б она у меня была, двадцать раз рисковала  остаться
вдовой! Но, к счастью, мессир, я не женат, и скажу вам прямо  -  счастлив,
что не женат. Ах, мессир, можно ли променять холостую свободу на тягостное
ярмо!
     - Опять началась какая-то чушь, - заметил Воланд.
     - Слушаю и продолжаю, - ответил кот, - да-с,  вот  ландшафтик.  Более
ничего невозможно было унести  из  зала,  пламя  ударило  мне  в  лицо.  Я
пробежал в кладовку, спас семгу. Я побежал в кухню, спас халат. Я  считаю,
мессир, что  я  сделал  все,  что  мог,  и  не  понимаю,  чем  объясняется
скептическое выражение на вашем лице.
     - А что делал Коровьев в то время, когда ты мародерствовал? - спросил
Воланд.
     - Я  помогал  пожарным,  мессир,  -  ответил  Коровьев,  указывая  на
разорванные брюки.
     - Ах, если так, то, конечно, придется строить новое здание.
     - Оно будет построено, мессир, - отозвался Коровьев, -  смею  уверить
вас в этом.
     - Ну, что ж, остается пожелать, чтобы  оно  было  лучше  прежнего,  -
заметил Воланд.
     - Так и будет, мессир, - сказал Коровьев.
     - Уж вы мне верьте, - добавил кот, - я форменный пророк.
     - Во всяком случае, мы явились, мессир, - докладывал  Коровьев,  -  и
ждем ваших распоряжений.
     Воланд поднялся с своего  табурета,  подошел  к  балюстраде  и  долго
молча, один, повернувшись спиной к своей свите,  глядел  вдаль.  Потом  он
отошел от края, опять опустился на свой табурет и сказал:
     - Распоряжений никаких не будет - вы  исполнили  все,  что  могли,  и
более в ваших услугах я пока не нуждаюсь. Можете отдыхать.  Сейчас  придет
гроза, последняя гроза, она  довершит  все,  что  нужно  довершить,  и  мы
тронемся в путь.
     - Очень хорошо, мессир, - ответили оба гаера  и  скрылись  где-то  за
круглой центральной башней, расположенной в  середине  террасы.  Гроза,  о
которой говорил Воланд, уже скоплялась на горизонте. Черная туча поднялась
на западе и до половины отрезала солнце. Потом она накрыла его целиком. На
террасе посвежело. Еще  через  некоторое  время  стало  темно.  Эта  тьма,
пришедшая с запада, накрыла громадный город. Исчезли  мосты,  дворцы.  Все
пропало, как будто  этого  никогда  не  было  на  свете.  Через  все  небо
пробежала одна огненная нитка. Потом город потряс удар. Он  повторился,  и
началась гроза. Воланд перестал быть видим во мгле.



                             30. ПОРА! ПОРА!

     - Ты знаешь, - говорила Маргарита, - как раз когда  ты  заснул  вчера
ночью, я читала про тьму, которая пришла со  Средиземного  моря...  и  эти
идолы, ах, золотые идолы. Они почему-то мне все время не  дают  покоя.  Ты
чувствуешь, как свежеет?
     - Все это хорошо и мило, - отвечал мастер, куря и разбивая рукой дым,
- и эти идолы,  бог  с  ними,  но  что  дальше  получится,  уж  решительно
непонятно!
     Разговор этот шел на закате солнца, как раз тогда,  когда  к  Воланду
явился Левий Матвей на террасе. Окошко подвала было  открыто,  и  если  бы
кто-нибудь заглянул  в  него,  он  удивился  бы  тому,  насколько  странно
выглядят разговаривающие. На Маргарите прямо на  голое  тело  был  накинут
черный плащ, а мастер был в своем больничном  белье.  Происходило  это  от
того, что Маргарите решительно  нечего  было  надеть,  так  как  все  вещи
остались в особняке, и хоть этот  особняк  был  очень  недалеко,  конечно,
нечего было и толковать о том, чтобы пойти туда и взять там свои  вещи.  А
мастер, у которого все костюмы нашли в шкафу, как будто мастер никуда и не
уезжал, просто не желал одеваться, развивая перед Маргаритой ту мысль, что
вот-вот начнется какая-то совершеннейшая чепуха.  Правда,  он  был  выбрит
впервые, считая с той осенней ночи  (в  клинике  бородку  ему  подстригали
машинкой).
     Комната также имела очень странный вид, и что-нибудь понять  в  хаосе
ее было очень трудно. На ковре лежали рукописи, они же были и  на  диване.
Валялась какая-то книжка горбом в кресле. А на круглом  столе  был  накрыт
обед, и среди закусок стояло несколько бутылок.  Откуда  взялись  все  эти
яства и напитки, было неизвестно и Маргарите и мастеру.  Проснувшись,  они
все застали уже на столе.
     Проспав до субботнего заката, и мастер,  и  его  подруга  чувствовали
себя  совершенно  окрепшими,  и  только  одно  давало  знать  о  вчерашних
приключениях. У обоих немного ныл  левый  висок.  Со  стороны  же  психики
изменения в обоих произошли очень большие, как убедился бы всякий, кто мог
подслушать разговор в подвальной квартире. Но подслушать  было  решительно
некому. Дворик-то этот был тем и хорош, что всегда был пуст. С каждым днем
все сильнее зеленеющие липы и ветла за окном источали  весенний  запах,  и
начинающийся ветерок заносил его в подвал.
     - Фу ты черт, - неожиданно воскликнул мастер, -  ведь  это,  подумать
только, - он затушил окурок в пепельнице и  сжал  голову  руками,  -  нет,
послушай, ты же умный человек и сумасшедшей не была. Ты серьезно уверена в
том, что мы вчера были у сатаны?
     - Совершенно серьезно, - ответила Маргарита.
     - Конечно, конечно, - иронически  заметил  мастер,  -  теперь,  стало
быть, налицо вместо одного сумасшедшего двое! И муж и жена.  -  Он  воздел
руки к небу и закричал: - Нет, это черт  знает,  что  такое,  черт,  черт,
черт!
     Вместо ответа Маргарита обрушилась на  диван,  захохотала,  заболтала
босыми ногами и потом уж вскричала:
     - Ой, не могу! Ой, не могу! Ты посмотри только, на что ты похож!
     Отхохотавшись, пока мастер сердито поддергивал  больничные  кальсоны,
Маргарита стала серьезной.
     - Ты сейчас невольно сказал правду, - заговорила она, -  черт  знает,
что такое, и черт, поверь мне, все устроит! - глаза ее  вдруг  загорелись,
она вскочила, затанцевала на месте и стала вскрикивать: - Как я счастлива,
как я счастлива, как я счастлива, что вступила с ним в сделку! О,  дьявол,
дьявол! Придется вам, мой  милый,  жить  с  ведьмой.  -  После  этого  она
кинулась к мастеру, обхватила его шею и стала его целовать в губы, в  нос,
в щеки. Вихры неприглаженных черных волос прыгали на мастере, и щеки и лоб
его разгорались под поцелуями.
     - А ты действительно стала похожей на ведьму.
     - А я этого и не отрицаю, - ответила Маргарита, - я ведьма,  и  очень
этим довольна!
     - Ну, хорошо, - ответил мастер, - ведьма так ведьма. Очень  славно  и
роскошно! Меня, стало  быть,  похитили  из  лечебницы!  Тоже  очень  мило.
Вернули сюда, допустим и это... предположим даже, что нас не хватятся,  но
скажи ты мне ради всего святого, чем и как мы будем жить?  Говоря  это,  я
забочусь о тебе, поверь мне.
     В этот момент в оконце показались тупоносые ботинки  и  нижняя  часть
брюк в жилочку. Затем  эти  брюки  согнулись  в  колене,  и  дневной  свет
заслонил чей-то увесистый зад.
     - Алоизий, ты дома? - спросил голос где-то  вверху  над  брюками,  за
окном.
     - Вот, начинается, - сказал мастер.
     - Алоизий?  -  спросила  Маргарита,  подходя  ближе  к  окну,  -  его
арестовали вчера. А кто его спрашивает? Как ваша фамилия?
     В то же мгновение колени и зад пропали, и слышно было,  как  стукнула
калитка, после чего все пришло в норму. Маргарита повалилась  на  диван  и
захохотала так, что слезы покатились у нее из глаз. Но когда  она  утихла,
лицо ее сильнейшим образом изменилось, она заговорила серьезно и,  говоря,
сползла с дивана, подползла к коленям мастера и, глядя ему в глаза,  стала
гладить голову.
     - Как ты страдал, как ты страдал, мой бедный! Об этом знаю  только  я
одна. Смотри, у тебя седые волосы в голове и вечная  складка  у  губ.  Мой
единственный, мой милый, не думай ни о чем. Тебе  слишком  много  пришлось
думать, и теперь буду думать я за тебя! И я ручаюсь тебе, ручаюсь, что все
будет ослепительно хорошо.
     - Я ничего и не боюсь, Марго, - вдруг ответил мастер и поднял  голову
и показался ей таким, каким был, когда сочинял то, чего никогда не  видел,
но о чем наверно знал, что оно было. - И не боюсь потому, что  я  все  уже
испытал. Меня слишком пугали и ничем более напугать не могут. Но мне жалко
тебя, Марго, вот в чем фокус, вот почему я  твержу  об  одном  и  том  же.
Опомнись! Зачем тебе ломать свою жизнь с больным и нищим? Вернись к  себе!
Жалею тебя, потому это и говорю.
     - Ах, ты, ты, - качая растрепанной головой, шептала Маргарита, -  ах,
ты, маловерный, несчастный человек. Я из-за тебя всю ночь  вчера  тряслась
нагая, я потеряла свою природу и заменила ее новой,  несколько  месяцев  я
сидела в темной  каморке  и  думала  только  про  одно  -  про  грозу  над
Ершалаимом, я выплакала все глаза, а теперь, когда обрушилось счастье,  ты
меня гонишь? Ну что ж, я уйду, я уйду, но знай, что ты  жестокий  человек!
Они опустошили тебе душу!
     Горькая нежность поднялась к сердцу мастера, и, неизвестно почему, он
заплакал, уткнувшись в волосы Маргариты. Та, плача, шептала ему, и  пальцы
ее прыгали на висках мастера.
     - Да, нити, нити, на моих глазах покрывается снегом голова, ах,  моя,
моя много страдавшая голова. Смотри, какие у тебя глаза! В них  пустыня...
А плечи, плечи с бременем...  искалечили,  искалечили,  -  речь  Маргариты
становилась бессвязной, Маргарита содрогалась от плача.
     Тогда мастер вытер глаза, поднял с колен Маргариту,  встал  и  сам  и
твердо сказал:
     - Довольно! Ты меня пристыдила. Я никогда больше не допущу  малодушия
и не вернусь к этому вопросу, будь покойна. Я  знаю,  что  мы  оба  жертвы
своей душевной болезни, которую, быть может, я передал тебе... ну что  же,
вместе и понесем ее.
     Маргарита приблизила губы к уху мастера и прошептала:
     -  Клянусь  тебе  своею  жизнью,  клянусь   угаданным   тобою   сыном
звездочета, все будет хорошо.
     - Ну, и ладно, ладно, - отозвался мастер и, засмеявшись,  добавил:  -
конечно, когда люди  совершенно  ограблены,  как  мы  с  тобой,  они  ищут
спасения у потусторонней силы! Ну, что ж, согласен искать там.
     - Ну вот,  ну  вот,  теперь  ты  прежний,  ты  смеешься,  -  отвечала
Маргарита, - и ну тебя к черту с твоими учеными словами. Потустороннее или
не потустороннее - не все ли это равно? Я хочу есть.
     И она потащила за руку мастера к столу.
     - Я не уверен, что эта еда не провалится сейчас сквозь землю  или  не
улетит в окно, - ответил тот, совершенно успокоившись.
     - Она не улетит!
     И в этот самый момент в оконце послышался носовой голос:
     - Мир вам.
     Мастер  вздрогнул,  а  привыкшая  уже  к  необыкновенному   Маргарита
вскричала:
     - Да это Азазелло! Ах, как это мило, как  это  хорошо!  -  и,  шепнув
мастеру: - Вот видишь, видишь, нас не оставляют! - бросилась открывать.
     - Ты хоть запахнись, - крикнул ей вслед мастер.
     - Плевала я на это, - ответила Маргарита уже из коридорчика.
     И вот уже Азазелло раскланивался, здоровался с мастером, сверкал  ему
своим кривым глазом, а Маргарита восклицала:
     - Ах, как я рада! Я никогда не была так рада в  жизни!  Но  простите,
Азазелло, я голая!
     Азазелло просил не беспокоиться, уверял, что он видел не только голых
женщин, но даже женщин с начисто содранной кожей, охотно подсел  к  столу,
предварительно поставив в угол у печки какой-то сверток в темной парче.
     Маргарита налила Азазелло коньяку, и он охотно выпил его. Мастер,  не
спуская с него глаз, изредка под столом щипал себе кисть  левой  руки.  Но
щипки эти не помогали. Азазелло не растворялся в воздухе, да,  сказать  по
правде, в этом не было никакой необходимости. Ничего страшного в рыжеватом
маленького роста человеке не было, разве только вот глаз с бельмом, но это
бывает и без всякого колдовства, разве что одежда не совсем обыкновенная -
какая-то ряса  или  плащ  -  опять-таки,  если  строго  вдуматься,  и  это
попадается. Коньяк он тоже ловко  пил,  как  и  все  добрые  люди,  целыми
стопками и не закусывая. От этого самого  коньяку  у  мастера  зашумело  в
голове, и он стал думать:
     "Нет, Маргарита права! Конечно, передо мной сидит посланник  дьявола.
Ведь я же сам не далее как ночью позавчера доказывал Ивану о том, что  тот
встретил на Патриарших именно сатану, а теперь  почему-то  испугался  этой
мысли и начал что-то болтать о гипнотизерах и галлюцинациях. Какие  тут  к
черту гипнотизеры!"
     Он стал присматриваться к Азазелло и убедился в том, что в  глазах  у
него виднеется что-то принужденное, какая-то мысль, которую тот до поры до
времени не выкладывает. "Он не просто с визитом, а появился он с  каким-то
поручением", - думал мастер.
     Наблюдательность его ему не изменила.
     Выпив третью  стопку  коньяку,  который  на  Азазелло  не  производил

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг