- Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, - отозвался
Воланд, - но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются. Итак...
- Он прочитал сочинение мастера, - заговорил Левий Матвей, - и просит
тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем. Неужели это
трудно тебе сделать, дух зла?
- Мне ничего не трудно сделать, - ответил Воланд, - и тебе это хорошо
известно. - Он помолчал и добавил: - А что же вы не берете его к себе, в
свет?
- Он не заслужил света, он заслужил покой, - печальным голосом
проговорил Левий.
- Передай, что будет сделано, - ответил Воланд и прибавил, причем
глаз его вспыхнул: - И покинь меня немедленно.
- Он просит, чтобы ту, которая любила и страдала из-за него, вы взяли
бы тоже, - в первый раз моляще обратился Левий к Воланду.
- Без тебя бы мы никак не догадались об этом. Уходи.
Левий Матвей после этого исчез, а Воланд подозвал к себе Азазелло и
приказал ему:
- Лети к ним и все устрой.
Азазелло покинул террасу, и Воланд остался один. Но одиночество его
не было продолжительным. Послышался на плитах террасы стук шагов и
оживленные голоса, и перед Воландом предстали Коровьев и Бегемот. Но
теперь примуса при толстяке не было, а нагружен он был другими предметами.
Так, под мышкой у него находился небольшой ландшафтик в золотой раме,
через руку был перекинут поварской, наполовину обгоревший халат, а в
другой руке он держал цельную семгу в шкуре и с хвостом. От Коровьева и
Бегемота несло гарью, рожа Бегемота была в саже, а кепка наполовину
обгорела.
- Салют, мессир, - прокричала неугомонная парочка, и Бегемот замахал
семгой.
- Очень хороши, - сказал Воланд.
- Мессир, вообразите, - закричал возбужденно и радостно Бегемот, -
меня за мародера приняли!
- Судя по принесенным тобою предметам, - ответил Воланд, поглядывая
на ландшафтик, - ты и есть мародер.
- Верите ли мессир, - задушевным голосом начал Бегемот.
- Нет, не верю, - коротко ответил Воланд.
- Мессир, клянусь, я делал героические попытки спасти все что, было
можно, и вот все что удалось отстоять.
- Ты лучше скажи, отчего Грибоедов загорелся? - спросил Воланд. Оба,
и Коровьев и Бегемот, развели руками, подняли глаза к небу, а Бегемот
вскричал:
- Не постигаю! Сидели мирно, совершенно тихо, закусывали...
- И вдруг - трах, трах! - подхватил Коровьев, - выстрелы! Обезумев от
страха, мы с Бегемотом кинулись бежать на бульвар, преследователи за нами,
мы кинулись к Тимирязеву!
- Но чувство долга, - вступил Бегемот, - побороло наш постыдный
страх, и мы вернулись!
- Ах, вы вернулись? - сказал Воланд, - ну, конечно, тогда здание
сгорело дотла.
- Дотла! - горестно подтвердил Коровьев, - то есть буквально, мессир,
дотла, как вы изволили метко выразиться. Одни головешки!
- Я устремился, - рассказывал Бегемот, - в зал заседаний, - это
который с колоннами, мессир, - рассчитывая вытащить что-нибудь ценное. Ах,
мессир, моя жена, если б она у меня была, двадцать раз рисковала остаться
вдовой! Но, к счастью, мессир, я не женат, и скажу вам прямо - счастлив,
что не женат. Ах, мессир, можно ли променять холостую свободу на тягостное
ярмо!
- Опять началась какая-то чушь, - заметил Воланд.
- Слушаю и продолжаю, - ответил кот, - да-с, вот ландшафтик. Более
ничего невозможно было унести из зала, пламя ударило мне в лицо. Я
пробежал в кладовку, спас семгу. Я побежал в кухню, спас халат. Я считаю,
мессир, что я сделал все, что мог, и не понимаю, чем объясняется
скептическое выражение на вашем лице.
- А что делал Коровьев в то время, когда ты мародерствовал? - спросил
Воланд.
- Я помогал пожарным, мессир, - ответил Коровьев, указывая на
разорванные брюки.
- Ах, если так, то, конечно, придется строить новое здание.
- Оно будет построено, мессир, - отозвался Коровьев, - смею уверить
вас в этом.
- Ну, что ж, остается пожелать, чтобы оно было лучше прежнего, -
заметил Воланд.
- Так и будет, мессир, - сказал Коровьев.
- Уж вы мне верьте, - добавил кот, - я форменный пророк.
- Во всяком случае, мы явились, мессир, - докладывал Коровьев, - и
ждем ваших распоряжений.
Воланд поднялся с своего табурета, подошел к балюстраде и долго
молча, один, повернувшись спиной к своей свите, глядел вдаль. Потом он
отошел от края, опять опустился на свой табурет и сказал:
- Распоряжений никаких не будет - вы исполнили все, что могли, и
более в ваших услугах я пока не нуждаюсь. Можете отдыхать. Сейчас придет
гроза, последняя гроза, она довершит все, что нужно довершить, и мы
тронемся в путь.
- Очень хорошо, мессир, - ответили оба гаера и скрылись где-то за
круглой центральной башней, расположенной в середине террасы. Гроза, о
которой говорил Воланд, уже скоплялась на горизонте. Черная туча поднялась
на западе и до половины отрезала солнце. Потом она накрыла его целиком. На
террасе посвежело. Еще через некоторое время стало темно. Эта тьма,
пришедшая с запада, накрыла громадный город. Исчезли мосты, дворцы. Все
пропало, как будто этого никогда не было на свете. Через все небо
пробежала одна огненная нитка. Потом город потряс удар. Он повторился, и
началась гроза. Воланд перестал быть видим во мгле.
30. ПОРА! ПОРА!
- Ты знаешь, - говорила Маргарита, - как раз когда ты заснул вчера
ночью, я читала про тьму, которая пришла со Средиземного моря... и эти
идолы, ах, золотые идолы. Они почему-то мне все время не дают покоя. Ты
чувствуешь, как свежеет?
- Все это хорошо и мило, - отвечал мастер, куря и разбивая рукой дым,
- и эти идолы, бог с ними, но что дальше получится, уж решительно
непонятно!
Разговор этот шел на закате солнца, как раз тогда, когда к Воланду
явился Левий Матвей на террасе. Окошко подвала было открыто, и если бы
кто-нибудь заглянул в него, он удивился бы тому, насколько странно
выглядят разговаривающие. На Маргарите прямо на голое тело был накинут
черный плащ, а мастер был в своем больничном белье. Происходило это от
того, что Маргарите решительно нечего было надеть, так как все вещи
остались в особняке, и хоть этот особняк был очень недалеко, конечно,
нечего было и толковать о том, чтобы пойти туда и взять там свои вещи. А
мастер, у которого все костюмы нашли в шкафу, как будто мастер никуда и не
уезжал, просто не желал одеваться, развивая перед Маргаритой ту мысль, что
вот-вот начнется какая-то совершеннейшая чепуха. Правда, он был выбрит
впервые, считая с той осенней ночи (в клинике бородку ему подстригали
машинкой).
Комната также имела очень странный вид, и что-нибудь понять в хаосе
ее было очень трудно. На ковре лежали рукописи, они же были и на диване.
Валялась какая-то книжка горбом в кресле. А на круглом столе был накрыт
обед, и среди закусок стояло несколько бутылок. Откуда взялись все эти
яства и напитки, было неизвестно и Маргарите и мастеру. Проснувшись, они
все застали уже на столе.
Проспав до субботнего заката, и мастер, и его подруга чувствовали
себя совершенно окрепшими, и только одно давало знать о вчерашних
приключениях. У обоих немного ныл левый висок. Со стороны же психики
изменения в обоих произошли очень большие, как убедился бы всякий, кто мог
подслушать разговор в подвальной квартире. Но подслушать было решительно
некому. Дворик-то этот был тем и хорош, что всегда был пуст. С каждым днем
все сильнее зеленеющие липы и ветла за окном источали весенний запах, и
начинающийся ветерок заносил его в подвал.
- Фу ты черт, - неожиданно воскликнул мастер, - ведь это, подумать
только, - он затушил окурок в пепельнице и сжал голову руками, - нет,
послушай, ты же умный человек и сумасшедшей не была. Ты серьезно уверена в
том, что мы вчера были у сатаны?
- Совершенно серьезно, - ответила Маргарита.
- Конечно, конечно, - иронически заметил мастер, - теперь, стало
быть, налицо вместо одного сумасшедшего двое! И муж и жена. - Он воздел
руки к небу и закричал: - Нет, это черт знает, что такое, черт, черт,
черт!
Вместо ответа Маргарита обрушилась на диван, захохотала, заболтала
босыми ногами и потом уж вскричала:
- Ой, не могу! Ой, не могу! Ты посмотри только, на что ты похож!
Отхохотавшись, пока мастер сердито поддергивал больничные кальсоны,
Маргарита стала серьезной.
- Ты сейчас невольно сказал правду, - заговорила она, - черт знает,
что такое, и черт, поверь мне, все устроит! - глаза ее вдруг загорелись,
она вскочила, затанцевала на месте и стала вскрикивать: - Как я счастлива,
как я счастлива, как я счастлива, что вступила с ним в сделку! О, дьявол,
дьявол! Придется вам, мой милый, жить с ведьмой. - После этого она
кинулась к мастеру, обхватила его шею и стала его целовать в губы, в нос,
в щеки. Вихры неприглаженных черных волос прыгали на мастере, и щеки и лоб
его разгорались под поцелуями.
- А ты действительно стала похожей на ведьму.
- А я этого и не отрицаю, - ответила Маргарита, - я ведьма, и очень
этим довольна!
- Ну, хорошо, - ответил мастер, - ведьма так ведьма. Очень славно и
роскошно! Меня, стало быть, похитили из лечебницы! Тоже очень мило.
Вернули сюда, допустим и это... предположим даже, что нас не хватятся, но
скажи ты мне ради всего святого, чем и как мы будем жить? Говоря это, я
забочусь о тебе, поверь мне.
В этот момент в оконце показались тупоносые ботинки и нижняя часть
брюк в жилочку. Затем эти брюки согнулись в колене, и дневной свет
заслонил чей-то увесистый зад.
- Алоизий, ты дома? - спросил голос где-то вверху над брюками, за
окном.
- Вот, начинается, - сказал мастер.
- Алоизий? - спросила Маргарита, подходя ближе к окну, - его
арестовали вчера. А кто его спрашивает? Как ваша фамилия?
В то же мгновение колени и зад пропали, и слышно было, как стукнула
калитка, после чего все пришло в норму. Маргарита повалилась на диван и
захохотала так, что слезы покатились у нее из глаз. Но когда она утихла,
лицо ее сильнейшим образом изменилось, она заговорила серьезно и, говоря,
сползла с дивана, подползла к коленям мастера и, глядя ему в глаза, стала
гладить голову.
- Как ты страдал, как ты страдал, мой бедный! Об этом знаю только я
одна. Смотри, у тебя седые волосы в голове и вечная складка у губ. Мой
единственный, мой милый, не думай ни о чем. Тебе слишком много пришлось
думать, и теперь буду думать я за тебя! И я ручаюсь тебе, ручаюсь, что все
будет ослепительно хорошо.
- Я ничего и не боюсь, Марго, - вдруг ответил мастер и поднял голову
и показался ей таким, каким был, когда сочинял то, чего никогда не видел,
но о чем наверно знал, что оно было. - И не боюсь потому, что я все уже
испытал. Меня слишком пугали и ничем более напугать не могут. Но мне жалко
тебя, Марго, вот в чем фокус, вот почему я твержу об одном и том же.
Опомнись! Зачем тебе ломать свою жизнь с больным и нищим? Вернись к себе!
Жалею тебя, потому это и говорю.
- Ах, ты, ты, - качая растрепанной головой, шептала Маргарита, - ах,
ты, маловерный, несчастный человек. Я из-за тебя всю ночь вчера тряслась
нагая, я потеряла свою природу и заменила ее новой, несколько месяцев я
сидела в темной каморке и думала только про одно - про грозу над
Ершалаимом, я выплакала все глаза, а теперь, когда обрушилось счастье, ты
меня гонишь? Ну что ж, я уйду, я уйду, но знай, что ты жестокий человек!
Они опустошили тебе душу!
Горькая нежность поднялась к сердцу мастера, и, неизвестно почему, он
заплакал, уткнувшись в волосы Маргариты. Та, плача, шептала ему, и пальцы
ее прыгали на висках мастера.
- Да, нити, нити, на моих глазах покрывается снегом голова, ах, моя,
моя много страдавшая голова. Смотри, какие у тебя глаза! В них пустыня...
А плечи, плечи с бременем... искалечили, искалечили, - речь Маргариты
становилась бессвязной, Маргарита содрогалась от плача.
Тогда мастер вытер глаза, поднял с колен Маргариту, встал и сам и
твердо сказал:
- Довольно! Ты меня пристыдила. Я никогда больше не допущу малодушия
и не вернусь к этому вопросу, будь покойна. Я знаю, что мы оба жертвы
своей душевной болезни, которую, быть может, я передал тебе... ну что же,
вместе и понесем ее.
Маргарита приблизила губы к уху мастера и прошептала:
- Клянусь тебе своею жизнью, клянусь угаданным тобою сыном
звездочета, все будет хорошо.
- Ну, и ладно, ладно, - отозвался мастер и, засмеявшись, добавил: -
конечно, когда люди совершенно ограблены, как мы с тобой, они ищут
спасения у потусторонней силы! Ну, что ж, согласен искать там.
- Ну вот, ну вот, теперь ты прежний, ты смеешься, - отвечала
Маргарита, - и ну тебя к черту с твоими учеными словами. Потустороннее или
не потустороннее - не все ли это равно? Я хочу есть.
И она потащила за руку мастера к столу.
- Я не уверен, что эта еда не провалится сейчас сквозь землю или не
улетит в окно, - ответил тот, совершенно успокоившись.
- Она не улетит!
И в этот самый момент в оконце послышался носовой голос:
- Мир вам.
Мастер вздрогнул, а привыкшая уже к необыкновенному Маргарита
вскричала:
- Да это Азазелло! Ах, как это мило, как это хорошо! - и, шепнув
мастеру: - Вот видишь, видишь, нас не оставляют! - бросилась открывать.
- Ты хоть запахнись, - крикнул ей вслед мастер.
- Плевала я на это, - ответила Маргарита уже из коридорчика.
И вот уже Азазелло раскланивался, здоровался с мастером, сверкал ему
своим кривым глазом, а Маргарита восклицала:
- Ах, как я рада! Я никогда не была так рада в жизни! Но простите,
Азазелло, я голая!
Азазелло просил не беспокоиться, уверял, что он видел не только голых
женщин, но даже женщин с начисто содранной кожей, охотно подсел к столу,
предварительно поставив в угол у печки какой-то сверток в темной парче.
Маргарита налила Азазелло коньяку, и он охотно выпил его. Мастер, не
спуская с него глаз, изредка под столом щипал себе кисть левой руки. Но
щипки эти не помогали. Азазелло не растворялся в воздухе, да, сказать по
правде, в этом не было никакой необходимости. Ничего страшного в рыжеватом
маленького роста человеке не было, разве только вот глаз с бельмом, но это
бывает и без всякого колдовства, разве что одежда не совсем обыкновенная -
какая-то ряса или плащ - опять-таки, если строго вдуматься, и это
попадается. Коньяк он тоже ловко пил, как и все добрые люди, целыми
стопками и не закусывая. От этого самого коньяку у мастера зашумело в
голове, и он стал думать:
"Нет, Маргарита права! Конечно, передо мной сидит посланник дьявола.
Ведь я же сам не далее как ночью позавчера доказывал Ивану о том, что тот
встретил на Патриарших именно сатану, а теперь почему-то испугался этой
мысли и начал что-то болтать о гипнотизерах и галлюцинациях. Какие тут к
черту гипнотизеры!"
Он стал присматриваться к Азазелло и убедился в том, что в глазах у
него виднеется что-то принужденное, какая-то мысль, которую тот до поры до
времени не выкладывает. "Он не просто с визитом, а появился он с каким-то
поручением", - думал мастер.
Наблюдательность его ему не изменила.
Выпив третью стопку коньяку, который на Азазелло не производил
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг