Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас  спросить,  как  же  может
управлять  человек,  если  он  не  только  лишен   возможности   составить
какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в
тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?  И,
в самом деле, - тут неизвестный повернулся к Берлиозу, -  вообразите,  что
вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою,  вообще,
так сказать, входить во вкус, и  вдруг  у  вас...  кхе...  кхе...  саркома
легкого... - тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль  о  саркоме
легкого доставила ему удовольствие, - да, саркома,  -  жмурясь,  как  кот,
повторил он звучное слово, - и  вот  ваше  управление  закончилось!  Ничья
судьба, кроме своей собственной,  вас  более  не  интересует.  Родные  вам
начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь  к  ученым  врачам,  затем  к
шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так  и  третье  -
совершенно  бессмысленно,  вы  сами  понимаете.  И   все   это   кончается
трагически: тот,  кто  еще  недавно  полагал,  что  он  чем-то  управляет,
оказывается вдруг лежащим неподвижно в  деревянном  ящике,  и  окружающие,
понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в  печи.  А
бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в  Кисловодск,  -
тут иностранец прищурился на Берлиоза, - пустяковое, казалось бы, дело, но
и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг  возьмет  -
поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что  это  он  сам
собою управил так? Не правильнее ли думать, что  управился  с  ним  кто-то
совсем другой? - и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.
     Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ про  саркому  и
трамвай, и какие-то тревожные мысли начали мучить его. "Он не  иностранец!
Он не иностранец! - думал он, - он престранный  субъект...  Но  позвольте,
кто же он такой?"
     - Вы хотите курить, как я вижу? - неожиданно обратился  к  Бездомному
неизвестный, - вы какие предпочитаете?
     - А у вас разные, что ли есть? -  мрачно  спросил  поэт,  у  которого
папиросы кончились.
     - Какие предпочитаете? - повторил неизвестный.
     - Ну, "Нашу марку", - злобно ответил Бездомный.
     Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар  и  предложил  его
Бездомному:
     - "Наша марка".
     И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в  портсигаре
именно "Наша марка", сколько сам портсигар.  Он  был  громадных  размеров,
червонного золота, и на крышке его при открывании сверкнул синим  и  белым
огнем бриллиантовый треугольник.
     Тут  литераторы  подумали  разно.  Берлиоз:  "Нет,  иностранец!",   а
Бездомный: "Вот черт его возьми! А?"
     Поэт и владелец портсигара закурили, а некурящий Берлиоз отказался.
     "Надо будет ему  возразить  так,  -  решил  Берлиоз,  -  да,  человек
смертен, никто против этого и не спорит. А дело в том, что..."
     Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:
     - Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то,  что  он
иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может  сказать,  что
он будет делать в сегодняшний вечер.
     "Какая-то  нелепая  постановка  вопроса..."  -  помыслил  Берлиоз   и
возразил:
     - Ну, здесь уж есть преувеличение.  Сегодняшний  вечер  мне  известен
более или менее точно. Само собой разумеется, что,  если  на  Бронной  мне
свалится на голову кирпич...
     - Кирпич ни с того ни с сего, - внушительно  перебил  неизвестный,  -
никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он
ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другой смертью.
     - Может быть, вы знаете, какой именно? -  с  совершенно  естественной
иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то  действительно  нелепый
разговор, - и скажете мне?
     - Охотно, - отозвался незнакомец. Он смерил  Берлиоза  взглядом,  как
будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы  пробормотал  что-то  вроде:
"Раз, два... Меркурий во втором доме... луна ушла... шесть -  несчастье...
вечер - семь..." - и громко и радостно объявил: - Вам отрежут голову!
     Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а
Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:
     - А кто именно? Враги? Интервенты?
     - Нет, - ответил собеседник, - русская женщина, комсомолка.
     - Гм... - промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, -  ну,
это, извините, маловероятно.
     - Прошу и меня извинить, - ответил иностранец, - но это так. Да,  мне
хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером,  если  это
не секрет?
     - Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую,  а  потом  в  десять
часов  вечера  в  МАССОЛИТе  состоится  заседание,  и  я   буду   на   нем
председательствовать.
     - Нет, этого быть никак не может, - твердо возразил иностранец.
     - Это почему?
     - Потому, - ответил иностранец  и  прищуренными  глазами  поглядел  в
небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные  птицы,
- что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила,  но  даже
разлила. Так что заседание не состоится.
     Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.
     - Простите, - после паузы заговорил Берлиоз, поглядывая  на  мелющего
чепуху иностранца, - при чем здесь подсолнечное масло... и какая Аннушка?
     - Подсолнечное масло здесь вот при чем, - вдруг заговорил  Бездомный,
очевидно,  решив  объявить  незванному  собеседнику  войну,   -   вам   не
приходилось,   гражданин,   бывать   когда-нибудь    в    лечебнице    для
душевнобольных?
     - Иван!.. - тихо воскликнул Михаил Александрович.
     Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.
     - Бывал, бывал  и  не  раз!  -  вскричал  он,  смеясь,  но  не  сводя
несмеющегося глаза с поэта, - где я только не бывал! Жаль только, что я не
удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами
узнайте это у него, Иван Николаевич!
     - Откуда вы знаете, как меня зовут?
     - Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает? - здесь иностранец
вытащил  из  кармана  вчерашний  номер  "литературной  газеты",   И   Иван
Николаевич увидел на первой же странице свое изображение, а под  ним  свои
собственные  стихи.  Но  вчера  еще  радовавшее  доказательство  славы   и
популярности на этот раз ничуть не обрадовало поэта.
     - Я извиняюсь, - сказал он, и лицо его  потемнело,  -  вы  не  можете
подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.
     - О, с удовольствием! - воскликнул неизвестный, -  здесь  так  хорошо
под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.
     - Вот что, Миша, - зашептал поэт, оттащив Берлиоза в  сторону,  -  он
никакой не интурист, а шпион. Это русский эмигрант, перебравшийся  к  нам.
Спрашивай у него документы, а то уйдет...
     - Ты думаешь? - встревоженно шепнул Берлиоз, а сам подумал:  "А  ведь
он прав!"
     - Уж  ты  мне  верь,  -  засипел  ему  в  ухо  поэт,  -  он  дурачком
прикидывается, чтобы выспросить кое-что.  Ты  слышишь,  как  он  по-русски
говорит, - поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный  не  удрал,  -
идем, задержим его, а то уйдет...
     И поэт за руку потянул Берлиоза к скамейке.
     Незнакомец не сидел, а  стоял  возле  нее,  держа  в  руках  какую-то
книжечку  в  темно-сером  переплете,  плотный  конверт  хорошей  бумаги  и
визитную карточку.
     - Извините меня, что я в пылу нашего  спора  забыл  представить  себя
вам. Вот моя  карточка,  паспорт  и  приглашение  приехать  в  Москву  для
консультации, - веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих
литераторов.
     Те сконфузились. "Черт, все слышал"  -  подумал  Берлиоз  и  вежливым
жестом  показал,  что  в  предъявлении  документов  нет  надобности.  Пока
иностранец  совал  их  редактору,  поэт  успел  разглядеть   на   карточке
напечатанное иностранными буквами  слово  "профессор"  и  начальную  букву
фамилии - двойное "В".
     - Очень  приятно,  -  тем  временем  смущенно  бормотал  редактор,  и
иностранец спрятал документы в карман.
     Отношения таким образом были восстановлены, и все трое снова сели  на
скамью.
     - Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор?  -  спросил
Берлиоз.
     - Да, консультантом.
     - Вы - немец? - осведомился Бездомный.
     - Я-то?.. - переспросил профессор и вдруг задумался. -  Да,  пожалуй,
немец... - сказал он.
     - Вы по русски здорово говорите, - заметил Бездомный.
     - О, я вообще полиглот и знаю  очень  большое  количество  языков,  -
ответил профессор.
     - А у вас какая специальность? - осведомился Берлиоз.
     - Я - специалист по черной магии.
     "На тебе!" - стукнуло в голове у Михаила Александровича.
     - И... и вас по этой специальности пригласили к  нам?  -  заикнувшись
спросил он.
     - Да, по этой пригласили, - подтвердил профессор и пояснил: -  Тут  в
государственной библиотеке  обнаружены  подлинные  рукописи  чернокнижника
Герберта Аврилакского, десятого  века,  так  вот  требуется,  чтобы  я  их
разобрал. Я единственный в мире специалист.
     - А-а! Вы историк?  -  с  большим  облегчением  и  уважением  спросил
Берлиоз.
     - Я - историк, - подтвердил ученый и добавил ни к селу ни к городу: -
Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история!
     И опять крайне удивились и редактор и поэт, а профессор поманил обоих
к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:
     - Имейте в виду, что Иисус существовал.
     - Видите ли, профессор, - принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз,
- мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу  придерживаемся
другой точки зрения.
     - А не надо никаких точек зрения! -  ответил  странный  профессор,  -
просто он существовал и больше ничего.
     - Но требуется же какое-нибудь доказательство... - начал Берлиоз.
     - И  доказательств  никаких  не  требуется,  -  ответил  профессор  и
заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: -  Все  просто:  в
белом плаще...



                              2. ПОНТИЙ ПИЛАТ

     В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей  кавалерийской  походкой,
ранним  утром  четырнадцатого  числа  весеннего  месяца  нисана  в  крытую
колоннаду между двумя крыльями  дворца  Ирода  Великого  вышел  прокуратор
Иудеи Понтий Пилат.
     Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все
теперь предвещало нехороший день, так как запах  этот  начал  преследовать
прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый  запах  источают
кипарисы и пальмы в  саду,  что  к  запаху  кожи  и  конвоя  примешивается
проклятая розовая струя. От флигелей  в  тылу  дворца,  где  расположилась
пришедшая  с  прокуратором  в   Ершалаим   первая   когорта   двенадцатого
молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю  площадку
сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том,  что  кашевары  в
кентуриях начали готовить обед, примешивался все  тот  же  жирный  розовый
дух. О боги, боги, за что вы наказываете меня?
     "Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая,  ужасная  болезнь
гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет  никакого
спасения. Попробую не двигать головой".
     На  мозаичном  полу  у  фонтана  уже  было  приготовлено  кресло,   и
прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону.
     Секретарь  почтительно  вложил  в  эту  руку  кусок  пергамента.   Не
удержавшись от болезненной гримасы,  прокуратор  искоса,  бегло  проглядел
написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:
     - Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
     - Да, прокуратор, - ответил секретарь.
     - Что же он?
     - Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона
направил на ваше утверждение, - объяснил секретарь.
     Прокуратор дернул щекой и сказал тихо:
     - Приведите обвиняемого.
     И сейчас же с площадки сада под колонны  на  балкон  двое  легионеров
ввели и поставили перед креслом прокуратора человека  лет  двадцати  семи.
Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его
была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг  лба,  а  руки  связаны  за
спиной. Под левым глазом у человека  был  большой  синяк,  в  углу  рта  -
ссадина с запекшейся кровью. Приведенный с тревожным  любопытством  глядел
на прокуратора.
     Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски:
     - Так это ты подговаривал народ разрушить Ершалаимский храм?
     Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его  шевелились
чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный,  потому  что
боялся качнуть пылающей адской болью головой.
     Человек  со  связанными  руками  несколько  подался  вперед  и  начал
говорить:
     - Добрый человек! Поверь мне...
     Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть  не  повышая  голоса,
тут же перебил его:
     - Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В  Ершалаиме
все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, -  и
так же монотонно прибавил: - Кентуриона Крысобоя ко мне.
     Всем  показалось,  что  на  балконе   потемнело,   когда   кентурион,
командующий особой кентурией, Марк, прозванный Крысобоем,  предстал  перед
прокуратором.
     Крысобой был на голову выше  самого  высокого  из  солдат  легиона  и
настолько широк в плечах, что совершенно заслонил еще невысокое солнце.
     Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни:
     - Преступник называет меня "добрый человек". Выведите его  отсюда  на
минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить.
     И все,  кроме  неподвижного  прокуратора,  проводили  взглядом  Марка
Крысобоя, который махнул рукою арестованному, показывая,  что  тот  должен
следовать за ним.
     Крысобоя вообще все провожали взглядами,  где  бы  он  ни  появлялся,
из-за его роста, а те, кто видел его впервые, из-за  того  еще,  что  лицо
кентуриона было изуродовано: нос его некогда был разбит ударом  германской
палицы.
     Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике, связанный  пошел  за  ним
бесшумно,  полное  молчание  настало  в  колоннаде,  и  слышно  было,  как
ворковали голуби на площадке сада у балкона, да еще вода пела замысловатую
приятную песню в фонтане.
     Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под  струю  и  так
замереть. Но он знал, что и это ему не поможет.
     Выведя арестованного из-под колонн в сад. Крысобой  вынул  из  рук  у
легионера,  стоявшего  у  подножия  бронзовой  статуи,  бич  и,   несильно
размахнувшись, ударил арестованного по плечам.  Движение  кентуриона  было
небрежно и легко, но связанный мгновенно  рухнул  наземь,  как  будто  ему
подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его  лица  и  глаза
обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок,  вздернул
на воздух упавшего, поставил  его  на  ноги  и  заговорил  гнусаво,  плохо
выговаривая арамейские слова:
     - Римского прокуратора называть - игемон. Других  слов  не  говорить.
Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
     Арестованный пошатнулся, но совладал с собою,  краска  вернулась,  он
перевел дыхание и ответил хрипло:
     - Я понял тебя. Не бей меня.
     Через минуту он вновь стоял перед прокуратором.
     Прозвучал тусклый больной голос:
     - Имя?

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг