Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     И тут случилось, как утверждал впоследствии председатель, чудо: пачка
сама  вползла  к  нему  в  портфель.  А   затем   председатель,   какой-то
расслабленный и даже разбитый, оказался на лестнице. Вихрь мыслей  бушевал
у него в голове. Тут вертелась и вилла в Ницце, и  дрессированный  кот,  и
мысль о том, что свидетелей действительно не было, и что Пелагея Антоновна
обрадуется контрамарке. Это были бессвязные мысли, но в общем приятные.  И
тем не менее где-то какая-то иголочка  в  самой  глубине  души  покалывала
председателя. Это была  иголочка  беспокойства.  Кроме  того,  тут  же  на
лестнице председателя, как удар, хватила мысль: "А как же попал в  кабинет
переводчик, если на дверях была печать?! И как он,  Никанор  Иванович,  об
этом не спросил?". Некоторое время председатель,  как  баран,  смотрел  на
ступеньки лестницы, но потом  решил  плюнуть  на  это  и  не  мучить  себя
замысловатым вопросом.
     Лишь только председатель покинул квартиру, из спальни донесся  низкий
голос:
     - Мне этот Никанор Иванович не понравился. Он выжига и  плут.  Нельзя
ли сделать так, чтобы он больше не приходил?
     - Мессир, вам стоит это приказать!.. - отозвался откуда-то  Коровьев,
но не дребезжащим, а очень чистым и звучным голосом.
     И сейчас же проклятый переводчик оказался в  передней,  навертел  там
номер и начал почему-то очень плаксиво говорить в трубку:
     - Алло! Считаю долгом сообщить, что наш председатель  жилтоварищества
дома номер триста два-бис по Садовой, Никанор Иванович Босой,  спекулирует
валютой. В данный момент в его квартире номер тридцать пять в  вентиляции,
в уборной, в газетной бумаге четыреста долларов. Говорит жилец означенного
дома из квартиры номер одиннадцать Тимофей Квасцов. Но заклинаю держать  в
тайне мое имя. Опасаюсь мести вышеизложенного председателя.
     И повесил трубку, подлец.
     Что дальше происходило в квартире N 50, неизвестно, но известно,  что
происходило у Никанора Ивановича. Запершись у себя в уборной на крючок, он
вытащил из портфеля пачку, навязанную переводчиком, и убедился в том,  что
в ней четыреста рублей. Эту пачку  Никанор  Иванович  завернул  в  обрывок
газеты и засунул в вентиляционный ход.
     Через пять минут председатель  сидел  за  столом  в  своей  маленькой
столовой. Супруга его принесла из кухни  аккуратно  нарезанную  селедочку,
густо посыпанную зеленым луком. Никанор Иванович налил лафитничек,  выпил,
налил второй, выпил, подхватил на вилку три куска селедки... И в это время
позвонили, а  Пелагея  Антоновна  внесла  дымящуюся  кастрюлю,  при  одном
взгляде на которую  сразу  можно  было  догадаться,  что  в  ней,  в  гуще
огненного борща, находится то, чего вкуснее нет в мире, - мозговая кость.
     Проглотив слюну, Никанор Иванович заворчал, как пес:
     - А чтоб вам провалиться! Поесть не дадут.  Не  пускай  никого,  меня
нету, нету. Насчет квартиры скажи, чтобы перестали трепаться. Через неделю
будет заседание...
     Супруга побежала в переднюю, а Никанор Иванович разливательной ложкой
поволок из огнедышащего озера - ее,  кость,  треснувшую  вдоль.  И  в  эту
минуту в столовую вошли двое граждан, а с  ними  почему-то  очень  бледная
Пелагея Антоновна. При взгляде на граждан побелел  и  Никанор  Иванович  и
поднялся.
     - Где сортир? -  озабоченно  спросил  первый,  который  был  в  белой
косоворотке.
     На обеденном столе что-то стукнуло (это Никанор Иванович уронил ложку
на клеенку).
     - Здесь, здесь, - скороговоркой ответила Пелагея Антоновна.
     И пришедшие немедленно устремились в коридор.
     -  А  в  чем  дело?  -  тихо  спросил  Никанор  Иванович,  следуя  за
пришедшими, - у нас ничего такого в квартире не  может  быть...  А  у  вас
документики... я извиняюсь...
     Первый на ходу показал Никанору Ивановичу документик, а второй в  эту
же минуту оказался стоящим на табуретке в уборной, с  рукою,  засунутой  в
вентиляционный ход. В глазах у Никанора Ивановича потемнело, газету сняли,
но в пачке оказались не рубли, а неизвестные деньги, не то  синие,  не  то
зеленые, и с изображением какого-то  старика.  Впрочем,  все  это  Никанор
Иванович разглядел неясно, перед глазами у него плавали какие-то пятна.
     - Доллары в вентиляции, - задумчиво сказал первый и спросил  Никанора
Ивановича мягко и вежливо: - Ваш пакетик?
     - Нет! - ответил Никанор  Иванович  страшным  голосом,  -  подбросили
враги!
     - Это бывает, - согласился тот, первый, и опять-таки мягко добавил: -
ну что же, надо остальные сдавать.
     - Нету у меня! Нету, богом клянусь, никогда  в  руках  не  держал!  -
Отчаянно вскричал председатель.
     Он кинулся к комоду, с грохотом вытащил ящик,  а  из  него  портфель,
бессвязно при этом выкрикивая:
     - Вот контракт... переводчик-гад подбросил... Коровьев... в пенсне!
     Он открыл портфель, глянул в него, сунул в него руку, посинел лицом и
уронил портфель в борщ. В портфеле ничего не было: ни Степиного письма, ни
ни контракта, ни иностранцева паспорта, ни денег, ни контрамарки.  Словом,
ничего, кроме складного метра.
     - Товарищи! - неистово закричал председатель, - держите их! У  нас  в
доме нечистая сила!
     И тут же неизвестно что померещилось  Пелагее  Антоновне,  но  только
она, всплеснув руками, вскричала:
     - Покайся, Иваныч! Тебе скидка выйдет!
     С глазами, налитыми кровью, Никанор Иванович занес кулаки над головой
жены, хрипя:
     - У, дура проклятая!
     Тут он ослабел  и  опустился  на  стул,  очевидно,  решив  покориться
неизбежному.
     В  это  время  Тимофей  Кондратьевич  Квасцов  на  площадке  лестницы
припадал к замочной скважине в дверях квартиры председателя  то  ухом,  то
глазом, изнывая от любопытства.
     Через пять минут жильцы дома,  находившиеся  во  дворе,  видели,  как
председатель в сопровождении еще двух  лиц  проследовал  прямо  к  воротам
дома. Рассказывали, что  на  Никаноре  Ивановиче  лица  не  было,  что  он
пошатывался, проходя, как пьяный, и что-то бормотал.
     А еще  через  час  неизвестный  гражданин  явился  в  квартиру  номер
одиннадцать, как раз в то время, когда  Тимофей  Кондратьевич  рассказывал
другим  жильцам,  захлебываясь  от  удовольствия,  о   том,   как   замели
председателя, пальцем выманил из кухни Тимофея Кондратьевича  в  переднюю,
что-то ему сказал и вместе с ним пропал.



                            10. ВЕСТИ ИЗ ЯЛТЫ

     В то время, как случилось несчастье с Никанором Ивановичем,  недалеко
от дома N302-бис, на той же  Садовой,  в  кабинете  финансового  директора
Варьете Римского находились двое:  сам  Римский  и  администратор  Варьете
Варенуха.
     Большой кабинет на втором  этаже  театра  двумя  этажами  выходил  на
Садовую, а одним, как раз за спиною финдиректора, сидевшего за  письменным
столом, в летний сад Варьете, где помещались прохладительные буфеты, тир и
открытая  эстрада.   Убранство   кабинета,   помимо   письменного   стола,
заключалось в пачке старых афиш, висевших на стене,  маленьком  столике  с
графином воды, четырех креслах и в подставке  в  углу,  на  котором  стоял
запыленный давний макет какого-то обозрения. Ну,  само  собой  разумеется,
что,  кроме  того  была  в  кабинете   небольших   размеров   потасканная,
облупленная несгораемая касса, по левую руку Римского, рядом с  письменным
столом.
     Сидящий  за  столом  Римский  с  самого  утра  находился   в   дурном
расположении духа, а Варенуха, в противоположность ему, был очень  оживлен
и как-то особенно беспокойно деятелен. Между тем  выхода  его  энергии  не
было.
     Варенуха   прятался   сейчас   в   кабинете   у    финдиректора    от
контрамарочников, которые отравляли ему жизнь, в особенности дни  перемены
программы. А сегодня как раз такой день.
     Лишь только начинал звенеть телефон, Варенуха брал трубку  и  лгал  в
нее:
     - Кого? Варенуху? Его нету. Вышел из театра.
     - Позвони ты, пожалуйста, Лиходееву еще  раз,  -  раздраженно  сказал
Римский.
     - Да нету его дома. Я уже Карпова посылал. Никого нету в квартире.
     - Черт знает, что такое, - шипел Римский, щелкая на счетной машинке.
     Дверь открылась,  и  капельдинер  втащил  толстую  пачку  только  что
напечатанных дополнительных афиш.  На  зеленых  листах  крупными  красными
буквами было написано:

              Сегодня и ежедневно в театре Варьете сверх программы:
                                 Профессор Воланд
                 Сеансы черной магии с полным ее разоблачением.

     Варенуха, отойдя от афиши наброшенной им на макет, полюбовался на нее
и приказал капельдинеру немедленно пустить все экземпляры в расклейку.
     - Хорошо, броско, - заметил Варенуха по уходе капельдинера.
     - А мне до крайности не нравится вся эта затея, -  злобно  поглядывая
на афишу сквозь роговые очки, ворчал Римский, - и вообще я удивляюсь,  как
ему разрешили это поставить!
     - Нет, Григорий Данилович, не скажи, это очень тонкий  шаг.  Тут  вся
соль в разоблачении.
     - Не знаю, не знаю, никакой тут  соли  нет,  и  всегда  он  придумает
что-нибудь такое! Хоть бы показал этого мага. Ты-то его видел?  Откуда  он
его выкопал, черт его знает!
     Выяснилось, что Варенуха, так же, как и Римский, не видел мага. Вчера
Степа ("как сумасшедший", по выражению Римского) прибежал к финдиректору с
написанным уже черновиком договора, тут же велел его переписать  и  выдать
деньги. И маг этот смылся, и никто его не видел, кроме самого Степы.
     Римский вынул  часы,  увидел,  что  они  показывают  уже  пять  минут
третьего,  и  совершенно  остервенился.  В  самом  деле!  Лиходеев  звонил
примерно в одиннадцать часов, сказал, что придет примерно через полчаса, и
не только не пришел, но и из квартиры исчез!
     - У меня же дело стоит! - уже рычал Римский,  тыча  пальцем  в  груду
недописанных бумаг.
     - Уж не попал ли он, как Берлиоз под  трамвай?  -  говорил  Варенуха,
держа  у  уха  трубку,  в  которой  слышались  густые,  продолжительные  и
совершенно безнадежные сигналы.
     - А хорошо было бы... - чуть слышно сквозь  зубы  сказал  Римский.  В
этот самый момент в кабинет вошла женщина в форменной куртке, в фуражке, в
черной юбке и в тапочках. Из  маленькой  сумки  на  поясе  женщина  вынула
беленький квадратик и тетрадь и спросила:
     - Где тут Варенуха? Сверхмолния вам. Распишитесь.
     Варенуха чиркнул какую-то закорючку  в  тетради  у  женщины,  и  лишь
только дверь за той захлопнулась, вскрыл квадратик.
     Прочитав  телеграмму,  он  поморгал  глазами  и   передал   квадратик
Римскому.
     В  телеграмме  было  напечатано  следующее:  "Ялты  Москву.  Варьете.
Сегодня половину двенадцатого угрозыск явился шатен ночной сорочке  брюках
без сапог психический назвался Лиходеевым  директором  Варьете  молнируйте
ялтинский розыск где директор Лиходеев".
     - Здравствуйте, я ваша тетя! - воскликнул Римский и  добавил:  -  Еще
сюрприз!
     - Лжедмитрий, - сказал Варенуха и  заговорил  в  трубку  телефона:  -
Телеграф?  Счет  Варьете.  Примите  сверхмолнию...  вы  слушаете?   "Ялта,
угрозыск... Лиходеев Москве финдиректор Римский"...
     Независимо от сообщения о ялтинском  самозванце,  Варенуха  опять  по
телефону принялся разыскивать Степу где попало и, натурально, нигде его не
нашел. Как раз тогда, когда Варенуха, держа в руках трубку,  раздумывал  о
том, куда бы ему еще позвонить, вошла та самая  женщина,  что  принесла  и
первую молнию, и вручила Варенухе новый конвертик. Торопливо  вскрыв  его,
Варенуха прочитал напечатанное и свистнул.
     - Что еще? - нервно дернувшись, спросил Римский.
     Варенуха молча подал ему телеграмму и финдиректор увидел в ней слова:
"Умоляю  верить  брошен  Ялту  гипнозом   Воланда   молнируйте   угрозыску
подтверждение личности Лиходеев".
     Римский  и  Варенуха,  касаясь  друг  друга  головами,   перечитывали
телеграмму, а перечитав, молча уставились друг на друга.
     - Граждане! - вдруг рассердилась женщина, - расписывайтесь,  а  потом
уж будете молчать сколько угодно! Я ведь молнии разношу.
     Варенуха, не спуская глаз с телеграммы, криво расчеркнулся в  тетради
и женщина исчезла.
     - Ты же с ним в начале двенадцатого разговаривал  по  телефону?  -  в
полном недоумении заговорил администратор.
     - Да смешно говорить! - пронзительно закричал Римский, - разговаривал
или не разговаривал, а не может он быть сейчас в Ялте! Это смешно!
     - Он пьян... - сказал Варенуха.
     - Кто пьян? - спросил Римский, и опять оба уставились друг на друга.
     Что телеграфировал из Ялты какой-то  самозванец  или  сумасшедший,  в
этом сомнений не было; но  вот  что  было  странно:  откуда  же  ялтинский
мистификатор знает Воланда, только вчера приехавшего в Москву?  Откуда  он
знает о связи между Лиходеевым и Воландом?
     - "Гипнозом..." - повторял Варенуха слово из телеграммы, - откуда  же
ему известно о Воланде? - Он поморгал глазами и вдруг вскричал решительно:
- Да нет, чепуха, чепуха, чепуха!
     - Где он  остановился,  этот  Воланд,  черт  его  возьми?  -  спросил
Римский.
     Варенуха немедленно соединился  с  интуристским  бюро  и,  к  полному
удивлению Римского, сообщил, что Воланд основался  в  квартире  Лиходеева.
Набрав после этого номер Лиходеевской квартиры, Варенуха долго слушал, как
густо гудит в трубке. Среди  этих  гудков  откуда-то  издалека  послышался
тяжкий, мрачный голос, пропевший: "...скалы, мой приют..."  -  И  Варенуха
решил, что в телефонную сеть откуда-то прорвался голос из радио театра.
     - Не отвечает квартира, - сказал Варенуха, кладя трубку на  рычаг,  -
попробовать разве позвонить еще...
     Он не договорил. В дверях появилась все  та  же  женщина,  и  оба,  и
Римский и Варенуха, поднялись ей навстречу, а она вынула из сумки  уже  не
белый, а какой-то темный листок.
     - Это уже становится интересно,  -  процедил  сквозь  зубы  Варенуха,
провожая  взглядом  поспешно  уходящую  женщину.  Первый  листком  овладел
Римский.
     На темном фоне фотографической  бумаги  отчетливо  выделялись  черные
писанные строки:
     "Доказательство  мой  почерк  моя  подпись  молнируйте  подтверждение
установите секретное наблюдение Воландом Лиходеев".
     За двенадцать лет своей деятельности в театрах Варенуха видал  всякие
виды, но тут он почувствовал, что ум его застилается как бы пеленою, и  он
ничего не сумел произнести, кроме житейской и  притом  совершенно  нелепой
фразы:
     - Этого не может быть!
     Римский же поступил не так. Он поднялся, открыл дверь, рявкнул в  нее
курьерше, сидящей на табуретке:
     - Никого, кроме почтальонов, не впускать! - и запер кабинет на ключ.
     Затем он достал из письменного стола кипу  бумаг  и  начал  тщательно
сличать жирные, с наклоном влево, буквы в фотограмме с буквами в  Степиных
резолюциях и в его же подписях, снабженных винтовой закорючкой.  Варенуха,
навалившись на стол, жарко дышал в щеку Римского.
     - Это его почерк, - наконец твердо  сказал  финдиректор,  а  Варенуха
отозвался, как эхо:
     - Его.
     Вглядевшись  в  лицо  Римского,  администратор  подивился   перемене,
происшедшей в этом лице. И без того худой финдиректор как будто еще  более
похудел и даже постарел, а  глаза  его  в  роговой  оправе  утратили  свою
обычную колючесть, и появилась в них не только тревога, но даже как  будто
печаль.
     Варенуха проделал все, что  полагается  человеку  в  минуты  великого
изумления. Он и  по  кабинету  пробежался,  и  дважды  вздымал  руки,  как
распятый, и выпил целый стакан желтоватой воды из графина, и восклицал:

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг