- И что же будет?
- Впереди простые загонщики. Они только делают вид, что прячутся.
Если болотник прячется всерьез, ни один чужак его не заметит. Им поручено
повернуть нас назад, под удар главных сил.
- Тогда пойдем вперед. Попробуем пробиться.
- Но они понимают, что я без труда разгадаю эту уловку, и наверняка
придумали какую-нибудь хитрость.
- Тогда идем назад.
- Только этого они и хотят!
- Так где же выход?
- Выхода нет.
- Хорошо тебе рассуждать! - взъярился Яган. - Тебя они не убьют!
Завел нас в ловушку, а еще издевается!
- В одиночку я легко ушел бы от любой погони. Но куда денешься с
вами? Скажи, - Шатун обратился к Ягану, - ты сможешь незаметно проползти
между двумя болотниками, стоящими в десяти шагах друг от друга?
- Нет, - буркнул тот. - Меня этому не учили.
- А ты сможешь добраться до края леса, прыгая с дерева на дерево, как
белка? - вопрос был обращен уже к Головастику.
- Я и на дерево вряд ли залезу.
- Вот так! Я с вами, как с детьми. Мы снова в одной колодке. Поэтому
я не брошу вас. Будем бежать, пока нас не догонят. Потом будем драться,
пока хватит сил. А уж в самом конце постараемся умереть достойно.
- Нет ничего приятнее, чем умереть в такой компании! - воскликнул
Головастик. - Всю жизнь только и мечтал об этом! Вот и дождался. Привалило
счастье!
- Если желаете спастись, беспрекословно подчиняйтесь мне, - сказал
Шатун. - Сейчас вам понадобится вся ваша сила, все терпение, вся выдержка.
Возможно, уцелеют не все, но сие от меня уже не зависит. Устраивают вас
такие условия?
- Устраивают, - сказал я.
- Других все равно нет, - вздохнул Яган.
- Вот только откуда этой силе и выдержке взяться? - пробормотал
Головастик.
- Тогда начнем. Ветер нам благоприятствует. - Шатун нагнулся и
чиркнул кресалом.
Сухие коконы воспламенились легко, сразу дав много белесого, едкого
дыма. Вскоре занялись огнем трава и валежник. Хватая горящие головешки,
Шатун швырял их далеко вперед. Пожар постепенно ширился, набирал силу.
Густая ядовитая мгла наполнила лес. В воздухе закружились хлопья пепла.
Полотнища паутины вспыхивали, как порох, и подгоняемое ветром пламя
стремительно перелетало с одного дерева на другое.
Держась от огня на безопасном расстоянии, мы побежали вслед за
Шатуном куда-то вправо и вскоре оказались в глубоком темном овраге, по дну
которого текла речка, шоколадная от торфяной взвеси. Дышать здесь было
легче - ветер относил дым и горячий воздух вверх. Увязая в зыбком илистом
грунте, мы двинулись против течения и вскоре вступили в тоннель из огня.
По обеим сторонам оврага, треща, пылали деревья. В воду сыпались искры и
обугленные ветки. Нестерпимый жар опалил наши лица, затрещали волосы на
голове, перехватило дыхание.
Бежавший впереди Шатун плашмя бросился в воду, и все мы тотчас
последовали его примеру. Купание принесло сладостное, но чересчур краткое
облегчение. Постепенно русло реки становилось глубже, мы погрузились по
грудь и уже не бежали, а брели, поминутно окунаясь с головой. От воды
поднимался обильный пар. Шатун все время оглядывался, следя, чтобы никто
из нас не отстал. Огромное дерево, превратившись в огненный столб, упало
поперек потока позади нас, и обжигающий туман скрыл все вокруг.
Сваримся, подумал я. Сваримся, как караси в ухе.
Не хватало кислорода. На щеках и лбу вздувались волдыри. Уши мои,
предварительно посолив и поперчив, уже можно было подавать на стол. Я
нырял через каждый шаг, но это уже не спасало от мук. Обваренный,
полуослепший, я брел, не соображая куда, утратив последнюю надежду на
спасение. Смерть в пасти куцелапа или утробе жерновника уже не казалась
мне чем-то ужасным. Сознание быстро меркло, угасало, растворяясь в боли и
отчаянии, как сахар растворяется в кипятке.
Кто-то толкал меня в спину, кто-то тянул за рукав, кто-то орал в
самое ухо. Затем вода и пар куда-то исчезли, меня волокли по твердой
земле. Несколько раз мы падали, и всякий раз нестерпимая боль пронизывала
тело. Жара спала, только дым, низко стелющийся вокруг, ел глаза и
пощипывал в горле. С ходу мы влетели еще в одну речку - холодную, быструю,
- выбрались на пологий топкий берег и здесь разлеглись в прохладной грязи,
похожие на осмоленные свиные туши. Позади нас вздымалась белая
непроницаемая стена дыма. Впереди уходила в небо темно-серая, изъязвленная
дуплами и изрытая трещинами громада занебника. А чуть повыше нас, на сухом
голом холме, стояла толпа болотников, и у каждого болталась на шее парочка
остро отточенных железных клинков.
- Привет тебе, брат мой Шатун! - сказал один из них, чье лицо,
обезображенное старыми синеватыми шрамами, напоминало неумело и наспех
склеенный горшок, когда-то вдребезги расколотый неумолимым ударом.
- И тебе привет, брат мой Полголовы! - как ни в чем не бывало ответил
Шатун. - Все ли в порядке в твоем Доме?
- В нашем Доме все в порядке, - с ударением на первом слоге сказал
Полголовы. - Твои дети живы и здоровы. Твоим женам мы нашли достойных
супругов.
- Благодарю вас за заботу. Что ты делаешь здесь в столь неурочное
время? Все добрые люди сейчас или обедают, или предаются отдыху.
- Я поджидаю тебя и твоих спутников. Такова воля Прорицателей.
- Кому еще поручено столь важное дело?
- Многим. Там, - он махнул рукой в сторону ширящегося пожара, - воины
из Домов Гудра Колючки и Гваста Щербатого. Немало воинов из соседних Домов
прикрывают пути к другим занебникам. Но старшим над всеми поставлен твой
приятель Змеиный Хвост.
- Передай ему привет, когда встретишь.
- Обязательно.
- А почему такой опытный воин, как ты, оказался в месте, приличном
только для кашеваров и носильщиков?
- Змеиный Хвост не доверяет мне, потому и назначил в запас. Но я рад
этому. Иначе мы бы не встретились. Я знал, что ты обманешь погоню.
Вспомни, детьми мы часто играли в этих краях. И ты не раз ускользал от
меня в водах речки.
- К счастью, Змеиный Хвост не знает об этом. Тогда он уже был служкой
у Прорицателей. Носил за ними горшки, наушничал.
- Ты нуждаешься в чем-нибудь?
- Я - нет. Но моим спутникам нужна помощь. В таком состоянии они не
смогут уйти далеко.
- Мы сделаем все, что в наших силах.
Несколько немолодых болотников спустились вниз и занялись
врачеванием. Ловко очистив обожженные места от грязи, они смазали их
густым, холодным жиром и присыпали коричневым, пахнущим тмином порошком.
Боль при этом, конечно, мы испытывали адскую, однако травяной отвар,
которым нас напоили в конце процедуры, быстро унял ее.
- В этих мешках лекарство и пища, - сказал Полголовы. - На первое
время хватит. Идите Арочным ходом. Его пока охраняют мои люди. Ведь, как я
понимаю, вы отправляетесь на Вершень.
- Ты угадал. Кстати, у тебя на шее я вижу мои ножи.
- Прими их. Я сам наточил и выправил клинки.
Полголовы снял оба ножа и некоторое время держал их на ладонях,
словно взвешивая. Шатун, заподозрив неладное, подался назад, но
стремительный выпад брата опередил его. Молнией сверкнувшее лезвие
полоснуло по горлу. Из длинной, но неглубокой царапины выкатилась капля
крови и затерялась в буйной растительности на груди Шатуна.
- Прощай, - сказал Полголовы, отдавая ножи.
- Прощай, - эхом отозвался Шатун.
Они обнялись, тесно прильнув лицами, потом резко оттолкнули друг
друга и, не оборачиваясь, разошлись в противоположные стороны. За
Полголовы потянулись его воины. Мы же, подхватив мешки, двинулись за
Шатуном.
- За что он тебя так? - спросил я, с содроганием рассматривая рану,
свидетельствующую о необычайно твердой руке Полголовы. Нож обнажил гортань
и яремную вену, но не повредил ни один жизненно важный орган.
- Это метка изгнанника, - ответил Шатун, заматывая шею листьями
перечника. - Предупреждение. Если я вернусь, а что еще хуже, стану мстить,
следующий удар будет нанесен в то же самое место, но уже всерьез.
Дальше мы шли уже без всяких опасений - догнать нас теперь могли
разве что на ковре-самолете или на дрессированном косокрыле. Местность
постепенно становилась все суше. На ходу перекусив лепешками и напившись
из родника, мы перебрались через последнее болотце. Дальше, до самого
подножия занебника, расстилалось пустынное, лишенное всякой растительности
плато. Кое-где виднелись остатки укрепленных лагерей, рвы и насыпи -
память о военной экспедиции служивых.
Единственное яркое пятно оживляло этот невзрачный, однообразный
пейзаж. На развалинах сторожевой башни в десятке шагов от нас сидело
необычайно крупное крылатое существо, ни дать ни взять - птица Рух из
арабских сказок. Оперение ее (а может быть, чешуя) имело тускло-красный
цвет с золотистым отливом на голове и груди. Тяжелый клюв был способен
расколоть череп носорога. Но самое удивительное - глаза птицы были
прикрыты тяжелыми складчатыми веками.
- Про это я как-то не подумал, - сказал Шатун, остановившись. -
Прорицатели послали вдогонку за нами Феникса. Сильно же они боятся нас.
- Не нас, а его, - буркнул Яган, покосившись на меня. - Может,
обойдем Феникса стороной? Так ли он опасен, как говорят...
- Обойдем стороной... А смерть свою ты не пробовал стороной обойти? -
рука Шатуна сомкнулась на рукоятке ножа. - Вперед! Чему быть, того не
миновать!..
Признаться, я не разделял опасений Шатуна. Подумаешь, феникс! Видали
мы здесь и не такое. Птицы в этом мире отсутствуют, поэтому не
удивительно, что Шатун испугался такой твари. Хотя напугать Шатуна еще
нужно уметь... Неужели четверо здоровых мужиков не отобьются от
одной-единственной, пусть даже исполинской птицы. Кругом валяется немало
жердей и палок. Да и про ножи забывать не надо. Впрочем, Феникс пока никак
не проявляет своих агрессивных намерений. Дремлет себе в тенечке, и все...
Внезапно глаза птицы широко раскрылись. Жуткий, скажу я вам, это был
взгляд. Так может смотреть на человека только дьявол - но не
дьявол-искуситель, а дьявол-истребитель. Яган и Головастик оцепенели в
самых причудливых позах. Лишь Шатун, с усилием шагнув вперед, медленно
занес свой нож.
- Пойди прочь! - глухо произнес он. - Никогда прежде Фениксы не
причиняли вред человеку моего Дома. Мои предки всегда верно служили вам.
Неужели слово Прорицателей стало законом для бессмертного существа? Зачем
тебе наши ничтожные жизни? Пощади!
Однако птица по-прежнему не сводила с нас своего ледяного взора. Я
видел, какие муки испытывают мои товарищи. Судороги, сотрясавшие и
корчившие нас троих, должны были давно опрокинуть их тела навзничь, однако
некая другая, неведомая сила препятствовала этому. Неужели легенды о
Медузе-Горгоне не вымысел, подумал я, чувствуя, как каменеют мои мышцы.
- Ах так! - пробормотал Шатун. - Тогда не взыщи. Этим ножом я убивал
кротодавов и шестируких. Посмотрим, опасно ли для тебя железо...
Проклятие...
Рука Шатуна дрогнула, и нож выпал из нее. Он попытался подхватить его
другой рукой, но тут странные метаморфозы начали происходить с его
ногтями. Они стали вытягиваться, темнеть, загибаться и вскоре превратились
в огромные, черные, как головешки, бугристые когти. Руки, отягощенные
столь жутким украшением, не способны были даже утереть нос, а не то что
держать оружие.
Да что же это происходит, подумал я. С какой стати я торчу здесь
столбом? Мне ли бояться птицы?
Схватив увесистую дубинку, я бросился к Фениксу. Меня сразу повело
совсем в другую сторону, а затем несколько раз крутануло на одном месте.
Когда способность ориентироваться вновь возвратилась ко мне, огромной
птицы уже не было и в помине.
- Вот это да! - сказал тяжело дыша Головастик. - Выходит, есть еще
люди, способные устоять перед Фениксами.
- Похоже, он испугался тебя, - с уважением произнес Яган.
Только Шатун ничего не сказал. Зажав коленями нож, он обрубал о его
лезвие свои тяжеленные, кривые когти, мало чем уступающие когтям
косокрыла.
Спустя пару часов мы оказались у самого подножия занебника. Теперь
его ствол казался уже не огромной стеной, а беспорядочным нагромождением
бесчисленных утесов. В трещинах коры росли рощи смоляной пальмы и мшаника,
в многочисленных дуплах, похожих на вырубленные в скалах пещерные города,
гнездились дикие пчелы, сверкая множеством как бы нанизанных на него
радуг, сверху низвергался водопад, медленно-медленно, как застывающая
лава, стекала смола, неся смерть всему живому, оказавшемуся на пути.
Далеко слева виднелось заброшенное, заросшее мхом и папоротником
крутопутье. Как объяснил Шатун, оно охраняется служивыми, засевшими на
недоступной для глаза высоте, и уже давно не использовалось по назначению.
Наверх нам придется пробираться по норам, проложенным в толще занебника
древесными кротами, а впоследствии приспособленным для передвижения людей.
Таких ходов в каждом занебнике сотни, если не тысячи. Переплетаясь,
сходясь и расходясь, они пронизывают весь его объем до самой макушки.
Кроме кротов и кротодавов в норах находят приют немало других живых
существ как совершенно безобидных для человека, так и смертельно опасных.
Разбойники хранят здесь добычу, а шестирукие нянчат своих младенцев, не
менее злобных и кровожадных, чем они сами. Некоторые ходы известны
служивым, а другие - нет, но, во всяком случае, контролировать их все
сразу абсолютно невозможно. Для передвижения в них нужна определенная
сноровка - сноровка двигаться вслепую, на ощупь находя нужные приметы и
указатели. Двое-трое опытных бойцов могут остановить здесь целый полк
врага. Война в этих норах - совсем особенная война, требующая и
специальной тактики, и специальной сноровки, и специального оружия. Ни
один добрый человек по своей воле не сунется сюда.
У входа в нору - черной овальной дыры, едва заметной среди изломов и
нагромождений коры, - нас поджидали двое подростков, возможно, дети или
племянники Шатуна. От них мы получили вязанку факелов и крошечного,
премилого зверька - детеныша древесного крота, который сразу был поручен
опеке Головастика. При нас он будет исполнять роль живого индикатора,
предупреждающего о приближении кротодава. Все другие опасности, а
количество их несчетно, Шатун всерьез не принимает. В лабиринте ходов он
привык чувствовать себя как дома. Здесь тлеют кости его соратников. Здесь
он добыл себе славу и заработал немало ран. Путь с Вершени в Иззыбье занял
у нас считанные минуты, обратный путь может растянуться на многие сутки.
Яган идет вымаливать прощение. Головастик не может жить без свадеб и
поминок. Шатуну абсолютно безразлично, куда идти, - он изгой. А вот куда,
спрашивается, иду я? Где сейчас мой дом? Где моя родная планета?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
На Вершени бывают две поры года, причем ни на средней температуре
воздуха, ни на соотношении дневных и ночных часов это никак не
сказывается.
Голодное и скучное Сухотье длится примерно полтораста суток. В самом
его начале сосуды занебников пересыхают, движение соков прекращается, и
вся вскормленная этими соками флора мертвеет. Многие виды животных впадают
в спячку, те же, кто остался бодрствовать, вынуждены промышлять
беспощадным разбоем. Жизнь замирает даже в пышных антиподных лесах,
покрывающих нижнюю, обращенную к земле поверхность ветвяков. Люди
существуют за счет заранее заготовленных запасов пищи и охоты на случайную
дичь. До нового урожая доживает едва ли половина из них.
Мочило почти наполовину короче Сухотья, но и этого времени вполне
достаточно, чтобы вся природа бурно расцвела и дала обильные плоды. Напор
сока быстро достигает максимальной силы. Обычные для Вершени туманы
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг