- Отступники целиком захватили два занебника и вот-вот должны
перебраться на третий.
- Ты отрядил к ним послов?
- Отрядил. Ни один пока не вернулся.
- А как наше войско?
- Бежит. Ты же сам объявил указ об отходе.
- Мор не стихает?
- Кто его знает. Ты ведь распорядился установить этот... как его...
тьфу, запамятовал!
- Карантин!
- Вот-вот! Никого, даже гонцов не пропускаем.
- А предохранительные прививки пробовали делать?
- Пробовали. В точности, как ты велел. Несколько раз нагрели кровь
умерших на огне, а потом помазали этой кровью царапины на телах живых.
- Надеюсь, эти живые были добровольцами?
- Да кто их знает. Сейчас за пару лепешек люди и не на такое
согласны.
- Ладно. Каковы результаты?
- Очень хорошие. Это ты верно заметил, что кровь всему причиной.
Больше суток никто из помазанных не прожил. А те, которые мазали, целых
три дня протянули.
- Прикажи немедленно прекратить...
- Воля твоя. Да ведь желающих много.
- Что слышно о Ягане?
- Как в Прорву канул. Всю Вершень, кажется, перетрясли и ничего.
- Приятели его где?
- В ямах сидят.
- Проследи, чтобы их вдоволь кормили и не обижали.
- Добрым людям жрать нечего, а ты о злодеях заботишься.
- Вина их не доказана.
- Был бы человек, а вина найдется.
- Чтоб я таких слов от тебя впредь не слышал! Ты же сам от беззакония
немало пострадал. Забыл об этом?
- Если я пострадал, пусть и другие страдают.
- Ох, Головастик, ты неисправим. Пойми, пока люди не поверят в
справедливость, мы ничего не добьемся. И пример в этом должны подать мы с
тобой.
- Справедливость хороша, когда десять лепешек делят на десять
человек. А если лепешка всего одна, она обязательно достанется самому
сильному.
- С тобой сегодня не договоришься... Лучше посоветуй, как мне быть.
За что браться в первую очередь? Откуда нам сейчас грозит самая большая
опасность?
- Надо непременно отбить Отступников. Еще немного, и они отрежут
Ставку от крутопутья.
- Наверное, ты прав. Придется самому заняться этим.
Упреждая коварство Отступников, гвардейская дружина еще в полночь
перегородила ветвяк плетеными щитами. Чуть позже сюда же подтянулись
несколько наспех доукомплектованных полков из стратегического резерва,
созданного по моему прямому указанию три дня назад. Даже эти наиболее
боеспособные наши части представляли собой жалкое зрелище. Указ мой,
несомненно, дошел до служивых, но возымел прямо противоположное действие:
разбежались молодые и проворные, а остались старые и немощные.
Исход предстоящего сражения без труда читался на скорбных физиономиях
этих вояк.
На рассвете мы обошли все свое войско - много времени на это не
понадобилось. Впереди шагал я, удрученный, как Наполеон перед Ватерлоо,
вслед за мной хромающий на правую ногу Головастик (ночью его укусило в
пятку какое-то ядовитое насекомое) и вновь назначенный главнокомандующий -
пятый за последние тридцать дней. В подобных случаях полагается
воодушевить войско зажигательными речами, но где, скажите, найти те слова,
которые могут воодушевить на битву стадо овец? Кроме того, сегодня я
надеялся закончить дело полюбовно. Два приказных, тщательно вызубривших
мои мирные предложения, и приданный им в проводники пленный вражеский
сотник еще накануне отправились в лагерь Отступников, и сейчас, сквозь
легкий туман, в той стороне можно было различить желтое пятно костра -
сигнал о готовности начать переговоры.
- Все же пойдешь? - хмуро спросил Головастик.
Я покопался в памяти, отыскивая подходящую к случаю крылатую фразу, и
патетически заявил:
- Жребий брошен!
- Обманут они Тебя! Попомнишь мое слово - обязательно обманут!
- А ты сам как бы поступил?
- Конечно, обманул бы! Глупо упускать то, что само в руки идет.
- Короче, ждите меня до сумерек. Если до этого времени я не вернусь,
а Отступники нападут на вас, отходите к крутопутью.
- Если ты не вернешься, то и не командуй заранее. Сами как-нибудь
разберемся.
- А ты, я вижу, и рад.
- Чему радоваться. Без тебя меня в единый миг сожрут. Вон тысяцкие
стоят, косятся. Я ведь для них, как бельмо на глазу.
- Не бойся. Пока я жив, тебя не тронут. Ты еще сочиняешь песни?
- Да как-то повода все не было... Да и времени.
- Повод, считаю, появился. И временем ты располагаешь. Хочу, чтобы к
моему возвращению была готова новая песня. Но только не поминальная. Ну
все, до встречи.
Провожаемый тысячами взоров, я пересек пустой, добросовестно
вытоптанный в предыдущих сражениях участок земли, перелез через остатки
колючей изгороди и двинулся на свет костра, то гаснущего, то
разгорающегося вдали.
Искусному ремесленнику, стихийному еретику, а впоследствии - великому
философу Лао-Цзы приписывается следующее высказывание: "Слепой знает, что
кусок угля черный, а кусок мрамора белый. Но если перед ним положить два
этих предмета, он не сможет указать, который из них белый, а который
черный". Я думаю, то же самое касается и нравственных категорий.
Практически любому нормальному человеку известно, что нужно следовать
добру и противиться злу. Такую предпосылку можно считать бесспорной. Но
вот как определить, что есть в данный момент добро, а что зло? Тут
требуется совсем другое зрение - зрение души. В этом смысле почти все мы
слепы. В погоне за добром попадаем в тенета зла. Благими намерениями
мостим дорогу в ад. Губим любовью, возвышаем ненавистью. Не щадя жизни,
отстаиваем собственное рабство. Проклинаем провидцев и славим лжепророков.
Гордимся причастностью к сокровищам премудрости и никогда не следуем ее
советам.
Как мне быть, заблудившемуся в чужом мире ничтожному слепцу? На кого
уповать, на что надеяться? Где моя путеводная звезда? Как найти эту звезду
и как не спутать ее лучи с отблеском геенны огненной?
Разум подсказывает, что единственный источник, из которого я могу
черпать свет истины, это моя собственная душа. Иной вопрос - достаточно ли
чист и глубок этот источник? А попросту говоря, в свое ли дело я ввязался,
по плечу ли мне эта ноша?
То, что возле костра сшивалась целая толпа, сразу не понравилось мне.
В моем послании было сказано: встреча должна состояться с глазу на глаз.
Еще мне не понравился человек, представлявший как бы центр этой толпы. Был
он очень стар, но еще крепок, как мореное дерево. Лицо его, несомненно,
хранило отпечаток величия, но это было не величие мудрости, а самомнение
фанатика. Его нельзя было убедить или переспорить, все для себя он решил
давным-давно - раз и навсегда. Это была та порода людей, которым факты
заменяет их собственное представление о том, какими эти факты обязаны
быть. Он не был способен к компромиссу и не мог воспринимать ничего
нового. Вести с ним мирные переговоры было то же самое, что проповедовать
мартышкам учение стоиков. А окончательно меня сразило то, что за спиной
старика - бесспорно, главного в этой шайке - маячила поганая рожа Ягана.
- Так это ты объявил себя преемником Тимофея? - без лишних
околичностей спросил старик.
- Я и есть преемник Тимофея. Разве ты не видишь? Судя по твоим
преклонным годам, ты мог знать его.
- Действительно, я знал его. Людей, вроде меня, уже почти не
осталось.
- Здесь я встречал одного. Его зовут Вукан. Мы долго беседовали, и он
при свидетелях подтвердил достоверность моих слов.
- Значит, этот лицемер еще жив? - задумчиво сказал старик, как бы не
расслышав моих слов. - Хотя ему нет места среди живых... К несчастью, моя
рука однажды дрогнула...
- Мне неведомы причины, сделавшие вас врагами, но теперь, когда
явился преемник Тимофея, пора прекратить раздоры.
- Единственное, что еще как-то скрашивает мою жизнь, это надежда... -
Он заскрежетал зубами. - Это надежда поставить свою ногу на остывающий
труп Вукана. - Взгляд старика по-прежнему был устремлен мимо меня в
пространство.
- Пришло время забыть старые ссоры, - как можно мягче сказал я. -
Многое изменилось с тех пор.
- Ничего не изменилось, - сказал старик так, словно гвоздь забил в
гроб. - Зачем ты искал встречи со мной, самозванец?
- В том, что я не самозванец, нетрудно убедиться. Можем побеседовать
на Настоящем Языке. Можем обратиться за советом к Письменам.
- Не смей касаться своим лживым языком этих святых понятий. Еще хоть
одно слово о Тимофее, Письменах, Настоящем Языке - и ты лишишься головы!
Эй, - он обернулся к Ягану, - возьми нож поострее и стань рядом с ним.
Понял, что от тебя требуется?
- Понял, - сверля меня взглядом, прорычал Яган. - Понял!
- А теперь говори то, что ты хотел сказать, - это относилось уже ко
мне.
- Я пришел с предложениями о мире. Хватит проливать кровь. Хватит
вытаптывать плантации. Предъявите свои требования. Если они окажутся
разумными, мы согласны их удовлетворить.
- Требования у меня простые. Все, что у вас есть, должно стать нашим.
Все мужчины, способные сражаться, подлежат уничтожению. Женщины, носящие в
своем чреве будущих мстителей, тоже. Лживые Письмена будут сожжены вместе
со всеми, кто хоть раз коснулся их. Похищенные реликвии возвращаются к
нам. Вот и все, больше ничего.
- С такими требованиями трудно согласиться. - Между лопаток у меня
пробежал холодок.
- Нас это нисколько не беспокоит. Примете вы их или нет, но мы
добьемся своего. И пусть восславится имя Тимофея!
- Пусть! - хором подтвердили все присутствующие. - Пусть восславится!
- Подайте сигнал к началу боя. К вечеру на этом ветвяке не должно
остаться ни единого живого врага.
Стоявшие вокруг нас люди бросились в разные стороны. Остались только
мы втроем - два бывших друга и надменный старик, равно презирающий нас
обоих.
- Как по вашим законам следует поступать с самозванцами? - спросил он
у Ягана.
- Его ожидает неминуемая смерть.
- Разве это прегрешение так тяжко?
- Да. Но кроме того, на совести этого подлеца немало других
преступлений. Он обманом захватил Престол и разрушил прежний порядок
управления. Самые достойные из служивых и законников были низведены до
положения простолюдинов. Он распустил армию, упразднил Стражу, следившую
за соблюдением порядка, соглядатаев отправил ремонтировать дороги. Он
запретил рубить ветвяки, по которым чужая армия беспрепятственно проникает
на Вершень. Среди народа он посеял недоверие к власти. Он добывал кровь из
пораженных моровой язвой трупов и мазал ею тела живых, от чего болезнь
неизмеримо распространялась. Мудрость, заключенную в Письменах, он
поставил под сомнение. Он...
- Достаточно, - старик помолчал, прислушиваясь к звукам сигнальных
дудок и мерному топоту двинувшихся в атаку боевых колонн. - Если он
действительно совершил все это, то несомненно заслуживает нашей
благосклонности. Такого урона его стране еще не нанес ни один из моих
стратегов. Пусть невредимым возвращается назад и правит дальше. Каждый
день, проведенный им на Престоле, приближает нашу победу.
Словно окутанный невидимым силовым полем, брел я через поле боя, и
ряды сражающихся расступались вокруг меня как бы по мановению волшебной
палочки. Ни один свистящий бич, ни один обоюдоострый нож, ни единая капля
крови не коснулись меня. Даже трупы, казалось, падали так, чтобы не
попасть мне под ноги. Трижды моя несчастная армия бросалась вперед и
трижды откатывалась назад, обгоняя меня. Когда наступили сумерки, я был
уже совершенно один. Живые давно добрались до крутопутья и сейчас,
наверное, рушили за собой это хрупкое сооружение. А мертвые догнать меня
не могли, если бы и захотели.
Черная огромная тень описала надо мной несколько кругов и медленно
уплыла куда-то в сторону. Время косокрылов еще не наступило, значит, это
был Феникс - первый после нашей встречи в антиподных лесах.
С этого дня великий страх поселился в моей душе. Он не покидал меня
ни днем, ни ночью. Однажды, чтобы заснуть, я, по совету Головастика, выпил
в одиночку полбадьи браги. И все равно сон-забытье не снизошел на меня.
Зато в мерзком призрачном бреду меня вновь посетил старик с оскалом
мертвеца и взглядом Сатаны.
Я отменил свои прежние указы. Я внимательно перечел оставленные
Тимофеем заповеди. Я изучил все без исключения кулинарные рецепты, и в
некоторых из них открылся тайный, ранее не доступный мне смысл. Вникая в
секрет приготовления мясного салата, я нашел подтверждение своим мыслям о
необходимости применения чрезвычайных мер. В последних строках раздела,
посвященного окрошкам и рассольникам, содержалось прямое указание на
главные причины наших поражений. Описание говяжьего студня окончательно
укрепило мои помыслы.
На большом Сборе законники выказали открытое неповиновение, и я
приказал казнить каждого десятого из них. Правда, немного позже я
передумал, но было уже поздно - палач оказался слишком расторопным. Всех
кормильцев, не успевших скрыться в недоступных местах, загнали в войско.
На бродяг и дезертиров надели колодки. Головастику я популярно разъяснил
ошибки предыдущей администрации, так и не сумевшей свалить ни единого
ветвяка. Основная масса колодников должна сосредоточиться на самом
верхнем, пятом или шестом ветвяке и рубить его в две смены - днем и ночью
непрерывно. Но рубить не в ста шагах от конца и даже не посередине, а у
самого основания. Рычаг приложения сил при этом неимоверно возрастает, и
ветвяк обломится под действием своего собственного веса. Достаточно будет
рва глубиной в одну четверть его толщины. Нижние ветвяки следует лишь
слегка подрезать - рухнувшая сверху масса будет иметь такую кинетическую
энергию, что все они уподобятся поставленным на попа костяшкам домино.
Перед этим желательно войско Отступников заманить на один из обреченных
ветвяков. За сроки и качество работ отвечает непосредственно Головастик.
Служивых, сдерживавших все возрастающий напор Отступников, было
ведено строить в фаланги по типу македонских и соединять между собой
лианой-змеевкой, то есть той же колодкой, только гораздо более длинной.
Боевой дух войска от этого не вырос, зато дезертирство резко сократилось.
Бывший Главный Страж Площади разработал проект указа о подрывных действиях
во вражеском тылу, за что и был возвращен на прежнюю должность. Наиболее
инициативные и преданные губернаторы приступили к формированию женских
полков. Мор докатился до мест, где народ уже успел повымереть от голода, и
сам собой затих. И все было бы хорошо, если бы не эта отупляющая,
выматывающая силы бессонница.
- Только что прибыл гонец от тысяцкого, надзирающего за работами на
указанном тобой ветвяке пятого яруса. Вчера ночью в недрах ветвяка
раздался могучий продолжительный треск, никогда до сих пор не слышанный на
Вершени. Люди, находящиеся с внешней стороны рва, ощутили сильный толчок.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг