Раззяву в жены. У нее муженек вчера загнулся. Все веселее будет. Да и тебе
помощь.
- Я тебе возьму! - отозвалась баба. - Только посмей мне! У нее детей
пять ртов. Чем их кормить будешь, лежебока!
- Нда-а, - мужичок растерянно поскреб живот. Топор он уже давно
опустил.
- Тогда давай поминки справим, - нашелся Головастик. - Мне все равно,
где петь.
- Поминки, это тоже хорошо... Поминки у нас вчера и позавчера были. А
сегодня, кажется, еще никто не помер. Может, эту тварь прибить. - Он вновь
оглянулся на бабу.
- Я тебя самого сейчас прибью! Сухотье скоро, а у тебя закрома
пустые. О себе не радеешь, так хоть о детях подумай.
- Ходить научились, пусть теперь сами кормятся. Не собираюсь я о
всяких подкидышах заботиться.
- О твоих же кто-то заботится!
- Может, заботится, а может, и нет. Откуда я знаю... Да и замолкнуть
тебе давно пора. Надоела! Заходите, братцы, не слушайте эту дуру.
Мы не заставили упрашивать себя дважды и гурьбой ввалились в жилище.
Воняло там не меньше, чем в подземной тюрьме болотников. При каждом шаге
что-то похрустывало под ногами, словно подсолнечные семечки лопались.
Хозяин засветил огарок факела, и нашим взорам предстали тараканьи армии,
поспешно расползающиеся в разные стороны. Там, где пола коснулись наши
подошвы, остались мокрые, расплющенные, еще шевелящиеся рыжие лепешки.
Всю обстановку хижины составляли несколько драных рогож, пара
выдолбленных изнутри чурбаков, наполненных непонятно чем: не то помоями,
не то похлебкой, и уже упоминавшийся мной топор. Однако вскоре неведомо
откуда появились и лепешки, и сушеные фрукты, и бадья браги.
- Значит так, братцы, - решительно сказал хозяин. - Справляем
поминки. По мне. Чем с такой змеей под одной крышей жить, лучше в Прорву
броситься.
Двумя руками приподняв бадью и сделав парочку хороших глотков, он,
как эстафету, передал ее Головастику. Тот пил брагу, как гусар шампанское
- не спеша, манерно, с каким-то особым шиком. Ягану не повезло: при первом
же глотке он подавился чем-то, скорее всего трупом усопшего таракана. Пока
он перхал и откашливался, бадьей завладел Шатун. Ему-то, судя по всему,
было совершенно безразлично, что пить: брагу, нектар или отраву. Ко мне
бадья попала уже порядочно облегченной. Бултыхавшуюся в ней тошнотворно
пахнущую, мутную и непроцеженную жижу употреблять было совершенно
невозможно, но и отказаться я не мог - для всех присутствующих это было бы
смертельным оскорблением.
Эх, была не была, подумал я. Чего не сделаешь ради компании! Брага
вышибала слезу и обжигала горло. В желудке она была так же неуместна, как
раствор каустической соды. Бр-р-р!
Кстати говоря, никакая это не брага, а просто-напросто настой
ядовитого гриба, похожего на наш мухомор.
- Ну что, братцы? - поинтересовался хозяин. - Что не закусываете? Или
не пробрало?
- Слабовато, - ответил за всех Головастик. - Надо бы повторить. Тогда
и закусим.
- А петь когда будешь?
- Успею. Ты когда в Прорву собираешься?
- Как выпьем все. Под утро, наверное.
- Тогда времени хватит. Пей, не задерживай.
Брага забулькала, обильным потоком вливаясь в глотку хозяина.
Головастик, выцедив свою порцию, принялся закусывать прямо с обеих рук.
Яган, сославшись на предыдущую осечку, прикладывался дважды подряд: выпил,
передохнул, добавил - а уже только потом навалился на еду, добрую кучу
которой подгреб под себя заранее. Челюсти его, обретя привычное поле
деятельности, работали не хуже, чем у древесного крота. Шатун опять выпил
безо всякого удовольствия. Какая-то мысль явно беспокоила его. Подошла
баба, тоже глотнула - не пропадать же добру - и сунула бадью мне.
Вторая порция пошла намного лучше. Не такая это уж и гадость, если
привыкнуть, подумал я, запихивая в рот кусок лепешки. Ум просветляет.
Усталость снимает. От нее, наверное, и боль проходит. Нечто подобное,
кажется, употребляли древние арии. У них такой напиток именовался сомой. А
взять опять же фиджийскую янгону (она же - кава), приготовляемую из корней
дикого перца. Вещь, стало быть, полезная. Как там сказано у классика...
"Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно..." Не сблевать бы
только!
Шатун потрогал свой нож, все еще спрятанный под моей одеждой, и
сделал предупредительный знак: не расслабляйся, дескать. Милый ты мой,
кого нам здесь бояться? Кругом все свои. Ночь. Тихая ночь, святая ночь...
- Я только две вещи в жизни уважаю, - говорил мужичок. - Брагу пить
да спать. Но только чтобы всего вдоволь. Недоспать или недопить - нет
ничего хуже. И чтобы ночью обязательно сны, а за выпивкой песни.
- Хорошо тебе, значит, живется, - констатировал Яган, подбирая с
рогожи самые аппетитные куски.
- Не жалуюсь, - согласился мужичок. - Все у меня есть, что человеку
положено. Дом есть, баба есть, ребятни хватает. Эти разбегутся - других
подкинут. Мор мне не страшен, еще мальчонкой переболел. В войско не берут,
отвоевался. А возьмут, тоже ладно. Не подкачаю, хоть и рука сухая.
- Все есть, только ума нет, - проворчала в темноте баба.
- Ничего, ничего, - мстительно пообещал мужичок. - Посмотрим, что ты
завтра скажешь, когда вдовой окажешься.
- Испугал, шелудивый...
- Не могу эту язву спокойно слушать. - Он взболтнул брагу в бадье. -
Ты спой лучше, порадуй душу.
- Споем, - пообещал Головастик. - Вот только в горле что-то
пересохло. Промочить надо...
Промочить так промочить. Своевременное предложение. Только вот браги
что-то маловато, на самом донышке плескается. Ну и выпивохи у меня в
друзьях. Ну, ладно, за ваше здоровье!
На этот раз бадья повела себя весьма странно. Как живая, она ходуном
ходила в моих руках, уворачивалась от губ, а потом пребольно стукнула по
зубам. Брага выплеснулась мне на грудь.
- Не хочешь пить, другим отдай, - недовольно проворчал Яган.
- Где пьют, там и льют! - жизнерадостно заорал мужичок, хватаясь за
топор.
Сейчас порубает нас, подумал я. Интересно только, с кого он начнет?
Пили мы по кругу, значит, и головы по кругу полетят. Прекрасно, я
последний. Успею еще закусить... Да нет, это он пол в своей хижине рубит,
да еще просит, чтобы посветили. С ума сошел, что ли?
В сторону полетели щепки, доски, брусья, какая-то труха, и вскоре на
белый свет была извлечена еще одна бадья. Не стоит даже объяснять, что
последовало за этим: ликование Головастика, одобрение Ягана, брань бабы,
мои аплодисменты. Только Шатун никак не отреагировал на это событие.
Бадья снова пошла по рукам. Буль-буль-буль. Мужичок уже обнимался с
Яганом, как с родным братом.
- Верно говоришь! Правильно говоришь! - Он согласно кивал лохматой
головой. - Ну что раньше за жизнь была! Никакого порядка! Каждый сам по
себе. Жили, где придется. Бродили, где придется. Ели, что придется. А
теперь по-о-о-рядок! Живем, где положено. Идем, куда пошлют. Едим, что
разрешают. Никаких забот. А когда голова от забот свободна, руки сами в
дело просятся. Разве не так?
- Так, - подтвердил Яган, - клянусь Тимофеем!
- Тогда пой. Удачи тебе!
- И тебе... - (Буль-буль-буль).
- Мне не надо. Мне в Прорву утром.
- Запамятовал, прости.
- Прощаю. Тебе все прощаю. - (Буль-буль-буль). - Опять же, как со
стариками хорошо стало. Пользы ведь от них никакой, только болтают много.
То не так, это не так. Корми их, лечи. А теперь все по справедливости. Не
можешь дело делать, значит, прочь. Не мешай людям. Сам в Прорву прыгай,
пока не спихнули. Нечего народ глупыми речами смущать.
- И не жалко тебе их? - встрял в разговор я.
- Чего засохшее дерево беречь!
- Даже отца с матерью не жалко?
- Какой отец? Какая мать? Ты ошалел, что ли, братец? Баба дите родит,
покормит немного и сразу другой отдает. А ей потом взамен другого. И так
все время. Спра-а-а-ведливо! А то раньше как - нянчишь его нянчишь, холишь
его холишь! Все для него. Себе даже в ущерб. А сколько с соседями ссор
из-за детей было? А толку-то: ни любви, ни благодарности.
- Завидую я тебе. - Яган облобызал мужичка. - От всей души завидую.
Ну какие у тебя заботы могут быть?
- Никаких. - (Буль-буль-буль).
- А я, когда в Друзьях состоял, хлебнул горя. Побольше, чем ты браги.
То скажешь не к месту, то промолчишь не вовремя. Знать надо, когда
лизнуть, а когда куснуть. Спать ложишься генералом, просыпаешься
колодником. Вот ответь мне на простой вопрос, только честно. Жаб кушать
любишь?
- Люблю, если угостят. Скрывать не буду.
- Молодец! А я вот не могу. Боюсь. Скажи, это справедливо? Кому лучше
живется, тебе или мне?
- Мне, само собой.
- Тебе, тебе, - подтвердил Головастик с самым серьезным видом. -
Таким, как ты, все завидуют. Особенно генералы. Им же, беднягам, все за
тебя делать приходится. И думать, и командовать, и даже жрать. Это же
непосильный труд! А тебе что - вкалывай да воюй. Воюй да вкалывай.
- Посмотри на него, - свистящим шепотом произнес Яган, прижимая
голову мужичка к своей груди. - Ты думаешь, он простой пустобрех? Нет, он
опасный лжец, он хитрый пакостник. Вот из-за таких, как он, все наши беды.
Пока не истребим их, не будет порядка.
- Сразу начнем истреблять или погодим?
- Сразу. Сейчас! Только выпьем! - (Буль-буль-буль). - Истреблять, так
истреблять. Вставай! - (Буль-буль-буль).
- Ноги не держат.
- И меня.
- Тогда отложим это дело до завтра. Никуда он не денется.
- Отложим. Правильно. Не денется никуда. - Яган тупо уставился на то
место, где только что сидел Головастик. - Хотя уже делся...
- Ну и плюнь. Не расстраивайся. Лучше выпей.
- Давай. - (Буль-буль-буль). - Молодчина! Хвалю! Да на таких, как ты,
вся Вершень держится. Не зря вас кормильцами зовут. Хвалю! Завидую!
- Так оставайся с нами жить. Хором пустых хватает. В жены можешь
Раззяву взять. А хочешь, мою бабу бери. Она все равно завтра вдовой
станет.
- А ты сам кого посоветуешь?
- Лучше Раззяву. С моей жить, что навоз жрать. На любителя вещь.
- Хорошо. Я подумаю. Хотя нет. Легкой жизни мне не надо. Меня дела
ждут. Неотложные. Хочешь со мной идти?
- А Прорва?
- Ах, да! Опять забыл!
В это время в глубине хижины раздался грохот. Из темноты вывалился
Головастик. Его по пятам преследовала хозяйка и колотила каким-то кухонным
инструментом: не то ухватом, не то ручкой метлы. Попутно отвесив несколько
тумаков и супругу, она хлобыснула браги, пожелала всем нам вскорости
подохнуть и снова скрылась в своем углу.
- Правильно ты говоришь, братец. Дура твоя жена, - сказал Головастик
как ни в чем не бывало, затем сплюнул себе на ладонь и стал внимательно
рассматривать плевок. - Ничего в хороших песнях не понимает.
- А зачем ты к ней петь полез? - хохотнул мужичок. - Нам пой. Мы
понимаем.
- Подожди, зуб шатается. Оставь глоток.
Лично я пить уже больше не мог. Хотя и желал. Мне мешал смех. От
смеха тряслись руки и щелкали зубы. Все смешило меня: и разбитая губа
Головастика, и невразумительные тирады Ягана, и брань хозяйки, и мрачная
физиономия Шатуна, и шустрая беготня вконец осмелевших тараканов. Вскоре
веселье стало общим. Головастик, шутки ради, надел Ягану на голову бадью
(не ту, из которой только что отпил, а первую, уже пустую). Но, как
выяснилось, это только казалось, что она пустая. Кое-как отплевавшись и
осушив руками волосы, Яган хладнокровно собрал с рогожи все объедки и
размазал их по роже хохочущего Головастика. Внезапно толпой явились дети,
нагруженные добычей - дынями, сладкой редкой, какими-то грибами. Все это
пришлось как нельзя кстати. Бадья быстро пустела. Факел несколько раз
падал, но, по счастливой случайности, хижина все никак не загоралась.
Трогательной братание между Яганом и говорливым мужичком закончилось
дракой. Противники, не вставая на ноги, пихали друг друга руками и, как
бараны, бодались лбами. "Дерьмо ты, - мычал Яган, - а не кормилец!" - "А
ты дармоед, - отвечал мужичок. - Стервятник!" - "Вот погоди, стану опять
Другом, доберусь до тебя!" - "А мне плевать! Я одной ногой уже в Прорве!"
Все дальнейшие события совершенно перемешались в моем сознании.
Помню, как общими усилиями доламывали пол в тщетных поисках браги. Помню,
как отправляли экспедицию к соседям. "Спалю, если не дадут! - орал
мужичок. - Всех спалю!" Помню, как принесли взятую с боем брагу и снова
сели пить. Помню Головастика, вместе с детьми исполнявшего посреди хижины
какой-то дикий, совершенно неритмичный танец. Помню пьяную хозяйку,
страстно обнимавшую еще более пьяного Ягана. Помню вонючую струю,
вливающуюся в мое горло. Помню вопли, толчки, боль, рвоту, вспышки
факелов...
Очнулся я от беспощадного удара под селезенку, и, судя по моим
ощущениям, это был далеко не первый такой удар. Кто-то размеренно, без
особой злобы, лупил меня ногой под ребра, словно я был не самоценной
человеческой личностью, а подыхающей клячей или разлегшимся посреди дороги
упрямым ослом. Я дергался, тупо мычал, хлопал глазами, но все никак не мог
сообразить, где же это я и что со мной происходит. Жуткая головная боль
мешала сосредоточиться, организму срочно требовалось не меньше полведра
холодной воды, а еще лучше - огуречного рассола, руки и ноги совершенно
онемели.
Думаю, прошло немало времени, прежде чем я осознал свое положение в
пространстве. Было оно, скажем прямо, незавидное. Спина моя опиралась о
стенку хижины, коленки были прижаты к груди, а щиколотки связаны.
Вытянутые вперед руки охватывали колени и тоже были скручены в запястьях.
Длинная палка, вставленная в подколенные сгибы поверх рук, не позволяла
конечностям шевелиться. Единственное, что я мог, - это крутить головой и
раскачиваться на ягодицах туда-сюда. Напротив меня в аналогичных позах
сидели Яган и Головастик, рядом - Шатун и мужичок-кормилец. Хозяйка и дети
в хижине отсутствовали, зато в избытке хватало служивых.
- Очухался! - объявил тот стервец, который колотил меня в бок.
Двое служивых, по виду офицеры, подошли ко мне. Один из них (тот
самый полусотенный, которого мы одурачили вчера на заставе) за волосы
приподнял мне голову.
- Ну и страшилище, - сказал он брезгливо. - И уродится же такой!
Белый, как глист! Не знаешь его случайно?
- Нет, - ответил второй офицер, плешивый и плюгавенький, но явно себе
на уме. - Больной, наверное. Видишь, облез весь. Не трогай, еще
заразишься.
С Шатуном они обращались куда как уважительнее. Плюгавенький даже на
корточки возле него присел и веревки подергал, не слабо ли затянуты.
- А ты, значит, пленный болотник, - не без ехидства сказал
полусотенный. - Да к тому же еще и немой. Так или не так? Что молчишь?
Может, и в самом деле разговаривать не умеешь?..
- Все он умеет. Эй! - крикнул через плечо плюгавый. - Приведите
старосту.
Двое служивых втолкнули в хижину давешнего костлявого старосту. Был
он хоть и не связан, но руки держал за спиной и всем своим видом изображал
кающегося грешника.
- Вот он! Тот самый! - закричал он, увидев Шатуна. - Самый главный у
них. Меня обманул и вас хочет! Мешки всучил, а там одна трава...
- Так как тебя все же зовут? - ласково спросил полусотенный,
наклоняясь к Шатуну. - Скажи, не стесняйся.
- А зовут его Душегуб, - захихикал плюгавый. Чувствовалось, что он
весьма доволен собой. - И награда за него, живого или мертвого, объявлена
немалая. Смертнику - жизнь, колоднику - воля, служивому - чин, кормильцу -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг