превращаются в непроницаемую завесу, которую не в состоянии рассеять даже
самый сильный ветер. Лишь радуги, сияющие в серой мути, не дают путнику
сбиться с дороги. Каждую ночь антиподные леса покрываются жгучей, как
муравьиная кислота, росой. В каждой норе, в каждом кустике, в каждой луже
кипит жизнь. Обожравшиеся кротодавы становятся мирными, как овечки. Даже
беспощадные и ненасытные Фениксы довольствуются только сердцем и печенью
своих жертв.
О причинах смены сезонов ни Яган, ни Головастик ничего определенного
сказать не могут. Об астрономии этот народ имеет такое же представление,
как эскимосы о поливном земледелии. Мироздание их ограничено рамками
реального бытия, и никакие необъяснимые природные явления не позволяют эти
рамки расширить. Вершень - это жизнь. Прорва - смерть. Иззыбье вещь
малоприятная, но без него не обойтись. Больше во вселенной ничего нет, да
и быть не может. Звезды здесь никогда не наблюдаются, а наступление света
и тьмы никоим образом не связывается с движением невидимого светила.
Однако кое-какие знания и элементарный здравый смысл подсказывают
мне, что причиной годовых изменений является, в первую очередь,
космический фактор. Одних нагнетающих сил корневого давления и
присасывающих сил транспирации вряд ли хватило бы на то, чтобы поднять
столь огромную массу воды на такую высоту. Точно так же, как на моей
родной планете океанские приливы зависят от притяжения Луны и Солнца, так
и здесь какое-то достаточно массивное небесное тело периодически
превращает ксилему занебников в мощнейший насос.
Путешествие в недрах занебника в принципе возможно в любую пору года.
Но есть, конечно, и кое-какие нюансы. В Сухотье главную опасность
представляют кротодавы. В Мочило стенки сосудов нередко лопаются, и сок,
под немалым давлением врывающийся в лабиринт ходов, губит все живое.
Мы начали свой путь на переломе сезонов, когда напор сока еще не
иссяк, а кротодавы уже успели оголодать.
Коридор, прогрызенный в толще огромного дерева бесчисленными
поколениями кротов, а потом расширенный и обустроенный людьми, полого
поднимался вверх. В наиболее крутых местах были вырублены ступенчатые
дорожки. Единственное неудобство - кромешная темнота - с лихвой
компенсировалось опытом и интуицией Шатуна, тем более, что на особо
сложных, по его мнению, участках пути: в обширных, как карстовые пещеры,
маточных камерах термитов и в запутанных многоярусных разветвлениях - он
все же зажигал факел.
Идти все время в гору занятие не из легких (особенно отвыкшему от
долгой ходьбы колоднику), и когда мы, наконец, разместились на ночлег в
неглубоком, но удобном для обороны тупичке, я твердо решил, что завтра
даже не стронусь с этого места - пусть делают со мной, что хотят.
Тупорылый ласковый зверек слопал кусок черствой лепешки и мирно уснул
на коленях Головастика. Шатун, не снимая ножей, улегся поперек входа. Яган
занялся инвентаризацией наших припасов.
- Долго нам еще идти? - осведомился я у Шатуна.
- Если ничего не случится, завтра доберемся до первого ветвяка.
Дальше третьего я обычно не поднимался. Там ходов мало, и в каждом
застава. Если надо еще выше, на четвертый или пятый ветвяк, лучше идти
крутопутьем.
- Разве на крутопутье нет застав? - удивился Яган.
- Эти можно и обойти. Ничего сложного.
- Сколько же раз, интересно, ты ходил крутопутьем?
- Не считал. Много.
- И никогда не попадался?
- Попадался.
- Удирал, значит?
- Случалось, удирал. А случалось, служивые удирали.
- Да, трудно тебе у нас будет. Врагов ты много на Вершени нажил.
Придется за тебя словечко замолвить.
- Ты сначала за себя замолви. А обо мне не беспокойся. На Вершени
есть места, куда служивые никогда не сунутся.
Продолжения разговора не последовало: Яган уже спал, положив под
голову мешок с провизией.
Прежде чем покинуть место ночевки, Шатун тщательно уничтожил все
следы нашего пребывания здесь. Вопреки ожиданиям, ноги мои сгибались и
разгибались вполне прилично. Коридор постепенно становился все круче и
постоянно забирал вправо. Мы взбирались как бы по огромной спирали. Шатун
уже не гасил факел: по его словам, в эти места нередко наведывались
служивые. И хотя постоянных застав они тут не держали, зато свободно могли
оставить какой-нибудь сюрприз - ловчую яму, петлю-удавку, ядовитую
колючку. Гладкие, словно отполированные стены тоннеля были испещрены
какими-то непонятными знаками, пятнами копоти, примитивными, но предельно
достоверными рисунками. Попадались и грозные предупреждения: насаженные на
колья высохшие головы, опутанные лианой-змеевкой скелеты.
Время от времени Шатун, как заправский гид, давал нам краткие
пояснения: "Кривая развилка. Если повернуть влево, попадешь в Окаянный
лабиринт... Тройня. Каким ходом ни пойдешь, все равно окажешься в Гиблой
яме... Безодница. Ее надо обходить только слева. Здесь когда-то пропал мой
брат... Кружель. Тут меня в первый раз ранили... Погребище. Однажды нас
там ловко прижали служивые. Десять дней пришлось новый ход прорубать. Еле
спаслись... Горелая лестница..."
Иногда на нашем пути попадались массивные наплывы смолы, отмечавшие
те места, где когда-то в тоннель прорывался сок. Стоило только приложить
ухо к этой куда более твердой, чем стекло, янтарного цвета пробке, как
слышался глухой могучий звук, похожий на рокот далекого водопада, - сосуды
занебника гнали вверх кубометры жидкости.
Проходили мы и через огромные, вырубленные в древесине залы. Вершины
многогранных колонн терялись во мраке. Между колонн торчали изуродованные,
беспощадно изрубленные топорами фигуры не то богов, не то вождей давно
исчезнувшего народа. Был момент, когда мне показалось, будто одна из
наиболее сохранившихся фигур изображает ни что иное, как нашего мрачного
знакомца - Феникса. Шатун о происхождении этих заброшенных храмов ничего
не знал, Яган отмалчивался, Головастик выражался смутно и осторожно. Жили,
дескать, здесь люди в стародавние времена, а куда девались - неизвестно.
Только поминать их всуе нельзя - плохая примета. Говорят, с Незримыми
дружили, а еще говорят - наоборот, враждовали с ними. Может, их эти самые
Незримые и вывели. Но лучше про то молчать.
К исходу дня мы достигли уровня первого, самого нижнего ветвяка.
Шатун поднес факел к потолку тоннеля и показал, как меняется здесь рисунок
годовых колец - четкие вертикальные линии изгибались, петляли и
превращались в изысканный, запутанный узор.
Поскольку все мы порядочно вымотались. Шатун принялся подыскивать
пристанище на ночь. Раньше он в подобных местах старался не задерживаться.
Ветвяк есть ветвяк - будь он хоть первый, хоть седьмой. Занебник здесь
изрыт ходами особенно густо, и встретить в них можно кого угодно.
Разбойники выслеживают контрабандистов, меняющих железо Иззыбья на
драгоценные смолы Вершени. Служивые охотятся как на контрабандистов, так и
на разбойников. Шестирукие при случае не прочь слопать как первых, так и
вторых, и третьих. А за всеми ими разом, как за своей законной добычей,
присматривают истинные хозяева лабиринта - кротодавы.
Долгие поиски, однако, не увенчались успехом, и нам пришлось
расположиться прямо на пересечении двух ходов, весьма запущенных и, судя
по всему, давно никем не посещавшихся. Тонкая древесная труха и хрупкая
плесень покрывали пол тоннеля мягким ковром, на котором не было заметно ни
единого свежего следа. Кротовый детеныш вел себя спокойно, лизал
Головастику руки и тихим попискиванием выпрашивал еду. Понизу ощутимо
тянуло сквозняком - где-то недалеко находился выход наружу. Это
подтверждало и колеблющееся пламя факела.
- Чувствуете? - Головастик глубоко втянул воздух. - Какая свежесть!
Что за аромат! Так дивно пахнуть может только на Вершени! Это вам не
гнилые болота Иззыбья! Ты уж не обижайся, Шатун.
Шатун не обижался, но выразился в том смысле, что каждая жаба свою
кочку хвалит. Упоминание о жабе дало мыслям Ягана соответствующее
направление.
- Эх, съел бы я сейчас дюжину отборнейших жаб, выпил бы браги да
хорошенько отоспался! - мечтательно вымолвил он. - Надоели мне эти
странствия. Скорее бы на место прийти.
- Знать бы только, где это место... - проворчал Головастик.
- Узнаем. Это уж мое дело.
- Ты действительно веришь, что добьешься прощения? - поинтересовался
я.
- Конечно. Чего ради я сюда вернулся. Головастику на поминках
подпевать? Нет, я к другой жизни привык.
- И с чего ты думаешь начать?
- Вначале разобраться надо, что к чему. Узнать, кто нынче в силе. Кто
- в немилости. Времени ведь много прошло. Может, все мои враги давно в
Прорве. Тут дело тонкое: сегодня ты, завтра - тебя. Потом старые связи
нужно наладить. Да и новыми обзавестись не помешает. Но спешить нельзя.
Действовать только наверняка. Главное, чтобы меня сразу не прикончили.
Чтобы выслушали. А уж мне есть что сказать. Я такое скажу... - он
поперхнулся словами, как будто спохватившись, что может сболтнуть лишнее.
- ...Я такое скажу, что вся Вершень ахнет.
Что это такое случилось с ним сегодня, подумал я. Не часто Яган шел
со мной на откровенность. Может, это как раз тот момент, когда его можно
разговорить? Ну, бывает - нашел на человека стих. Когда еще такой шанс
представится. Очень многое в устройстве этого мира остается для меня
загадкой. Особенно то, что касается институтов власти. Никаких аналогов в
земной истории не просматривается. Ни с империей инков, ни с Поднебесной,
ни с другими более поздними формациями. Стоит только мне воздвигнуть в уме
какую-нибудь стройную теорию, объясняющую особенности местного социального
устройства, как появляются новые факторы, вдребезги разрушающие ее. Чего
ради идет война не только между Иззыбьем и Вершенью, но и между разными
занебниками? Что это за Письмена, из-за которых весь сыр-бор разгорелся?
Откуда появился Настоящий Язык? Кто такой Тимофей? Реальная личность или
легенда? Как он сказался здесь и куда сгинул? Почему лишь одно упоминание
о нем повергает людей в трепет? Какая сила гонит по дорогам толпы
кормильцев? Из какого центра управляется это эфирное государство? Кто
назначает судей, губернаторов, генералов? Кто такие Друзья? Вожди,
министры, парламентарии? И почему именно - Друзья? Друзья - чьи? Народа?
Ясно, что нет. К народу здесь отношение - растереть и плюнуть! Друзья
между собой? Куда там! Пример Ягана о многом говорит. Может, все же
расспросить его поподробней? До сих пор я старался быть в разговорах
предельно осторожным. Избегал прямых вопросов. Больше слушал, чем говорил.
Представьте себе на минутку такую картину.
Средневековая Европа. Какой-то тип бродит по городам и весям и
пристает ко всем встречным-поперечным с такими примерно вопросиками: а кто
этот дистрофик на кресте, которому вы бьете поклоны? А на кой ляд нужны
фимиам и молитвы? А что такое "король"? А кто такой "папа"? А почему вы
сжигаете на костре этих симпатичных дамочек? А чего ради штурмовать этот
замок, там ведь точно такие же люди, как и вы? Ну, и так далее. Думаю,
результаты столь опрометчивого любопытства могли быть весьма и весьма
плачевными. Следовательно, не будем торопить события. Осторожность - вот
моя тактика и стратегия.
- Если у тебя все получится, ты уж и про нас не забудь, - сказал я,
прикинувшись дурачком.
- Не забуду, - очень серьезным тоном заверил меня Яган. - По крайней
мере, тебя.
Сон мой был так краток, что я не то что отдохнуть не успел, но даже и
первого сновидения не дождался. Все уже стояли на ногах: Шатун с ножами в
руках, Яган с мешком за спиной, Головастик со зверенышем под мышкой. Тот
жалобно пищал, и Головастику все время приходилось прикрывать ладонью его
мордочку.
Мне сунули в руки горящий факел. Все молчали, только напряженно
вглядывались в черную, полого уходящую вниз дыру поперечного тоннеля.
- Да придуши ты его! - прошипел Яган. - Он же всех нас выдаст!
- Не сметь! - В колеблющемся свете факела глаза Шатуна сверкнули, как
кровавые рубины. - Без него мы погибнем... Теперь тихо-тихо идите за мной.
- Может, погасить факел? - так же шепотом спросил я.
- Не надо. Кротодав дальше своего рыла не видит. Зато уж слух у
него... Стук сердца за сто шагов слышит.
Мы на цыпочках двинулись вверх по тому самому ходу, из которого
тянуло свежестью, миновали две или три развилки, пересекли обжитый
термитами круглый зал и ступили под своды нового тоннеля - высокого и
узкого. "Арочный ход", - не оборачиваясь пояснил Шатун. Возле каждого
поворота он на секунду задерживался и внимательно осматривал стены. Зверек
верещал не переставая и бился в руках Головастика.
Внезапно Шатун подал нам знак остановиться. Пальцем он подцепил со
стены комок розоватой, жирно отсвечивающей слизи и понюхал ее. Зверек при
этом взвизгнул, словно его кольнули шилом.
- Кротодав, - констатировал Шатун, вытирая пальцы о шерсть на груди.
- Недавно прошел здесь. В ту сторону. - Он указал в направлении нашего
движения. - Поворачиваем!
Уже не заботясь о соблюдении тишины, мы побежали по своим следам
обратно. Спустя минут десять плотный и горячий поток воздуха, похожий на
тот, что гонит перед собой по тоннелю вагон электрички, догнал нас.
- Бежим быстрее, - крикнул Шатун. - Он возвращается. Возле первой
развилки остановитесь!
Едва только мы успели достичь ближайшего разветвления, как Шатун
опустился на колени и по самую гарду загнал в пол один из ножей, острием
вперед. "Вот он", - взвизгнул Головастик, и я увидел, что прямо на нас по
тоннелю, целиком заполняя его, надвигается розовая масса, похожая на ком
сырого, только-только ободранного мяса.
- Стойте на месте и кричите! - приказал Шатун. - Кротодав должен
услышать нас. Только когда до него останется три шага, бросайтесь в
боковой ход. Он не успеет повернуть за нами.
Розовая гладкая плоть раскрылась трубой, по всей окружности которой
сверкнул тройной частокол острейших серповидных клыков. Каждый из них мог
стать лезвием отличнейшего топора.
Нож в единый миг исчез под тушей кротодава. Раздался омерзительный
звук, похожий одновременно и на скрежет тормозящего локомотива и на треск
разрываемого брезента. Мы кучей свалились в боковой коридор, факел все еще
продолжал гореть, и я, словно зачарованный, наблюдал, как в метре от моего
лица проносится лоснящийся, тугой бог чудовища.
- Бежим! - Шатун рывком поставил меня на ноги. - В этом ходу
кротодаву не развернуться. Он будет пятиться и снова располосует кишки.
Жаль только, что клинок пропал.
Сделав по лабиринту порядочный крюк, мы снова проскочили хорошо
запомнившийся мне крутой зал и влетели в тот самый тоннель, где накануне
собирались переночевать. Стены его блестели, славно смазанные салом.
Тяжело дыша, мы остановились. Яган беспомощно оглядывался по
сторонам. Головастик машинально поглаживал окоченевший труп несчастного
зверька.
- Здесь их без счета, - сказал Шатун. - Такого я еще не видел. Кто-то
специально всполошил кротодавов... А у меня остался всего один нож. -
Впервые я почувствовал в его тоне усталость и тревогу. - Сейчас они всем
скопом накинутся на подранка. Значит, у нас есть немного времени. Надо
выбираться наружу. Бросайте все: еду, факелы.
Мы бежали, а вернее - из последних сил ковыляли навстречу слабому
потоку свежего воздуха, и спустя некоторое время мне стало казаться, что
темнота в тоннеле как будто начала редеть.
- Я, кажется, вижу свет, - прохрипел Головастик. - Уже немного
осталось...
- Это свет из отвесного лаза в потолке, - объяснил Шатун. - Через
него мы не выберемся. А до выхода еще не одна тысяча шагов.
- Я и сотни не сделаю, - пробормотал Яган. - Еще чуть-чуть, и сердце
разорвется! Давай отдохнем немного.
- Нельзя. Не хочу вас пугать, но, кажется, один из кротодавов уже
гонится за нами.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг