Однако, невзирая на спешку, Клеммен оделся не в рабочую одежду, а в выходной
костюм. В нём его не узнает никто из "товарищей по работе". Они просто не
привыкли замечать тех, кто так одевается. Неплохая маскировка.
Хозяйка апартаментов покачала головой, глядя, как её тихий, всё время
погружённый в задумчивость постоялец вихрем выносится наружу, едва успев
поздороваться. Не иначе, на свидание, решила она и улыбнулась. В его-то годы
земля должна под ногами гореть. Только бы вот уши ему уменьшить... самую
малость.
* * *
Клеммен пулей промчался мимо Д., который, как всегда, совершенно
неузнаваемый, прогуливался по площади, погружённый в раздумья. Бороду он
никогда не сбривал - незачем - а всё прочее всегда можно изменить, скрыть
или, наоборот, сделать явным. Переодеваться и перевоплощаться - вполне
обыденное искусство, магии здесь не нужно, каждому человеку это под силу.
Сейчас он выглядел преуспевающим купцом - примерно тем, что некогда встретил
Ланенса-Клеммена в душном коридоре биржи Веннелера. В таком виде особенно
легко думается.
Да и выставка, в сторону которой умчался его ученик, действительно
хороша. Только почти всегда находятся неотложные дела, мешающие насладиться
подобным зрелищем от души.
Из памяти не шёл разговор, который произошёл не более получаса назад.
- Пора, - заявил он, закрывая за собой дверь. - Пора находить ему
настоящую работу.
Его начальник - вернее, начальница - долго думала, прежде чем ответить.
- О ком из своих подопечных ты говоришь?
- Странный вопрос, - поразился Д. - О Клеммене, разумеется. - Прежнее
имя пришлось менять как можно скорее. "Ланенс" было далеко не безобидным
именем, а в сочетании с тщательно произведённым ритуалом проклятия и вовсе
не оставляло человеку шансов на долгую и безоблачную жизнь. До тех пор, пока
Клеммена не назовут этим уродливым словом (буквальный его перевод являлся
площадной бранью), проклятие не реализуется. Да, таланты у людей порой
бывают самыми неожиданными. Д. припомнил, как несколько раз навещал отца
Клеммена, чтобы выудить хотя бы часть формулы.
Выудил.
Теперь отец Клеммена уже никого не сможет "наградить" подобным образом.
Потому что до конца дней своих не вспомнит из формулы ни слова. Каким
образом такая убийственная вещь доасталась кожевеннику, понять трудно. Но,
сталкиваясь с подобными случаями, Д. каждый раз осознавал, что от их работы
польза всё же есть.
- Ну что же, - начальница глядела на огонь в камине. - Действуй. По
обычной схеме, я полагаю?
- Естественно.
- Через... - она перелистнула несколько страниц на календаре, - три дня
праздники завершатся. Тогда и начинайте.
Как будто он сам этого не знает! Впрочем, если с твоим начальником тебя
связывают дружеские, а не только служебные, отношения, субординация не может
не раздражать.
С другой стороны, избавиться от неё и сохранить дисциплину невозможно.
...А пойду-ка я во-он в тот ресторан, подумал Д. Слово "ресторан" -
новомодное, но не обзывать же подобное заведение харчевней! Вполне возможно,
что Клеммен заглянет туда на обратном пути. Когда немного успокоится.
Кстати, что это он вдруг так нёсся? Тут же Д. вспомнил, что именно
представлено на выставке и всё стало ясно. Надо как-нибудь попросить его
показать свои работы.
Но вежливо и ненавязчиво. О своём увлечении Клеммен не говорил
практически ничего - и Д. не лез не в своё дело. Полномочия его очень
велики, но не безграничны. Частная жизнь есть у всех.
Киншиар, Лето 49, 429 Д.
Когда вспоминаю, как я вёл себя в Киншиаре, становится очень стыдно.
Правда, это мне сейчас становится стыдно. А тогда я считал, что в порту меня
встретит Д. (как его зовут, я, понятное дело, тогда не знал) и объяснит -
что же он от меня хочет.
Потребовалось не больше трёх минут, чтобы один из семи "жертвенных"
кошельков испарился у меня с пояса. Всё остальное извлечь не так просто -
всё застёгивается, плотную кожу не так-то легко прорезать, да и не совсем уж
я бесчувственное дерево.
Когда я увидел, как два стражника откровенно потешаются, глядя на мою
вытянувшуюся физиономию, мне захотелось их придушить. До того сильно
захотелось, что пришлось отвести взгляд в сторону. Слёзы на глаза
навернулись совершенно натурально. И в самом деле, я совершенно был уверен,
что в кошельке были мои последние деньги. Честное слово!
Потом я ушёл подальше. Стало понятно, что никто меня тут не ждёт.
Инструкции на Киншиаре заканчивались. Но возникло сильное предчувствие, что
на самом деле ничего ещё не завершилось. А раз нет - что делать?
Прежде всего, найти, где остановиться. С этим, хвала духам-хранителям,
особых проблем нет. Как и во всяком крупном городе, и гостиниц, и постоялых
дворов, и таверн здесь хватает. Вообще у Киншиара вид такой, словно два
десятка архитекторов придумывали его одновременно - и каждый, улучив
возможность, сносил то, что ему мешало. Правда, так выглядят многие старые
города. Но Киншиар производил наиболее отвратное впечатление.
Потом я вспомнил, что не далее как месяц назад здесь бушевала эпидемия
красной лихорадки. Не очень опасная болезнь, но крайне мучительная - и следы
от неё годами проходят. Можно было испытать и сочувствие к этой огромной
каменной помойке - но я не испытывал. Наверное, ещё и оттого, что город так
напомнил мне дом родителей.
Наконец я отыскал комнатку подешевле (вид мой, наверное, наводил на
достаточно благопристойные мысли) и принялся размышлять над неразрешимой
проблемой - куда девать тысячу восемьсот серебряных. Так, чтобы и под рукой
были, и грабителей не бояться. Всю первую ночь я так и не заснул - то об
этих проклятых деньгах думал, то стука в дверь ожидал. Последнее, пожалуй,
беспокоило сильнее всего.
На следующее утро я отправился в банк. Туда меня не пустили, ко
всеобщему оживлению, а пять минут спустя двое мрачных личностей нагнали меня
в тихой улочке...
* * *
Они возникли, словно из-под земли. Юноша был зол: кем же надо быть,
чтобы в банк пускали без лишних вопросов? Обрядиться в золото и шелка?
Приехать в роскошном экипаже? Что им нужно? Сама мысль о том, что он только
что выглядел круглым дураком, была нестерпима. Наверное, оттого и
притупилось чувство осторожности. Следуя непонятному позыву, Ланенс свернул
в одну из узких улочек, и побрёл прочь, размышляя, куда направиться теперь.
- Что ты забыл в банке, птенчик? - послышался хриплый голос за спиной и
юноша вздрогнул. Ноги отчего-то стали ватными, а мысли спутались и
перемешались.
Позади стоял небритый и одетый как попало субъект, вооружённый кривым
ножом. Нож этот показался перепуганному Ланенсу длиной в руку. Грабитель
нехорошо улыбнулся.
Ланенс стремительно оглянулся. Вторая фигура неторопливо приближалась с
другой стороны, поигрывая неприятным на вид предметом.
Ланенс ощутил, что холод сковал гортань, не позволяя произнести ни
слова. Это было, словно в страшном сне - когда напрягаешь все усилия, но
ничего не происходит и остаётся только наблюдать.
- Помогите, - прошептал Ланенс неслышно для всего окружающего мира.
Когда шаги второго грабителя послышались совсем близко, он словно порвал
толстую верёвку, охватившую горло, и закричал во весь голос:
- Помогите!
Грабители замерли, переглянулись и расхохотались.
- Кричи, кричи, - посоветовал второй - ростом пониже и с изрядным
брюшком. - Кричи громче. То-то все вокруг посмеются...
Он оттесняли юношу в угол, помахивая оружием, предвкушая потеху. Только
когда холодная сырая стена впилась в спину Ланенса всеми своими выступами,
до него дошло, что происходящее - не сон.
Следующее движение было столь же естественным, сколь и давешние слёзы -
там, в порту. Он полез в карман и, вытянув очередной "подсадной" кошелёк,
протянул его грабителям дрожащими руками.
- Правильно, - просипел толстяк. - Смотри-ка, какой сговорчивый! Но это
не всё, что от тебя требуется...
Тут рука юноша наткнулась на рукоять кинжала.
Вначале он не понял, что это, но рука сама обхватила удобный,
специально предназначенный для этого предмет, и тут внутри Ланенса сломалось
что-то ещё.
Ощущалось это, словно горячая игла, вонзившаяся в живот. Он даже
подумал, что его ранили. Сначала он просто смотрел на карикатурно
вытянувшиеся лица, затекавшие красным туманом. И тут страх и бессилие
неожиданно уступили место ярости.
Ланенс сорвался с места, толкнул левой рукой высокого грабителя в
плечо. Если бы его враги ожидали хоть какого-нибудь сопротивления, тут
Ланенсу и лечь с перерезанным горлом. Толстяк оцепенел от удивления, а когда
опомнился и замахнулся кистенем, его жертва, оскалившись, как загнанная в
угол крыса, молча кинулась на него.
Кистень не завершил полёта и, взлетев над головами дерущихся, безобидно
упал шагах в пятнадцати поодаль. Толстяк зажал рукой плечо, в котором теперь
зияла глубокая рана, и лишь потом заверещал. Видимо, ничего подобного он и
представить не мог.
- Ах ты, щенок, - выдохнул высокий, замахиваясь, чтобы ударить Ланенса
в спину. Но ярость всё ещё бушевала в Ланенсу, наделив и силой, и
проворностью. Окровавленное лезвие свистнуло перед лицом грабителя, и тот
упал с залитым кровью лицом. И более не шевелился.
Жаркое безумие, только что спасшее ему жизнь, неожиданно оставило
Ланенса, и тот осознал, что, скорее всего, только что убил человека. Это
оказалось настолько страшно, что он, побледнев, бросился опрометью, едва не
растянувшись с размаху на залитой нечистотами мостовой.
Лишь когда показался перекрёсток, у Ланенса хватило присутствия духа
остановиться, вытереть кинжал и спрятать его.
Ему потребовалась вся выдержка, чтобы добраться до своего нового жилища
пешком, не оглядываясь каждые несколько секунд. Отчего-то казалось, что за
спиной вот-вот прозвучат тяжёлые шаги и раздастся: "именем закона..."
Ланенс рискнул выйти из комнаты только к вечеру, когда обеспокоенная
хозяйка предложила вызвать лекаря. Её постоялец вышел весь бледный, с
горящими глазами и поначалу женщина перепугалась - не приведите боги, снова
лихорадка! Но, как выяснилось, юноша всего лишь съел что-то несвежее, пока
бродил по городу. Хозяйка так обрадовалась, узнав подлинную причину недуга
постояльца, что тут же принесла добрую дюжину разнообразных снадобий.
Помогло почти сразу же.
То ли от снадобий, то ли сам собой, но терзающий Ланенса страх прошёл.
Наоборот, он понял, что только что сумел постоять за себя, а что до - вполне
возможно - убитого грабителя, то с какой целью сами они держали в руках
оружие?..
Упрёки совести мучили Ланенса не так уж и долго - неделю. Все его
несметные денежные запасы лежали всё это время под кроватью, а сам он всякий
день уходил искать новую работу - грузчика, мусорщика, рассыльного. Большого
выбора, увы, не было.
Совесть замолчала в тот час, когда Ланенс, уставший и мрачный, зашёл
как-то в комнату и увидел на столе конверт, надписанный знакомым почерком.
Тут же серая пелена, лежавшая на окружающем мире, сменилась розовой.
Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 15-й час
Выставка занимала восемь больших залов. Живопись я оставил на закуску:
главное - побывать в Золотом и Хрустальном залах, где выставлено всё,
изготовленное из камня. Людей здесь мало - сплошь ольты и дарионы. Оно и
понятно. На меня никто не косился - одежда приличная, а что до моего
интереса к произведениям искусства, так Венллен, как известно, негласная
столица творчества подобного рода.
Вход, как водится, стоил немало. Шесть серебряных - едва ли не одна
двадцатая моего жалования. Недёшево. Это тоже традиция: все до одного
посетители платят одну и ту же сумму. Искусство не делает различия между
нищим и богатеем. Да и богатеев здешних можно на глаз от нищих и не
отличить - но об этом после.
Больше всего мне хотелось бы отыскать того, кто взялся бы меня научить,
как положено браться за резец и с какой стороны подходить к заготовке.
Тут-то меня моя боязливость и подвела, в очередной раз. До сих пор не всегда
удаётся сохранять самообладание, если есть опасность, что засмеют. В
лавке-то всё по-другому: там как бы и не я вовсе, а другой человек работает.
А вот когда за самого себя просить надо, тут всё и начинается. Очень
надеюсь, что от напряжения я не покраснел. Раза три уже порывался спросить
кого-нибудь на предыдущих выставках... и один раз таки обсмеяли. Не со зла,
но лучше я себя от этого не почувствовал.
Тем временем ноги сами собой несли меня по залу, а глаза не могли
оторваться от экспонатов. Подумать только, и на каждый из них уходила вовсе
не целая жизнь! Если уж вырезали из гранита птицу, то можно часами смотреть
на неё - словно живая, кажется: хлопнешь в ладоши, и взлетит. Я один раз
даже осторожно хлопнул. На всякий случай. Не взлетела.
Так я и набрёл на эти таблички. На вид - просто пластинки из
полудрагоценных и прочих камней. Но станешь поблизости, приглядишься... а
внутри целая картина видна. Объёмная, яркая, живая. Глаз не оторвать.
Табличек было дюжины три, все неповторимы, и я долго стоял у каждой, иногда
отходя от них или обходя по кругу. Невероятно, но изображение "внутри" от
этого поворачивалось. Да, подумал я, вот до такого мне своим ходом точно не
дойти.
Седьмая слева табличка мне показалась просто полированным куском камня.
Я едва не прикоснулся к ней пальцами (и правильно сделал, что сдержался -
выгнали бы в шею) - она так выделялась на фоне остальных, что казалась
неправильной. Я медленно шёл вокруг, поворачивая голову, и вздрогнул, когда
увидел.
Трудно это описать. Основное изображение было неожиданным: представьте
себе огромную букву "Y", сделанную из золота, со множеством мелких деталей и
украшений, расходящихся спиралью от соединения трёх линий. Буква эта висела
на том месте, где обычно на небе находятся светила - и отбрасывала на
окружающий мир волны мягкого тёплого света. На заднем плане виднелся
бушующий океан. Я присмотрелся. Мама родная! Океан-то движется! Продолжая
вглядываться, я осторожно сделал шаг в сторону.
Волны катились и катились. Мне почудился запах солёной воды, шум прибоя
и свист ветра. Ощущение, которое накатило из глубины таблички, было таким
сильным, что я отступил на шаг, когда особенно крупная волна понеслась к
каменистому берегу. Лоб мгновенно вспотел. Голова шла кругом, и тут я
услышал этот голос.
- Вам нравится?
- Невероятно, - ответил я, вытирая лоб и продолжая глядеть в столь
далёкие, но осязаемые глубины океана. - Никогда не слышал о подобном. Всё
словно живое, и этот океан...
Я даже протянул руку в сторону пластины и вновь вздрогнул, когда
"внутри" изображения проскочила разветвлённая голубоватая молния.
- Вы видите океан? - спросил тот же голос, с удивлением уже и
любопытством.
- Вижу, - ответил я и с трудом отвёл глаза от морского пейзажа. И
понял, что не очень-то вежливо разговаривать, стоя к собеседнику спиной.
Повернулся лицом.
Взглянул в тёмно-карие глаза.
И понял, что пропал...
* * *
Первые несколько минут Клеммен не видел ничего, кроме золотистых волос
и карих глаз.
А первые несколько секунд он выглядел весьма жалко. Вся подготовка,
проведённая Д. и его коллегами, тут же куда-то делась. От волнения в голове
у него всё спуталось и перемешалось.
- K-kaiten h-hvearle, - произнёс юноша, заикаясь, и покраснел.
Во-первых, кто желает доброго утра, когда на дворе вечер? И к тому же
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг