резко развернусь. Он успеет уйти. Меч я уже держал перед собой. Еще шаг...
Я обошел холм, осмотрел местность и вернулся обратно. Нигде не
нашлось даже следов человека или животного. Горные хнумы мерзли в диких
северных замках. Белые воины жарились на краю пустыни и ломали голову, как
поскорее подружиться с Селентиной. Желтые варвары изучали грамоту и
строили первые корабли. Я возвращался к Лайку прямо по песку и у ног моих
лежало зеленое море. Фиолетовый оттенок сейчас был незаметен.
Лайк сидел и все так же держал в руке флягу. Спиной сидел - ко мне, к
подозрительным холмам... Даже не увидел бы ничего.
- Безопасно, - сообщил я.
Он обернулся.
- Ночевать есть где?
Вот на это я как раз не обратил внимания. Но на всякий случай
решительно ответил:
- Да, есть.
И спросил, указывая в то место на небесном своде, куда только что
были устремлены глаза вверенного мне Александра:
- Что там?
- Орел, - ответил он.
И протянул руку.
- Это самое важное из всего, что я видел, Гилденхом.
Я пригляделся: черная точка на горизонте перемещалась вправо от
заходящего солнца.
День пятый. Да, впервые меня называли Гилденхомом, и не единожды, не
случайно, а постоянно. Звук этого имени - ГИЛДЕНХОМ - напоминал: жизнь
повернулась другой, еще неизведанной стороной. Дома для братьев-рыцарей я
всегда был Гнеем, а прочие златоградцы: хозяин таверны, смотрительница
производящей башни, продавцы в лавке, - использовали третье имя Артур.
Иногда, в случаях официального наименования, к третьему имени прибавлялось
еще четвертое и получалось - Артур Грин. АРТУР звучало как судьба, как
единственный смысл: первые имена одинаковы для всех, Гнеем может быть и
рыбак, и башмачник, но рыцарей в Республике со дня основания звали только
Артурами. Или Александрами.
Александры встречались реже, намного реже, исключительно редко, - но
они почему-то обязательно оказывались на первых местах: и Король третьим
именем Александр, и Казначей, и бывший Верховный Стратег, ныне покойный.
Собственно, все. Больше я об Александрах не слыхал. Нет, вот еще лет
шестьдесят или семьдесят назад пошла, говорят, мода называть младенцев
Александрами. Но мода как пошла, так и прошла, потому как эти Александры
не только никак себя не проявляли особенным образом, но даже чересчур
быстро гибли - в каждом бою первыми.
Пятого имени я не имею. Да и кто я такой, чтобы иметь пятое имя?
Впрочем, все впереди!
Однако если бы уже сейчас меня звали, допустим, Гней Гилденхом
Александр, а Лайка, скажем, Лайк Артур, - возможно, он по вечерам ходил бы
на разведку, а я сидел бы себе и попивал кофе. Вот только у меня во фляге
был бы не кофе, а чай.
День шестой. Наверное, таков закон всех дорог: радостное недоумение
первых дней уступает место усталости, а на смену усталости приходит
состояние привычности и нормальности происходящего.
Я словно и не уходил из Златограда. Точнее, я словно и не жил в нем.
Мне кажется, я иду уже давным-давно, всю жизнь, и иначе просто не бывает,
- не бывает ничего, кроме кофе, не холодного и не горячего, и
расплывшегося в руке шоколадного батончика.
Все как всегда: справа море, мы то отдаляемся от берега, то
приближаемся к нему. Кое-где полоска песка превращается в настоящие дюны,
и они отодвигают лес на один-два йона. Кое-где, наоборот, лес подступает к
самому берегу и обрывом нависает над нами, идущими по щиколотку в воде.
Где опаснее - тот еще вопрос. Однако Лайк шагает с таким видом, будто его
задача - преодолеть расстояние от таверны до лавки и опередить других
покупателей. В лавке его ждет расшитый золотом плащ с изумрудными
застежками, всего-то за синий золотой, да две головки джессертонского сыра
впридачу. Ну и заблудиться он, разумеется, не способен даже вконец
объевшись ледяным шоколадом. Вот с каким видом он шагает.
День седьмой. Привыкни, подданный, быть гражданином, - И ночью Луна
улыбнется тебе!
Конечно, привычка много значит! Привыкнуть - значит принять.
Дорога... Дорога - это такая штука...
День восьмой промелькнул, как и все предыдущие.
День девятый. Естественно, я не могу не думать, что понадобилось
Лайку Александру в Верхопутье. Тем более, времени думать предостаточно.
В Верхопутье у Лайка безусловно какие-то важные дела и сам он
безусловно в Верхопутье нужен, иначе он не получил бы рыцаря Артур Грина в
качестве провожатого. Рыцарей Артур Гринов не выделяют для охраны каким
попало бродягам в серых плащах. Но вот дальше... Останусь ли я с ним в
Верхопутье дальше или вернусь в Златоград? Мне-то Луций ничего не сообщил.
А может, это только там, в городе, и решится?
Александр... Он и сам рыцарь, но, возможно, необученный для боя.
Бывает такое: по происхождению, по задачам своим человек боец, а
искусство-то боевое у него как раз и отсутствует. То есть ополченца он все
равно в любом случае одолеет, но по большому счету... Хотя, может, совсем
оно и не так. Может, в Верхопутье Лайк именно для войны необходим. С
другой стороны, с кем там воевать?
Непонятно...
Чаю хочется крепкого, без сахара, вот что.
А может, он финансовый гений? Как Грингольд Альф Счастливый? Тот ведь
тоже Александр.
День десятый. Вернусь я домой или нет? Кто из наших был в Верхопутье?
Только Луций, и тот еле помнит когда. Ну, конечно, купцы бывали. Но купцы
дело такое... Особый народ. К тому же у нас их всего трое или четверо...
Фавст Эдуард в свое время проплыл мимо, и я так понимаю, ему, Фавсту
Аристону, Верхопутье ни к чему.
Чужой город... Впервые...
И не исключено ведь, что я стану бойцом родового Апвэйна!
Кстати, жалованье воина Верхнего Пути выше и шансов попасть на
полуостров больше.
Сегодня утром я сказал об этом Лайку.
Он пристально посмотрел на меня и ничего не ответил.
День одиннадцатый. Море, полное водорослей, кусты-лопухи, цветы эти
зеленые в самых неожиданных местах... Альфийская земля, в общем.
Ну хоть когда-нибудь она должна кончиться?!
День двенадцатый. На рассвете я подумал: "Хорошо бы сегодня." В
полдень отхлебнул кофе из фляги. В три Лайк прибавил шагу, и я понял -
неспроста.
И вот я здесь.
Каменных башен - четыре.
Стена - крепкая и высокая. Сложена из плотно пригнанных друг к другу
кирпичей. Светло-серая стена.
Светло-серые башни.
Ну и конечно - флаг.
Мы вошли в город около пяти. Когда все они, селентинцы Апвэйна,
собирались обедать и зазывала кричал:
- Попробуйте самую большую пиццу в старом Апвэ, самую большую пиццу!
Я, простой парень Гней; я, Гилденхом, защитник деревянного замка; я,
Артур Грин, рыцарь, одолевший альфа, - я здесь!
- Самую большую! Самую большую пиццу на востоке Республики!
Мы прошли через весь город - к пристани. Лайк спешил.
Пристань у них это уже не пристань. Пристань у них это уже целый
порт. Рыбачьи лодки, грузовые суда. Люди, стоящие без дела, и люди,
переносящие на себе огромные мешки... Любой корабль мог поплыть на юг, к
дружественным берегам желтой страны. Любой корабль мог поплыть на запад -
на исконный запад. Пройти Верхним Лоредорским проливом, обогнуть
Королевский мыс и спуститься к внешней стороне полуострова. Аристон,
Арета... И первый из городов - Лунная Заводь.
Воистину, мир принадлежит владеющему морем.
Очень скоро Лайк остановился и сказал:
- Вот он!
Свордах в тридцати от причала возвышалась над водой недвижимая
громада корабля-крепости. Обитый железом борт его едва заметно
поблескивал.
Некоторое время я просто стоял и смотрел. Грузовые суда... Ополченцы
рядом с рыцарем.
Серебряные буквы на корме слагались в надпись.
- Цветок Ириса, - прочел Лайк Александр.
СОСТОЯНИЕ ТРЕТЬЕ. ПОДДАННЫЙ И ГРАЖДАНИН
Почему все кончается в моем мире? Дороги и войны, ожидание и
полнолуние, новолуние и наводнение. Любое явление находит свой конец, и
человек не властен над ходом времен, - ни сильный человек, ни слабый
человек, ни Король, ни рыцарь, ни лесоруб. И то, что проходит, уже не
вернешь.
В общем, кончился мой Большой Марк, даже крошек не осталось.
Мы сидим за крепким деревянным столом, над нашими головами ухмыляется
изображенная прямо на стекле ярко-красная буква m, и похожа она на брови
очень удивленного человека. Денег у нас нет, и не предвидится, и
следовательно будем мы в этом прекрасном городе как нищие изгои, как
слуги, захваченные на руинах, как ярки, гонимые по земле, потерявшие свое
золото.
Я взялся за яблочный пирожок.
Лайк потягивает темную лолу и поглаживает указательным пальцем
последний шоколадный батончик. Нежно поглаживает, с чувством. И все ему
безразлично: что один золотой остался после "традиционного селентинского
обеда", что ободрали нас как альфийскую казну...
"Денег нет, Гилденхом", - спокойно сказал он, когда нам назвали
сумму. И я расплатился - тем, что унес из Златограда. За четыре Марка, две
лолы, пакет с картошкой и два яблочных пирожка. Расплатился тем, на что в
Златограде можно жить долго-долго, а то и дольше.
Конечно, я уже понял, что в Златоград мы пока не вернемся. В
Златоград не вернемся и в Апвэйне не останемся. Вернее, не должны
остаться. А должны мы уплыть на прекрасном судне, на корабле-рыцаре.
Должны...
...Вот и пирожок кончился. Как ни старался я насладиться всеми его
подробностями, как ни пережевывал внимательно, - съеден последний кусочек,
и буква m недвусмысленно намекает: пора, мол, уходить, больше, мол, ничего
вкусного не предвидится.
Как вообще может командовать благородным воином человек, у которого в
кармане ни одного золотого?! Не понимаю...
Если у него нет денег, то должно же быть какое-то право. Без денег и
без прав надо было сидеть в Златограде и тщательно овладевать боевым
искусством совместно с отрядом тяжелых дефендеров.
Он поглаживает пальцем шоколадку (меня от вида теплого батончика уже
тошнит!) и как-то особенно на нее смотрит. Так, словно хочет совсем
расплавить шоколад под яркой оберткой. И вдруг его глаза на
один-единственный торн перестают быть такими же синими, как у всех нас: я
вижу тайну, я не могу поймать ее смысл, но смысл есть, смысл есть всегда и
тайна эта из другого мира, и взгляд Александра из другого мира, он
пытается вспомнить, вспомнить то самое, скрытое от всех...
Он встает и идет к выходу. И я тоже сразу встаю, чтобы следовать за
ним. Потому что, как бы там ни было, я помню слова бригадира Луция: "Артур
Грин, ты пойдешь с ним!" И я иду, не рассуждая и ни о чем не спрашивая.
Мы выходим из закусочной. Буква m, символ Марка из Ареты,
изобретателя лолы-медовухи и сети быстрых таверн, жизнерадостно улыбается
на прощанье.
Северо-западная башня бросала длинную закатную тень на двухэтажный
домик с синей крышей. У входа имелся звонок. Справа висела табличка -
металлическая, блестящая, с гравировкой:
Юл Апвэй Ф.
Юл Апвэй Ф. был не дурак: он поселился рядом с главной башней города,
но поближе к набережной, дабы за утренним чаем наблюдать волшебный
апвэйнский залив. Диалектное отсутствие буквы "н" в родовом названии
подчеркивало своеобразие - истинные, стародавние сыны Апвэ вольнодумно
игнорировали общереспубликанский канон.
Лайк позвонил, нам открыли, - я увидел прихожую. Такая прихожая была
у бригадира Луция.
Интересно, что означает у него это Ф.? Если Филипп, то Юл Апвэй
ремесленник, но если ремесленник живет в таком месте и имеет такую
прихожую... Вероятно, он очень уж хороший ремесленник. А если Ф. - Флинт,
то Юл Апвэй не ремесленник, а корабел. И последнее больше похоже на
правду.
В прихожей за столом сидел человек. Он, конечно же, посмотрел на
серый плащ Лайка, на мою майку...
Он даже не спросил "Что?", он только как-то особенно приподнял
подбородок.
- Когда отходит "Цветок Ириса"? - спросил Лайк Александр.
Человек изобразил бровями букву m из закусочной.
- "Цветок Ириса" для избранных. Зачем он вам?
Теперь подбородок взлетел у Лайка.
- Для пассажиров одно место в трюме, - продолжал человек, - имеет
стоимость... Имеет стоимость сто золотых.
- Синих?
- Синих, - согласился человек, торжествующе глядя на нас. Вид он имел
очень гордый.
- Где твой хозяин, слуга? - спросил Лайк надменно.
Человек за столом помедлил и, уже окончательно изогнув шею, собирался
что-то с достоинством ответить (я для себя сформулировал вариант "Вон
отсюда!"), но в этот момент дверь в соседнюю комнату отворилась и перед
нами возник маленький толстяк. Руки он держал на самом дорогом сердцу
предмете - на животе, и большие пальцы крутились друг вокруг друга.
Лайк долго изучал круглые формы, а потом спросил:
- Где Юл Апвэйн?
- Юл Апвэй ушел в мир иной восемь дней тому.
- Как?!
- Он утонул. Отныне хозяин причалов я.
- Мы не успели сменить табличку, - сказал человек за столом.
Лайк кивнул.
Впервые я увидел выражение растерянности на его лице.
Дверь нового хозяина причалов закрылась за нашими спинами. Мы побрели
по улицам, и встречные люди не баловали нас вниманием, потому что в
портовом городе путники, особенно оборванные и уставшие, - обычное дело.
Лайк стал каким-то совсем сгорбленным, несчастным, и этот сгорбленный Лайк
с трудом переставлял ноги, пока они не привели его к дому с флагом на
крыше.
Мы остановились.
Он долго думал. Глядя на флаг, на меня, на ограду, на двухметрового
амбала-охранника перед входом (из варваров, что ли?). О чем он думал?
Стоял и размышлял, толстенький комендант Апвэйна, кругленький или нет...
Наконец, он додумался.
Достал ту самую шоколадку, еще раз на нее посмотрел - и изрек:
- Будем пассажирами, Гилденхом!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг