5. АМАН
Как только Аман приблизился, монах толкнул Сарину так, что она упала
в кусты и замерла там, даже не успев вскрикнуть, а потом заснула.
- Здесь, кажется, сидела женщина, - сказал Аман, поздоровавшись и
указывая на то место, где сидела Сарина - после рассматривания жука она
успела сесть, и тут появился Аман. Покрывало, которое несла Сарина с собой
(естественно, нес монах, но оно нужно было Сарине), еще хранило следы ее
башмачков, и в складках синего атласного покрывала замерли бусы - желтые
янтарно-коричневые бусы.
- Хорошие бусы, - сказал Аман, поднимая цепочку золотых камней. -
Такие есть только у Сарины. Ей отец привез из Индии.
Монах молчал. Он стоял, как изваяние, и только мысль двигалась в нем.
По его худому лицу двигались невидимые судороги. "Неужели конец, - думал
Томас, - конец моей счастливой монашеской жизни. Я жил пятьдесят восемь
лет, но мне кажется - что один день, и я хочу еще, хочу - еще".
Аман угадал его мысли. Он сел у костра и закурил трубочку. Терпкий
дым табака смешался с дымом эвкалиптовых мыслей - ветки мыслили, и их думы
навевали на человека странный сон.
"Может быть, я так же умру, как этот человек, который сейчас боится
смерти", - думал Аман, глядя на Томаса. Томас был моложе Амана. Отсутствие
людей и злобы вернули ему человеческий лик - лик незапятнанного ничем
восемнадцатилетнего юноши. Иногда старики моложе нас, и я почувствовала
это на собственном опыте.
Аман снова закурил, вдыхая дым костра. Теперь уже он принимал в себя
мысли огня - древние умели общаться с природой и внутри себя, и - вне.
- Отец ищет дочь, - сказал он, - и он найдет ее.
Ни слова больше ни говоря, он поднялся и, повернувшись спиной, ушел.
Томас видел, как болтается на его уродливой кряжистой спине нож и кинжал -
кинжал с длинной рукояткой и лезвием раньше назывался "мечом".
Томас молчал. "Смогу ли я любить ее, как раньше? - подумал он, -
иногда и мысли - ложь".
Сарина проснулась и принялась расспрашивать монаха. "Надо бежать, -
сказала она, - надо скорее бежать". Она принялась свертывать покрывало и
сунула его в руки монаху. "Скорей, - сказала она, - скорей! Мы еще
успеем."
Странное оцепенение овладело монахом. Они провели хорошую ночь.
Любовь всегда хороша, когда ее мало. Он бросил ветки в огонь - он все
держал в одной руке эвкалиптовые ветки, которые ломал, когда пришел Аман,
а в другой - покрывало, которое сунула ему Сарина. "Пойдем", - сказал он.
"Мы будем счастливы" - это не говорилось, это подразумевалось. Сарине и
Томасу не требовалось говорить. Возникла единая мысль - более единая, чем
тело. Недаром многие политики сделали себе карьеру через любовь.
"Вернись в монастырь" - шептал ему невидимый голос. Но голос любви
был сильнее. Любовь смеется над нами и не воспринимает нас всерьез -
каких-то человечков, а мы поклоняемся ей и терпим нужду в словах и половых
партнерах.
Каждый шаг давался Томасу с трудом. Чем дальше монастырь, тем
притягательней его сила. Многие из вас подумали, что Сарина и Томас
переспали друг с другом или, как бы это выразиться помягче - устроили
половое сношение. В наш век распущенности и свободы только дети
вздрагивают от таких слов, а я пишу о людях, которые сами себя погубили.
Впрочем, эта фраза пригодна ко всему нашему миру, а не только к Сарине и
Томасу, или, предположим, Аману.
Томас стремился как можно дальше уйти от монастыря, чтобы вернуться к
нему. Сарина пыталась увести Томаса как можно дальше от монастыря - в этом
она угадывала его мысли. Иногда мне кажется, что у женщины нет своих
мыслей, а она повторяет только мужские. Тут много рассуждали о любви и
огне, пылающем и страстном, так женщина - это кувшин, и он так же пуст,
как эхо в горах.
Но везде была равнина. Томас и Сарина шли уже второй день. Вот-вот
должны были появиться золотые ворота. Но тут Сарине стало плохо. Напал
вдруг кашель, боль в горле и ногах - ноги не могли идти, и пришлось
заночевать у брата Томаса - Игоря. Нам дается только два дня, чтобы бежать
от напастей, но мы часто используем их не по назначению.
Игорь жил в небольшой избенке типа хаты на краю государства.
6. В ДОМЕ У ИГОРЯ
Игорь и Ольга встретили Сарину. Только не подумайте, что я пишу о
себе. У нее были золотистые волосы. Мне уже пятьдесят, а ей было двадцать.
Что касается Игоря - то лет тридцать восемь или тридцать - для мужчины
возраст не важен.
Игорь был похож на Томаса только глазами - тот же голубой взгляд. Но
если у Томаса глаза выцвели и стали серыми, то Игорь и Ольга жили в
довольстве уже пять лет - скоро Ольге исполнился бы двадцать один. Детей у
них не было. Один отец - это один отец, да и разница в возрасте
сказывалась - пятьдесят восемь не тридцать шесть (Игорю было тридцать
шесть), но я чувствую, что утомила вас цифрами, так что без дальних цифр
скажем, что разговор мужчин был так же бессмыслен, как эти расчеты. Долгое
молчание не приучает к болтовне, да к тому же скучно говорить, если видишь
мысли друг друга. В переводе на человеческий язык это значило, что Томас
оставляет Сарину у Игоря и уходит - за лекарством или по каким-то своим
делам - уходит из государства - что он и сделал, переступив тень,
отделявшую Падишаховоград (все государство называлось Падишаховоград, за
исключением монастыря - монастырь, как и такса, никак не назывался -
хорошенькая собачка, кстати.) Женщины говорили бы о ерунде, если бы Сарина
не была так больна. Как когда-то на ее дедушку, болезни накинулись на ее
нежное тело и рвали своим мертвыми зубами. Но если еще когда-то мертвое
победило живое - покажите мне этот край! (Не надо мне совать зеркало! Я
сама знаю, что красива!)
Сарина разглядывала себя в кусок льда, который ей принесла Ольга -
зеркала еще не придумали, и Ольга выращивала в саду деревья, на которых
росли куски льда - вот в такой кусок и смотрелась Сарина. Я специально
говорю вам, что все, что я пишу - неправда, чтобы вы не переживали, что он
ее бросил. В такой момент - и бросил! Спасся сам, как крыса! А может быть,
он с самого начала хотел, чтобы она вернулась к отцу! Протащил бедную
девочку по всему государству и даже не соблазнил!
Но Сарина сама кого угодно могла соблазнить. Железной рукой отложив
зеркало, она принялась за дело. Беря одну прядь за другой, она расчесывала
их, как когда-то - Глора и Клора, нет - Клара. "Я должна быть красивой, -
думала она, - он придет, а я буду красивой." Игорь и Ольга не сказали ей,
что она пролежала две недели в беспамятстве, и Сарина осталась такой же
краснощекой и здоровенькой, как была. К тому же воздух дома Игоря и Ольги
пошел ей на пользу - прямо перед окнами, окружая дом, как платье окружает
невесту, рос сад - вишневый розовый сад. Пока Сарина болела, лепестки
отвалились, и на их месте появились зеленые шарики, а вслед за этим -
плоды, точная копия персиков, если не считать цвета и размеров - персики
желтого цвета, а эти - красные. Мягкая жидкость, тающая внутри Сарины.
Кровь земли соединялась с ее кровью, и она испытывала любовь, и не любя и
не видя того, кто ей был нужен.
Наконец Томас вернулся. Лекарство, которое он нес, оказалось не нужно
- пучок сухой травы, который, по мнению Томаса, мог излечить Сарину. А где
Падишах? - спросите вы. Подождите, не сбивайте меня. Надо сперва
хорошенько нарадоваться, чтобы потом печалиться.
Сарина и Томас гуляли по саду, залазили в соседнее государство - весь
мир принадлежал им. Но однажды Томас поскользнулся на тонком мостике через
реку, соединяющую два берега - река, как мост, соединяет берега; если бы
ее не было, а была пустота, мы не смогли бы переплыть на тот берег, в
пустоте-то особо не разживешься, о чем свидетельствует космос, а, может
быть, люди - это существа, способные жить на Земле?
Ощущение счастья не покидало ее. Она даже не вышла из этого
состояния, когда Томас умер. А вышло вот что.
Мужчины сговорились, что Томас должен умереть. Иначе ему не
отвязаться от Сарины и от своей любви к ней. Старые - а дураки! Сказала бы
я, если бы вы меня спросили! Пятьдесят восемь лет, а не соображает ничего.
Тоже, мальчик нашелся! Озорник, шутник, розыгрышник! Взяли гроб,
пригласили гостей. Накрыли стол, вырыли яму. В тот момент, как надо
опускать гроб в землю, Томас вынырнул из него - в ту секунду, как крышка
гроба закрывалась, так в эту щель между верхней и нижней половинкой
скользнул и убег от "смерти". Сарина думала, что Томас умер,
поскользнувшись на бревне и упав в воду (а потом его вытащили, утопленника
нашего, шутника! Столько лет прошло, а, как узнала правду, всю меня
колотит.) Лег на землю, а его братец - Игорь - быстро накрыл Томаса
одеялом, чтоб другие не видели. А люди тоже - не глупые. Один увидел
башмак Томаса и говорит: "Что это? Вроде покойник в гробу лежал, а теперь
- на земле?" Но Игорь увел его выпить стаканчик пива, и тот успокоился.
"Может, и вправду, - думал он, - мы так хороним, другие - этак, а монах -
пришлый человек. Может, у них так положено, чтобы труп после смерти
выскальзывал из гроба. А что, хоронить пустой гроб - это мысль! Это
свидетельствует о единстве духа и тела!" Чем только люди не оправдают свою
глупость - и духом, и телом, и - любовью.
Сарина не почувствовала его исчезновения. Монах, после того как
совершил клятвопреступление и ложное погребение, отправился в дальние
страны замаливать свои грехи, что вполне соответствовало его монашескому
поведению.
Сарина осталась одна. Но весь мир был с ней. Почему это, когда я пишу
водевиль, выходит трагедия? А стоит прикоснуться к трагическому, как тут
же выползает противный толстый водевиль и начинает хрумкать у меня под
носом и над ухом сметаной с помидором и тыкать в каждую строчку жирным
красным пальцем с грязными ногтями (лень руки мыть): "Это - не так, а се -
не этак! А это се? Слезы, да? Зачем? Тебе что, в жизни слез мало? Ах ты
дрянь, ты хочешь, чтобы я еще и в выдумках плакал?" Водевиль почему-то
считает, что все, что я пишу - это о нем, эгоист!
Сарина осталась одна и не жалела об этом. Журчанье воды в реке, блеск
солнца - монах подарил ей целый мир - бесплатно. Иногда она вспоминала
его. Но как нечто, относящееся к ее жизни, и - не больше. Мудрость
влюбленных в том, что, даже уходя, они оставляют нам частичку любви.
Аминь. Да простит мне Бог все мои прегрешения и то, что я смеюсь над ним,
ведь я - часть Бога! И если я смеюсь над собой, значит, я смеюсь над Ним!
Поистине гигантское терпение нужно иметь, чтобы терпеть все это. Но все
отцы балуют своих детей.
7. УБИЙСТВО
Падишах отвернулся. Сколько можно смотреть! Казнь закончилась.
Аман был привязан к дереву. Гладкий ствол эвкалипта холодил лицо,
если приходилось очень больно.
Руки его, привязанные за кисти, обхватывали дерево, так что Аман
оказался спиной к окружающим. Его били кнутом стараясь попасть в лицо, но
не в глаза - кому нужен слепой калека! Глаза у Амана остались целы.
Его затылок представлял сплошное месиво из кнута, идущих друг за
другом ударов и крови. Мелкие сосуды рвались, а крупные выдержали - они не
были рассчитаны на пытку, но с самого рождения человека предназначены для
жизни.
И так все было ясно. Дочь Падишаха убежала с иностранцем - уже второй
раз, если считать первую, хотя это и был тогда фарс. Люди будут смеяться.
Чтоб люди не смеялись, Падишах вымещал свою злобу на Амане.
Он ничего не сделал. Это потом выяснилось, что он ходил к монаху и
предупредил его. Так думал Падишах. Не мог же Аман объяснить движений
своей души - что он ходил к монаху, чтобы поймать его, но потом увидел,
что тот боится смерти, и простил его. Боятся смерти только любящие, а Аман
был мужчина, и ревность - один из двигателей процесса.
Аман шел, чтобы уничтожить своего противника, хотя принцесса - или
шахиня, как вам больше нравится - была недосягаема, как заря на небе.
Аман очнулся. Затылок болел. С этого момента он считался сумасшедшим,
хотя разум проснулся в нем. Необходимо пояснить с медицинской точки
зрения, что произошло. Поскольку медицина у нас передовая отрасль и может
констатировать смерть и даже определить болезнь, если это видно
невооруженным взглядом, то я скажу: "Вдоль тела идут сосуды. Они крепятся
к голове. Таким образом, голова управляет всем. Внутри тела гнездится
зародыш смерти. Поскольку у Амана этот зародыш не был задет - предположим,
у диабетиков он расцветает в желудке, а у больных астмой перемещается в
легкие. Если только я не перепутала что-нибудь, и астма - это желудок, а
не нога. Таким образом, этот зародыш перемещается по телу человека и ищет,
где бы расцвести и захватить пространство." Это я к тому, что у Амана
перебили только сосуды, и они вспучились и стали гнать гнилую кровь по
всему телу, а так Аман был здоров даже лучше, чем раньше. Так думал
Падишах. Так думали все. Так думал сам Аман. Теперь Аман мог быть с
Сариной навсегда. Падишах любил сумасшедших. Сумасшедшими легче управлять.
Падишах приблизил Амана к себе. Одинакового ростика, они часто ходили по
двору падишахового дома и болтали. Аман простил Падишаха. Они стали
друзьями. Все убийцы когда-то будут оправданы, и горе забудется. Может,
проще не убивать? Неужели мы родились на свет, чтобы есть, спать и
убивать? Хорошо, сменим тему - чтобы молиться, падать духом и снова
вставать? И все? Кому нужны эти бесконечные падения, кроме человека?
Сарина не задумалась над этим. С тех пор, как "умер" (мы-то знаем,
что не умер, а она думала, что мертв) Томас, она не выходила из своего
дома, по крайней мере - за пределы дворца и маленького сада вокруг него.
Аман иногда видел ее синее или серое платье.
Сарина тосковала о Томасе. Так думал Падишах. Он был так занят
разговорами с Аманом о смысле жизни (говорил, естественно, Падишах), что
не обращал внимания на дочь. Родители часто не обращают внимания на детей,
которые не оправдали их надежды или их самих, и предпочли жизнь другую, не
такую, как у них. Очень удобно. Падишах был счастлив. Дочь при нем.
Государство цело. Собеседник для разговоров есть.
"Хоть бы соблазнила этого монаха, - думал иногда Падишах, - может
быть, лучше бы было. Но, с другой стороны - было бы какое-нибудь
монахическое государство вместо монархического. Тогда - прощай, трон! Нет,
отличненько, что все - так!" Взрослые люди всегда найдут оправдание своим
поступкам. С тех пор, как умер Томас, Сарина ни о чем не думала. Ах, нет!
Думала. Она вспомнила Игоря.
Падишах, рассерженный, что ему пришлось избить Амана - Падишах был
уверен, что Аман специально подстроил эту вылазку, чтобы позлить его,
Падишаха - и приказал бить его по голове, чтобы лишить разума. Когда он
лишил разума, он успокоился, но это было еще не все.
Отчаявшись найти Сариночку, он вернулся в замок, чтобы отдохнуть и
перекусить. Но подозрения стали заползать в его дурную голову: "Что, если
надо было бежать за ними, схватить, а потом вернуться в замок? - думал
Падишах, - или наоборот - сначала вернуться в замок, потом схватить и
бежать?" Власть Падишаха была так велика, что он не сомневался, что рано
или поздно схватит беглецов. То, что они могут перейти границу, не
приходило ему в голову. Зачем? Ведь он хочет схватить их! Зачем им
скрываться, если он, Падишах, хочет найти их? Все должно делаться ради
Падишаха и для его дочери.
Говорят, люди, уверенные в себе, обладают властью - зверь бежит к ним
в ловушку, люди сами несут подаяние - нет, подать. Подать, дань и налоги.
Люди сами платят, потому что им нравится платить и чувствовать себя
ответственными. Эту мысль Падишах внушил народу, и народ слушался его.
Лучше отдать что-то добром, иначе заставят силой.
Поэтому люди очень спокойно смотрели, как Падишах пронесся на своей
сытой лошади к дому Игоря (и он, и лошадь хорошо отдохнули за две недели,
в которые болела Сарина и умер Томас), и приспели к концу представления.
Сарина сидела, опустив голову, на завалинке дома Игоря и Ольги, а Игорь
вышел в сад, чтобы окопать вишню к весне. "Ах, так!" - закричал Падишах,
схватив Сарину за руку (для этого слез с коня, но тут же взобрался на него
снова, и помчался, топча капустные грядки с ботвой от свеклы - свекла еще
не выросла). "Ах, так! - кричал Падишах. - Ты забрал у меня дочь! Ты
держишь ее у себя!" И он рубанул Игоря по виску.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг