коридора выстроившихся работников спичечной фабрики и химкомбината. Сзади
кортеж сопровождал мотоцикл с коляской, ведомый тестем художника
Дамменлибена, бывшим заместителем начальника мухославской ГАИ. В коляске в
вечернем платье, с каской на голове величественно сидела теща художника
Дамменлибена. Она широко улыбалась стоявшим по пути мухославцам,
приветливо делала им ручкой и повторяла то и дело: "Здравствуйте,
здравствуйте, товарищи!" В сопровождении Алело Никитича и переводчицы
господин Бедейкер поднялся в специально подготовленный для него
трехкомнатный "люкс" на втором этаже. Алеко Никитич пожелал ему хорошо
отдохнуть с дороги и спустился в холл, где его ожидал Н.Р., которому не
годилось провожать господина Бедейкера в номер.
17
Прием господина Бедейкера в редакции журнала "Поле-полюшко" состоялся
в 17.30 того же дня. К этому времени фанберрского гостя уже ждали все
сотрудники редакции и приглашенные. В последний момент стало известно, что
не приедет Н.Р. Многие облегченно вздохнули, полагая, что отсутствие Н.Р.
создаст во время приема и банкета непринужденную обстановку. Все толпились
в конференц-зале, украдкой поглядывая на расставленные в виде буквы "Т"
столы с угощениями и напитками.
- Теперь так, - приставал к Индею Гордеевичу известный в Мухославске
писатель-почвенник Ефим Дынин, - а ежели я, к примеру, спрошу его про
Общий рынок? Запросто спрошу, напрямки. Тогда что?
- О чем угодно, - советовал Индей Гордеевич, - только не об Общем
рынке.
Публицист Вовец, успевший к этому времени по-тихому опрокинуть бокал
сока под болгарский огурчик, встрял с шуткой:
- А вы его спросите, почем помидоры на Общем рынке, так?
- Какие помидоры? - не понял шутку Дынин.
- Да это шутка, так? - захохотал Вовец. - Шутка!
- С шутками тоже поосторожнее, - строго заметил Индей Гордеевич.
- А если я, к примеру, спрошу, как у них с крупным рогатым скотом?
Запросто, напрямки, а?
- У них хорошо с крупным рогатым скотом, - скрывая раздражение,
ответил Индей Гордеевич. - А если не о чем спрашивать, то лучше помолчать.
Художник Дамменлибен только что повесил на стену игривый
коллаж-монтаж и, стоя рядом, наблюдал, какое впечатление коллаж-монтаж
производил на присутствующих. Затея Дамменлибена представляла собой
красочное панно на темы "Вальпургиевой ночи" в воображении художника. Лица
сотрудников и писателей, вырезанные из фотографий, были приклеены к
мужским и женским телам, взятым из полупорнографических журналов. В самом
центре панно плотоядно улыбающийся Алеко Никитич с телом
культуриста-производителя взирал на Глорию с ярко выраженными русалочьими
бедрами. Образы не соответствовали оригиналам, и все спрашивали у
Дамменлибена, что он хотел этим сказать.
- Б-б-леск! - хохотал Дамменлибен. - Дико смешно!
- Ты все-таки, Теодор, зад Глории заклей, - советовал Индей
Гордеевич, - она может обидеться.
- Ч-че-п-п-уха! - кричал Дамменлибен. - Вы мою Нелли знаете она умная
женщина все свои люди а как Ригонда?
- Ригонда ничего, - довольно ответил Индей Гордеевич, ища глазами
Ригонду, которая кокетничала в углу с Бестиевым.
Тело Ригонды было взято из рекламы женских колготок во французском
журнале "Она". Поэт Колбаско и Людмилка были изображены под роскошным
одеялом, изо рта у Колбаско торчал пузырь с надписью: "Ку-ку!".
Группа развратных фигур с головами Ольги Владимировны, вахтерши Ани,
жены Свища и жены Зверцева танцевала вокруг сатирика Аркана Гайского, у
которого на самом интересном месте висел большой амбарный замок.
Почвенник Ефим Дынин после долгих поисков нашел наконец свое лицо,
смонтированное с конской фигурой, снабженной всеми конскими деталями.
- Непохоже, Теодор, - корил он Дамменлибена, - совсем непохоже.
- Д-да б-б-рось ты Фимуля! - кричал художник. - Ты же т-т-талантливый
писатель!
Публицист Вовец, пользуясь неразберихой, хватанул еще бокал сока и
хотел уже было наполнить следующий, как в конференц-зал вбежал
возбужденный Свищ и прошептал таинственно:
- Приехали!
Все присутствующие, в том числе и недовольный Вовец, направились к
дверям встречать господина Бедейкера.
Улыбающийся, хорошо пахнущий, в шикарном темно-синем костюме господин
Бедейкер вошел в редакцию в сопровождении Алеко Никитича в строгом черном
костюме и Глории в вишневого цвета бархатном платье. Алеко Никитич
представил Бедейкеру собравшихся, и все проследовали в конференц-зал.
- О-о! - обрадовался Бедейкер, увидев коллаж-монтаж. - Русский
эротик!
Алеко Никитич, для которого панно явилось полнейшей неожиданностью,
гневно взглянул на Дамменлибена и, улыбаясь, сказал Бедейкеру:
- Домашнее баловство в узком кругу...
- О-о! - закричал Бедейкер, узнав на панно Глорию. - Грандиозно! - Он
сравнил изображение с Глорией. - Фэнтэстик! Завидую! - Последнее уже
относилось к Алеко Никитичу.
- Шутливая гипербола, - нараспев произнес он.
- О-о! - изумился Бедейкер, обнаружив Ефима Дынина с конской фигурой.
- Кентавр!
- Очень приятно, - смущенно поклонился Дынин. - Ефим Дынин,
почвенник...
- Наш крупный прозаик, - представил его Алеко Никитич. - Земной
художник, пахарь...
- Это видно! - сказал Бедейкер, указывая на конскую фигуру
писателя-почвенника. - Эротическая тема... Наш журнал серьезно изучает
этот вопрос...
- Мы тоже, - сказал Алеко Никитич, уничтожая взглядом Дамменлибена. -
А вот и автор!
- О-о! - обрадовался Бедейкер. - И давно это у вас?
- Мы, господин Бедейкер, - гордо и неожиданно четко сказал
Дамменлибен, - когда на территорию Германии вошли, немок не трогали...
- Господин Бедейкер, - пригласил Алеко Никитич, - прошу за стол! Чем
богаты, тем и рады!
За горизонтальную часть Т-образно составленных столов сели господин
Бедейкер, Глория, Алеко Никитич, Ригонда и Индей Гордеевич. В
непосредственной близости от них за вертикальной частью расположились
сотрудники редакции и гости первой гильдии. В самом конце устроились
машинистка Ольга Владимировна, вахтерша Аня и гости второй гильдии. Столы
ломились от еды и разноцветных соков, разлитых по кувшинчикам и графинам.
- Попрошу наполнить! - встал Алеко Никитич.
- А кто уже наполнил? - пошутил Вовец.
- Того попрошу помолчать! - не понял шутки Алеко Никитич.
Вовец недовольно хрустнул болгарским огурцом, и наступила тишина.
- Уважаемый господин Бедейкер! - провозгласил Алеко Никитич. -
Дорогой Чарльз! Год назад в далекой, но теперь уже близкой нам Фанберре ты
изъявил желание продолжить нашу дружбу в Мухославске. Сегодня твое желание
сбылось. Это еще раз говорит о том, что при наличии доброй воли и
непредвзятого отношения к существующей действительности нет никаких
преград на пути к взаимопониманию и взаимопроникновению на основе
взаимодоверия и взаимоуважения. Жители Мухославска с пристальным вниманием
и глубоким интересом следят за развитием австралийской литературы, а в
книжных магазинах Фанберры произведения наших мухославских авторов не
залеживаются. У вас есть что посмотреть, а у нас есть что показать. Наши
взаиморазногласия разделяет экватор, но наши взаимосимпатии соединяет
меридиан. Успехов тебе, Чарльз! Процветания твоему журналу! Мир твоему
дому!
"С ответной речью выступил г-н Бедейкер. Речи руководителей двух
журналов были выслушаны с большим вниманием и неоднократно прерывались
аплодисментами".
(Из газеты "Вечерний Мухославск").
Банкет продолжал развиваться по присущим ему законам, и уже через
полчаса все вдруг разом громко заговорили. Каждый брал слово и, пытаясь
перекричать остальных, говорил о своем. Бедейкер оказался большим
любителем соков и закусок. Вскоре один свой глаз он положил на Ольгу
Владимировну, а другим бесконечно подмигивал жене Свища, которая, посчитав
это правилом хорошего тона, тоже стала подмигивать Бедейкеру. Сам же Свищ,
полагая, что Бедейкер дружески подмигивает ему, начал отвечать тем же, чем
вызвал у Бедейкера нехорошие подозрения. Подозрения усугубились еще и
тостом, с которым Свищу удалось прорваться.
- Друзья мои! - сказал Свищ, излучая ласку. - Предлагаю выпить за
нашего наставника, которого мы между собой величаем Никитичем, и за его
обаятельную женушку! Им мы обязаны журналом нашим замечательным, яствами
сегодняшними неописуемыми, гостем нашим ласковым! Урашеньки!
Гип-гип-урашеньки! - И Свищ, пригубив бокал с соком, подмигнул Бедейкеру.
"Дамы пьют стоя, мужчины - на коленях, так?" - пошутил с другого
конца стола Вовец".
(Из анонимной записки на имя Н.Р.)
- Скажите ему, чтобы прекратил! - прошептал Алеко Никитич Индею
Гордеевичу.
- Слушай, Бедейкер! - неожиданно возник Ефим Дынин. - Вот я тебя
запросто спрошу, напрямки: почему ты почвенников не печатаешь?
Переводчица, схватившая было кусок холодца, положила его обратно на
блюдо и перевела вопрос Бедейкеру.
А Дынин настаивал:
- Мне твои шиллинги не нужны. У меня, слава богу, коровенка есть и
свинки бегают, но почему ты почвенников не переводишь?
Бедейкер постучал вилкой по бокалу. Алеко Никитич сделал то же самое.
Наступила относительная тишина, в которой повисла фраза Ольги
Владимировны: "А он мне нравится!".
- Господа! - с трудом поднялся Бедейкер. - У вас, как я слышал, лежит
интересное произведение, которое может иметь успех у нашего читателя...
Дорогой Алеко! Пользуюсь случаем и большим количеством людей и прошу тебя
передать в мой журнал эту рукопись.
- Слушай, Бедейкер! - хлопнул его по плечу Ефим Дынин. - А ты мне на
вопрос не ответил. Почему ты почвенников не печатаешь?
- Во-первых, Чарльз, - с дипломатическим дружелюбием сказал Алеко
Никитич, - нехорошо выведывать редакционные тайны, а во-вторых, вопрос с
публикацией этого произведения еще не решен...
- Это чудо, господин Бедейкер! - буквально зашлась Глория. -
Австралия будет в восторге!
Алеко Никитич под столом наступил ей на ногу и продолжал:
- У нас и без того много талантливых писателей. Бестиев, к примеру,
сейчас закончил интересную повесть...
- Спасибо! - сказал Бедейкер. - Наш читатель знает имя Бестиев...
- Могу взять псевдоним! - подскочил Бестиев. - Волков... Чем плохо?
А? Ну чем плохо-то?
- Как волков ни корми, он все в лес смотрит! - сострил Колбаско.
- Пошли танцевать, господин Бедейкер! - вдруг вскочила со своего
места Ольга Владимировна. - "Я цыганочку свою работать не заста-а-авлю..."
И, тряся плечами и грудью, Ольга Владимировна стала надвигаться на
Бедейкера.
Алеко Никитич захлопал в ладоши, отметив находчивость редакционной
машинистки, и еще раз мысленно пообещал ей посодействовать в вопросе
отдельной квартиры.
Все хлопали до тех пор, пока Ольга Владимировна вконец не затанцевала
господина Бедейкера. И когда он, обливаясь потом, приложился к ее руке,
она неожиданно притянула его за уши и впилась отчаянным длительным
поцелуем одинокой женщины.
- За простых работников журнала! - заверещал Аркан Гайский. - Без них
мы - ничто! За Ольгу Владимировну!
А Ольга Владимировна внезапно побледнела и выбежала из
конференц-зала. Включили магнитофон, и начались танцы. Жена Свища выбрала
Алеко Никитича. Свищ - Глорию. Индей Гордеевич пошел с Ригондой. Остальные
- кто с кем.
- Прижми меня, Индюша, - прошептала Ригонда.
Но, странное дело, Индей Гордеевич почувствовал прежнюю
индифферентность по отношению к супруге. Он танцевал с ней, смотрел на нее
совершенно спокойно, прижимал по ее просьбе, но никаких возбуждающих токов
не получал, да и, очевидно, не продуцировал.
- Труп! - сказала Ригонда и освободила его от обязанности партнера.
Индей Гордеевич сел опять за стол, пожевал цыплячью ножку и начал
тупо наблюдать за вихрем невероятнейших сексапильных па, которые Ригонда
выделывала с Бестиевым. Но Индея Гордеевича это вовсе не волновало.
"Вот и опять", - подумал он.
Свищ наяривал вприсядку под Тома Джонса.
Прием по случаю приезда господина Бедейкера постепенно обрел
непринужденность. Самого высокого гостя атаковали хозяева.
"У вас легко, - говорил Гайский, - у вас все можно. А у нас сатирикам
трудно. Душат. Завидуют. Надо иметь большое гражданское мужество".
(Из анонимной записки на имя Н.Р.)
- А у меня, - Вовец опрокинул рюмку, - есть некие претензии к вашему
Кортасару.
- Кортасар не их, - сказала переводчица, - Кортасар -
латиноамериканец.
Бедейкер кивнул.
Колбаско воровато гладил под столом руку переводчицы и взрывался
каламбурами.
Вахтерша Аня внесла из подсобки раскаленный самовар и стала обносить
гостей чаем, ошпаривая и обливая танцующих.
- А-а-а! - доносилось из коридора. - А-а-а!
- Ольга Владимировна лишнее перетанцевала. Надо ее успокоить, -
доверительно сказал Алеко Никитич жене Свища.
- Я ее отвезу домой! - обрадовался Аркан Гайский и выскочил в
коридор.
Через короткое время опять из коридора раздалось душераздирающее
"а-а-а!", и в конференц-зал вбежал красный Гайский.
- Кусается, стерва! - сказал он, рассматривая следы зубов Ольги
Владимировны на своем левом предплечье.
- Теодор, - обратился Алеко Никитич к Дамменлибену, - уложите ее в
моем кабинете.
Господин Бедейкер вдруг встал и попытался направиться к выходу.
Бестиев подскочил к нему и, взяв под руку, повел в сторону туалета.
- Его надо отправить в гостиницу, - сказала переводчица. - Он устал.
- Я тоже так думаю, - зевнул Алеко Никитич, обращаясь к Индею
Гордеевичу. - Берите Ригонду, проводим Чарльза, а потом мы с Глорией
подбросим вас домой.
Ведя господина Бедейкера из туалета, Бестиев снял с себя маленький
медный крестик, купленный им за двадцать крон в Праге, и почти насильно
надел его на шею дорогого гостя.
- Мой презент! - говорил он. - Память! Чистое золото! Мы все -
христиане.
Когда они вошли в конференц-зал, Бедейкер бросился к своему
объемистому портфелю и вынул из него красивую довольно большую коробку.
- Мой презент! - Бедейкер протянул Бестиеву коробку. - Магнитофон!
Четыре скорости! Мы все - христиане!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг