Ферруго, но горько и позорно будет мадранту от такой победы. Поэтому
только мадрант может убить Ферруго, и только Ферруго может убить
мадранта!.."
Рапсод Мургабович зарычал. И об этой истории вспомнили, сволочи!
Конечно, про Валечку идет речь. Про девчонку из торгового техникума,
клянусь мамой... Так что же, Рапсод Мургабович не может полюбить девчонку
из торгового техникума?.. Он не соблазнял ее, не спаивал, не угрожал. Он
просто превращался в виноградное желе, когда ее видел... Да, он хотел,
чтобы ее оставили работать в его магазине, и он сделал все, чтобы ее
оставили... Да, он дарил ей дорогие подарки, но не потому, что покупал ее,
а потому что хотел. Хотел делать - и делал! И не какие-нибудь дешевые
колготки, а французские духи за 80 руб.! И не плитку вонючего лежалого
шоколада, а золотое колечко с камнем!.. И не в заплеванный "Парус"
приглашал ее ужинать, а в Сочи с ней на субботу и воскресенье!.. И, кабы
не жена с ребенком и не должность, женился бы! И плевал бы на разницу в
возрасте!.. Но не Валечка же решилась накатать все это!.. А может быть, ее
паренек? Двадцатилетний сопляк, которого однажды Рапсод Мургабович
вынужден был просто побить... Вполне возможно!.. Ух, гнилое поколение!
Крикуны недоделанные! Топтуны вокально-инструментальные! Волосатики
бритоголовые!.. И Рапсод Мургабович аж передернулся, когда представил,
ч_т_о_ может быть, если про историю с Валечкой узнает Гаяне...
"Палач Басстио и его помощники работали не покладая рук, а воины
доставляли из города все новых и новых задержанных. Первый ревзод лично
учинял допрос каждому, прежде чем передать его в руки палача. Одни из
горожан целовали ноги Первого ревзода и плакали, утверждая, что никогда в
жизни не видели и не знали никакого Ферруго, другие принимали смерть
молча, как нечто неотвратимое и должное, третьи успевали крикнуть: "Да
здравствует Ферруго!" или "Смерть мадранту!" - но никто из них, и это
Первый ревзод чувствовал, действительно не имел отношения к Ферруго. Двое
рыбаков приволокли связанного сумасшедшего старика и, ссылаясь на указ
мадранта, потребовали произвести их в ревзоды, утверждая, что связанный
старик и есть Ферруго. Но когда старика развязали, он стал мочиться прямо
на Первого ревзода и произносить непристойности. Его обезглавили, а
простодушных рыбаков, перед тем как прикончить, заставили пить кровь
казненного сумасшедшего. Тогда по приказу Первого ревзода по всему городу
появились воззвания, в которых именем мадранта обещались жизнь и свобода
Ферруго, если он добровольно предстанет перед глазами мадранта. И к
середине дня перед мадрантом уже стояли двадцать горожан, каждый из
которых утверждал, что именно он и есть Ферруго. Мадрант с нескрываемым
презрением оглядел всех и каждому посмотрел в глаза, но ни один из них не
выдержал его взгляда... Понимают ли они, что в лучшем случае девятнадцать
из двадцати лгут, и чем докажет тот единственный двадцатый, что именно он
Ферруго?..
И самозванцы по очереди произносили вслух творения Ферруго, вкладывая
возможно большую страсть и ненависть. И мадрант улыбался, слушая их, а
Первый ревзод, стоявший рядом, уже рад был бы любого признать как Ферруго,
потому что времени до Новой луны оставалось все меньше и меньше...
Ну что же, если Первому ревзоду кажется, что именно пятый, или
двенадцатый, или восьмой действительно Ферруго, то пусть Ферруго порадует
нас новыми творениями, которые еще неизвестны Первому ревзоду и мадранту.
Ведь Ферруго нечего бояться. Слово мадранта - закон. Ферруго ждут жизнь и
свобода.
Но пятый, и двенадцатый, и восьмой только мычали что-то
невразумительное.
А потому пусть поторопится Первый ревзод в поисках настоящего
Ферруго. Двадцать лжецов, обманувших мадранта и решивших купить себе
славу, жизнь и свободу чужими словами, должны быть повешены, и на спине у
каждого следует написать красными буквами: "Я предал Ферруго тем, что я не
Ферруго".
И когда украсили городскую площадь телами самозванцев, горожане
ликовали, ибо это означало, что Ферруго жив и на свободе. И молча взирал
на страшную гирлянду лишь Первый ревзод.
К исходу дня казни прекратились, потому что казнить было некого.
Последние горожане покидали город и уходили в горы, посылая проклятья в
сторону дворца и с тревогой поглядывая на вершину Священной Карраско,
почти совсем скрытую большим черным облаком, которое время от времени
вспарывали острые ослепляющие молнии. Воинские кордоны уже не в состоянии
были остановить этот великий исход и присоединялись к горожанам. Тех же,
кто пытался проявить остатки преданности мадранту, убивали на месте. Люди
размахивали синими знаменами, в центре каждого из которых красовалась
белая голова собаки. К ночи в погрузившемся во мрак опустевшем городе
оставались только ревзоды, мадрант и небольшой отряд его личной охраны.
Совет ревзодов уже много часов подряд пытался и все никак не мог принять
решение.
Именно сейчас Первому ревзоду был необходим Ферруго, уже не ради
сохранения собственной жизни, а ради спасения страны и всего того, чему
свято служили он и его предки в течение почти двенадцати столетий. Войти в
контакт с Ферруго, выяснить, чего он хочет, вселяя в горожан смуту своими
творениями, и попытаться направить весь гнев этого собачьего движения
против мадранта и затем с помощью ревзодов убить мадранта, вылив таким
образом умиротворяющее масло в бушующее море. А затем предложить Ферруго
занять дворец мадранта и стать мадрантом. И пусть Ферруго не называет себя
мадрантом. Пусть назовет себя кем угодно, и пусть ревзоды перестанут
именоваться ревзодами... Первый ревзод нечестолюбив. Он никогда не
завидовал мадранту и не представлял себя на его месте. Кому быть
мадрантом, в конце концов, решает небо. Он же должен оставаться Первым
ревзодом при любом из них. И Ферруго, не имея опыта и осведомленности в
государственных делах, будет нуждаться в советах и помощи Первого ревзода,
и мудрый, хитрый Первый ревзод очень скоро сделает так, что Ферруго сперва
поверит ему, а потом себе, и постепенно убедится в том, что он не зря
занимает дворец мадранта, а обожание, с каким горожане относятся к
Ферруго, позволит делать с ними все, что заблагорассудится. Им же будет
казаться, что они добились своего, возвратив себе "гордое имя - Собака",
избавившись от одного и избрав себе другого мадранта. Так уже было однажды
в истории страны и нынешний мадрант сам происходит от появившегося семьсот
лет назад смутьяна, в то время как родословная Первого ревзода чиста с
незапамятных времен до сегодняшнего дня...
И пока Первый ревзод думал о своем, рассеянно слушая предложения
остальных ревзодов, горы вспыхнули неожиданно тысячами костров и факелов,
посыпалась горохом на город сухая дробь воинственных барабанов, и
донеслись до ушей ревзодов призывные боевые кличи. И показалось Первому
ревзоду, что повис над городом, вытягивая кишки, широко вибрирующий вой
бешеного мадрантового пса.
И когда мадрант из своего окна увидел, что огни пришли в движение и
поплыли вниз по направлению к городу, с каждой минутой делая ночь все
светлее, он понял, что воля и власть мадранта, его суровые указы и
великодушные одаривания, топоры Басстио и зубы священных куймонов,
наконец, безграничная любовь и преданность ему горожан оказались слабее
двух десятков слов, рожденных свободным Ферруго, и почти звериный крик,
выражавший и радость, и ненависть одновременно, вырвался из его груди..."
На этом месте вошел Алеко Никитич и протянул Рапсоду Мургабовичу по
всем правилам оформленное требование. Рапсод Мургабович спрятал требование
в карман, встал с кресла и, указав на рукопись, спросил мрачно:
- Напечатаешь?
- Пока все идет к тому, - ответил Алеко Никитич.
- Руки не подам! - сказал Рапсод Мургабович. - Прокляну!.. Детям
накажу! Внукам!.. Вечным врагом будешь!
Алеко Никитич опешил:
- Что с тобой, Рапсод?
- Клянусь мамой! - кричал Рапсод Мургабович, делаясь красным. -
Плевать в твою сторону буду!.. Застрелюсь!.. В тюрьму сяду, а позора не
потерплю!.. Ты мой друг! Я твой друг!.. Тебе икра нужна - бери икру! Рыба
красная нужна - бери рыбу! Апельсины - апельсины бери! Рапсод другу
никогда не откажет! Рапсод, напиши эсце - Рапсод ночей не спит, с ума
сходит - эсце пишет! Рапсод понимает: один раз живем, друзьям помогать
надо!.. Я к тебе за помощью не обращался! Мне твоя помощь не нужна! Я
гордый. Я могу весь твой журнал купить и туалетной бумагой обмотать! И я
не обеднею!.. Но, когда Рапсоду на ногу наступают, в Рапсоде зверь
просыпается!..
- Слушай, Рапсод, дорогой, да что, наконец, происходит? - не понимает
Алеко Никитич.
- Не понимаешь, да?
- Не понимаю.
- Вот так и знай! Напечатаешь - имя Рапсода забудешь!
- Ты освежись, дорогой, - говорит Алеко Никитич и кладет руку на
плечо Рапсоду Мургабовичу, - и потом спокойно все объяснишь... Главное,
чтоб с банкетом все было нормально...
Рапсод Мургабович сбрасывает руку друга с плеча.
- Имя Рапсода забудешь! Так и знай! - выкрикивает Рапсод Мургабович
и, пыхтя, выкатывается из кабинета.
...С-с-с... Все спятили... То ли перегрелись, то ли действительно от
летающей тарелки, то ли _э_т_о_... Алеко Никитич опасливо косится на
рукопись... Может, прав Индей Гордеевич?.. С-с-с... Сегодня утром Алеко
Никитич все же решился. Он нашел в старой записной книжке телефон и
позвонил. Он сразу узнал Симину мать и удивился столь моложаво звучавшему
голосу. Алеко Никитич поздоровался и, откашлявшись, представился... После
паузы он услышал: "Подонков попрошу больше не звонить"... Так и заявила...
Дело, конечно, хозяйское, но уж что-что, а подонком Алеко Никитич никогда
не был и таковым себя не считал... Просто все спятили... С-с-с...
16
Господин Бедейкер с супругой и сопровождающей его свитой, официально
именуемой "делегацией из австралийского города-побратима Фанберры", прибыл
в Мухославск в пятницу в одиннадцать часов утра. Ритуал встречи был
продуман и утвержден заранее. Алеко Никитич хотел, чтобы встреча в
Мухославском аэропорту и дальнейшее следование кортежа по центральной
улице транслировались по телевидению, но Н.Р. сообщил, что Москва этого не
утвердила, ибо никакого политического значения приезд не должен иметь.
Отменены были исполнение гимнов, почетный караул, ковровая дорожка от
самолета до здания аэровокзала и эскорт мотоциклистов. Разрешены были
краткие приветственные речи, тексты которых заготовили заранее, и
упредительный "газик" мухославской ГАИ.
Встречать господина Бедейкера решено было всем коллективом. В
помещении редакции по банкетно-хозяйственным делам остались только
машинистка Ольга Владимировна, вахтерша Аня и жена Свища. Среди
встречающих также были делегации спичечной фабрики и химкомбината. У всех
в руках были флажки с гербом города Фанберры и цветные воздушные шарики.
Как только самолет коснулся взлетно-посадочной полосы, объединенный
духовой оркестр производственно-технических училищ N_2 и N_7 грянул припев
английской солдатской песни "Типперери" и играл этот припев до тех пор,
пока серебристый лайнер не подрулил к стоянке и официально встречающие
лица не двинулись. Впереди медленно шагали Н.Р., Алеко Никитич с супругой
и переводчица. Чуть сзади шествовали Индей Гордеевич, директора спичечной
фабрики и химкомбината, Бестиев и Сверхщенский. Далее - все остальные.
Идти до самолета предстояло метров пятьдесят, и встречающие
переговаривались между собой, как водится в таких случаях, вполголоса. Но
так как говорить было не о чем, то разговор шел о погоде.
- Повезло ему с погодой, - сказал Н.Р.
- Да уж, - откликнулся Алеко Никитич.
- А интересно, какая погода в Фанберре? - полюбопытствовала Глория.
- Там сейчас зима, - вставил сзади Индей Гордеевич.
- Погода, надо сказать, замечательная, - сказал Н.Р.
- Исключительная погода, - согласился Алеко Никитич.
В этот момент Индей Гордеевич с ужасом прошипел в спину Н.Р.:
- Хлеб-соль!
- Хлеб-соль где? - процедил Н.Р. Алеко Никитичу.
- Хлеб-соль! Хлеб-соль! - пронеслось среди встречающих.
Свищ стремглав бросился к зданию аэровокзала. Через минуту оттуда
выбежала жена начальника аэропорта в расписном переднике, держа на
вытянутых руках каравай и солонку из ресторана. Она успела как раз к тому
времени, когда подали трап и дверца фюзеляжа открылась. Появившаяся
стюардесса некоторое время пыталась кого-то не выпускать, но ее
оттолкнули, и по трапу сбежали пятнадцать темномастных мужчин, кричавших
что-то на своем языке и оживленно жестикулирующих.
Жена начальника аэропорта бросилась было к ним с хлебом-солью, но
стюардесса закричала:
- Это не им! Они не делегация! Это свои! Привезли фрукты на рынок!..
Зато потом все было нормально. На трап ступил господин Бедейкер -
огромный полный мужчина. Он приподнял свою ковбойскую шляпу и замахал
свободной рукой. Встречающие в ответ тоже замахали руками и флажками. Жена
начальника аэропорта с хлебом-солью уже стояла у трапа.
Бедейкер отломил кусок хлеба, обмакнул его в соль и жадно съел. Все
ждали, пока он прожует. Бедейкер прожевал, проглотил, опять замахал руками
и неожиданно отломил еще кусок.
- Их не кормили? - шепотом спросила Глория.
- Пусть ест, - буркнул Н.Р.
Наконец Бедейкер уплел весь каравай, спрятал в сумку вышитое
полотенце и сделал шаг в направлении встречающих.
- Целовать? - тихо спросил Алеко Никитич.
- Целуете только вы, - деловито ответил Н.Р., - и однократно.
- Но это не по-русски...
- Однократно, - тоном, не вызывающим возражений, повторил Н.Р.
- Чарльз! - закричал Алеко Никитич. - Привет, дорогой! С приездом!
И, обняв Бедейкера, он нанес ему в еще соленые губы затяжной
дружеский поцелуй.
Когда все пережали друг другу руки, Н.Р. сделал шаг вперед и
произнес:
- Добро пожаловать, господин Бедейкер, на гостеприимную древнюю землю
солнечного Мухославска!..
Раздались аплодисменты, после которых Н.Р. достал из кармана
приветственную речь.
- Дорогой господин Чарльз Бедейкер! - прочитал Н.Р. - Дорогие
господа, члены делегации из далекого австралийского города-побратима
Фанберры! Как вы только что сказали в своей приветственной речи...
Переводчица начала переводить на ухо Бедейкеру, и тот сделал
изумленное лицо.
- Он еще не выступал, - вполголоса сказал Алеко Никитич, улыбаясь,
будто ничего не произошло.
Н.Р. и бровью не повел. Он сложил вчетверо свою речь, спрятал ее в
карман и широким жестом пригласил Бедейкера к микрофону.
- Слушаем вас, господин Бедейкер! - сказал он.
Бедейкер тоже достал из кармана свою речь и стал читать:
- Уважаемый господин Н.Р.! Уважаемый Алеко Никитич! Как вы только что
сказали в своей приветственной речи, разногласия в политических взглядах
между нашими странами не должны омрачать дружбу и взаимосимпатию между
нашими народами...
- Я еще ничего не говорил! - испугался Алеко Никитич.
- Скажете! - тихо произнес Н.Р. - Пусть продолжает.
"На аэродроме г-н Бедейкер обратился к встречающим с ответной теплой
речью".
(Из газеты "Вечерний Мухославск").
До гостиницы кортеж, состоявший из "газика" начальника мухославской
ГАИ и двух черных "Волг", проследовал по главной улице города вдоль живого
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг